— Кира, дайте Евгению Васильевичу свою зачётку, пожалуйста, — с акульей улыбкой попросила Большакова.

Кира быстро положила развёрнутую зачётку на стол.

Додик с видом побитой собаки в следующей графе после своего «хорошо» написал «отлично» и поясняющий текст, типа ошибся и оценка точно «отлично»: чиркать в зачётке было нельзя.

— Кира, вы можете идти, — кивнула Большакова и Кира, поблагодарив, подхватила дублёнку и вышла из методического кабинета. Стоило только аккуратно прикрыть двери, как за ней раздался настоящий крик, но она решила не прислушиваться и ускорила шаг, направляясь к выходу.

— Ты молодец, — похвалил Грим, когда она вышла на улицу и вдохнула морозного воздуха.

— Мне хотелось… Его растоптать, унизить, чтобы его уволили, — вздохнула Кира, рассматривая звёздное небо. — Я так разозлилась. И на какой-то миг словно потеряла связь с реальностью. Словно я во сне, где нужно убить маньяка, понимаешь? Просто убрать что-то, что тебе мешает, с дороги. Как мерзкого таракана прихлопнуть тапком.

— Я ощущал, как ты сдерживаешь ману, — ответил Грим. — Ты хотела справиться с ним сама?

— Не знаю. Он сильно меня выбесил. Но я всё же… не хотела членовредительства, наверное.

— Ты же всё-таки человек, — хмыкнул Грим. — Злиться — это нормально для твоего вида. Ты смогла отделить свою злость от своего воздействия. И просто позволила себе позлиться как обычный человек.

— Ну, наверное, тогда это хорошо… — Киру передёрнуло. В какой-то миг ей показалось, что она на самом деле может организовать Додику несчастный случай в самом ближайшем будущем. Кира не была уверена, что её остановило именно человеколюбие, скорее, она просчитала вероятность отката и не желала, чтобы пострадал кто-то из её близких или она сама.

Она сделала длинный выдох, увидела шагающий по дороге одинокий силуэт и узнала Кирилла.

— Привет, ты как-то быстро, я решил, что подожду тебя и вместе погуляем, — предложил Кирилл, когда они поравнялись. — Ну, как всё прошло?

— Отлично, — хмыкнула Кира. — Всё как в анекдоте про аленький цветочек.

— Что… за анекдот?

— Ну этот, в котором купец спрашивает дочерей, что им привезти из стран далёких. Старшие дочки попросили подарки, настала очередь младшенькой, Настеньки. И просит Настенька: «А привези мне, батюшка, чудище огромное для плотских утех». Удивился купец, руками замахал: «Что ты, что ты, доченька, и не проси такого! Срам-то какой». Вздохнула Настенька и сказала: «Ну, раз иначе не хочешь, привези мне, батюшка, цветочек аленький».

Кирилл неопределённо хмыкнул, а потом усмехнулся.

— Вот и я как эта Настенька… — тоже усмехнулась Кира. — Похоже, создала немного проблем преподу. А поставил бы он эту пятёрку мне заслуженную, ничего бы не было.

— Он сам виноват, — сказал Кирилл.

— Чаще всего так и бывает. Даже поговорка такая есть: «не буди лихо, пока оно тихо», — ответила Кира и вспомнив одну цитату, хмыкнула. — Для всеобщего счастья меня надо всего лишь любить, восхищаться и давать денег. Разве я многого прошу⁈ — и захохотала.

Через четыре дня, во вторник, была консультация, и Домнин внезапно спросил Киру на всю группу:

— Калинина, что вообще за слухи ходят, что из-за тебя, твоих капризов и истерик нашего Додика из аспирантуры выгнали?

— Что? — не поверила своим ушам Кира.

— Он такой нормальный был, добрый, пятёрки всем поставил… — продолжил Домнин. — А тебе не поставил, так ты весь деканат на уши подняла. Удавишься из-за пятёрки.

— Всё понятно, — хмыкнула Кира, криво усмехнувшись. — Вот, значит, что ты про меня думаешь.

Она встала и пересела от Домнина на другой ряд — к стене.

Там в одиночестве на первой парте сидел Женя Ощепков. Был он мелким, рыжим и вдобавок заикался.

— Буду сидеть с тобой, — объявила Кира. — Можно?

Женя покраснел и попытался что-то сказать, но слишком сильно заикался, так что в конце концов просто кивнул.

— Ты чего там, обиделась? — фыркнул Домнин. — А что я такого сказал? Ты вообще о нас подумала, что нас могут заставить пересдавать пятёрки, которые мы получили?

Кира скептически хмыкнула. Домнин уже сколько староста — и до сих пор не знает, что заморочки с ведомостями и зачётками никому не нужны? Даже если бы преподавателя поймали на взятках, то студентов точно бы не заставили пересдавать предмет, который был «куплен».

В итоге она только закатила глаза, вздохнула… и промолчала.

Консультация прошла быстро. А «Альберт Мольбертович», их куратор, у которого они как раз и должны были сдаваться, задержал Киру после.

— Обычно спецпредметы не ставят автоматом, — сказал он.

— Вы об этом уже говорили, — ответила Кира. — В самом начале курса.

— О… Вот как, — кивнул «Альберт Мольбертович». — И всё же в пятницу вы меня очень впечатлили… Вы так же знаете и мой предмет?

Кира внимательно и спокойно посмотрела в глаза преподавателя, не понимая, чего он от неё хочет. Экзамен будет — и увидит сам, разве нет?

— Я решил поставить вам автомат, — всё-таки сказал «Альберт Мольбертович». — Давайте зачётку.

Кира ехала домой в полупустом автобусе. Получается, что приезжала на сессию меньше, чем на неделю. И всё же неприятный осадочек оставался. Получалось, что все те люди, с которыми она училась, не увидели оскорблений её преподавателем, возможно, даже посчитали их справедливыми в её адрес, не увидели, не интересовались её состоянием, болью, не узнали, что именно она сделала, чтобы получить оценку, но быстро осудили за результат.

Никто не видит твоих усилий, зато завидуют результату. Это даже забавно. Значит, она рано записала Домнина в друзья. Все они всего лишь соученики, не больше и не меньше. Возможно, раньше она бы даже расстроилась, может быть, начала оправдываться, рассказала, как всё было, но… Кире просто не захотелось. Оправдываться? Разве она в чём-то виновата, чтобы объясняться? И перед кем? Разве на самом деле чьё-то мнение в группе для неё важно? Не захотелось даже… пачкаться о чужие пересуды и домыслы. О чужую глупость и грязные мысли. Правы были тибетские монахи, придумавшие динамическую медитацию: мысли лишь мешают сосредоточению и просветлению.

Кира закрыла глаза и очутилась на зелёной поляне рядом с Гримом, который сидел на берегу и с каким-то детским восторгом бултыхал босые ноги в речке.

— Это ведь всё неспроста, да? — спросила Кира, присев рядом и без труда мысленно несколько раз сменив свою одежду на более подходящую. В итоге она выбрала майку-топик, бриджи и сланцы.

Грим упорно пытался поймать пальцами ног юрких мальков, которые начинали нападать, стоило замереть в воде.

— Я подхожу к рубежу человечности или вроде такого? Какой у меня ментальный возраст сейчас? — спросила Кира.

Над водой зависли сиусянские цифры, которые, дрогнув, превратились в «550,7».

Обратный отсчёт шестисот галактических зим, каждая из которых длилась примерно сорок земных месяцев.

— Почти пятьдесят, — хмыкнула Кира. — Ты говорил, что, по вашему мнению, земляне не могут перешагнуть ментальный рубеж пятидесяти галактических зим.

— Ты сможешь, — тихо ответил Грим. — Ты уже.

— Я без труда остановила свои мысли, только решив это сделать, — хмыкнула Кира. — Теперь я совсем не думаю, а проживаю. Качусь капелькой по паутине. Я думала когда-то: как можно разговаривать, не думая, что-то делать, не думая? Но… Оказалось, это вполне реально. Ты просто знаешь, понимаешь, делаешь и тебе нет нужды думать.

— Верно, — кивнул Грим.

— Я потеряю свою человечность, если перейду этот рубеж дальше?

— Полагаю, это во многом будет зависеть от тебя, — ответил Грим, наконец посмотрев на неё.

— Да, — согласилась Кира.

Автобус приехал, но никто не встречал, так как сообщить заранее о своём приезде Кира не могла.

Дома была только сестра, мама работала, папа был в командировке.

— Ты делаешь уроки? — спросила Кира, заметив на столе раскрытую тетрадку.