— Артём, помнишь, ты спрашивал про гениальную девочку, решающую контрольные по физике за пятнадцать минут? Так вот, знакомься, это — Кира, моя девушка.

Потом они долго смеялись над вытянувшимся лицом Артёма и булькающими звуками, которые выходили из его приоткрытого рта. Это на самом деле было очень забавно.

На дискотеке в прошедшую субботу Артём сам подошёл к Кире, поздоровался и пригласил на медленный танец. А когда они танцевали, спросил, почему она одна, без Влада. Точнее, посетовал, что такую красивую и зажигающую на танцполе девушку могут увести, пока его друг непонятно где прохлаждается. Получилось совершенно спокойно, улыбнувшись, сказать, что они с Владом больше не встречаются. Артём напрягся и после танца вывел её из зала в коридор, где они поговорили. Очень осторожно парень поинтересовался, что случилось, и Кире удалось, пожав плечами, весело ответить, что этот вопрос стоит задать Владу, который был инициатором их расставания.

— Вот дурак! — в сердцах воскликнул Артём, и Кира искренне засмеялась.

— Неужели ты думаешь, что я бы встречалась с дураком? — спросила она. — Просто так сложилось.

— Всё равно… Ты… такая… — Артём потупился и чуть покраснел. — А он… Он…

Кира на это улыбнулась.

— Ты меня совсем не знаешь… Я вредная, ехидная и постоянно рассказываю пошлые анекдоты.

Артём улыбнулся в ответ.

— То, что ты не стала ничего говорить плохого про Влада, уже многое о тебе говорит.

— А что я могу плохого про него сказать? — искренне изумилась Кира. — Это было бы как-то совсем странно. Если я встречалась с человеком, любила его, то человек же не изменился только из-за того, что нам стало не по пути. Он по-прежнему тот же, просто уже сам по себе. И я — сама по себе… По-моему, всё логично.

— О-о-о, — протянул на это Артём, весьма странно на неё посмотрев.

— Пойдём танцевать. Я, вообще-то, пришла сюда, чтобы развеяться…

«Чтобы не было такой боли, как сейчас, как тогда, когда он сказал те самые слова… Наверное, мне просто не надо было в него так влюбляться… Если бы я могла предупредить сама себя, оградить от этой боли расставания, — думала Кира, шагая в темноте. — Можно обманывать других, но от себя всё равно не скрыться».

Слёзы горечи потекли из глаз, замерзая на ресницах. Заснеженная дорожка расплылась, и она вдруг оказалась в очень знакомом коридоре. Светлом коридоре. От неожиданности Кира зажмурила глаза, а потом осторожно их открыла. Это было очень похоже на «матрицу» Грима с травой и небом, но… Дощатый, покрашенный красно-коричневой краской пол. До половины сине-голубые стены. Белый потолок. Сомнений не было. Это был коридор её школы. И Грима нигде не наблюдалось. Не может же быть, что?..

Кира потрогала стену, та была вполне реальной, шершавой и прохладной. Даже запах из столовки на первом этаже доносился. На негнущихся ногах, пытаясь понять, что происходит и что это за новые игры разума, Кира медленно пошла по коридору, в конце которого должен был быть кабинет, в котором она училась, и рядом… Кабинет, в котором учился класс Влада. Сердце мучительно заколотилось, и ей казалось, что этот звук разбивает тягучую тишину, стоящую в школе в середине урока. Хотя, может, это не середина урока, а просто пустая школа, в которой она не была с вручения аттестатов после выпускного.

Кира почти подошла к двери, как увидела… Себя, идущую со стороны учительской, в руках у той неё был знакомый классный журнал в коричнево-рыжей обложке.

Они стояли и смотрели друга на друга.

Первой заговорила она-школьница:

— Привет… Знаешь, ты очень похожа на меня…

— Да… Кира, — спохватилась она, вспомнив о своём желании и поняв, что происходит. — Давай присядем. Думаю, что у меня не так много времени… Понимаешь… Я — это ты, только в будущем.

Они сели на широкий подоконник с немного облупленной белой краской.

— Ну! — нетерпеливо сказала она-школьница, не выказав особого удивления. Впрочем, от себя Кира обмороков и нудных вопросов не по существу и не ожидала. — Я хочу знать, будем ли мы вместе⁈

— Что⁈ — она рассеянно собиралась с мыслями, произошедшее было слишком неожиданным и непонятным. Это происходит лишь в её голове или на самом деле? Грим точно как-то мог работать со временем… но сейчас его возможности ограничены? Или нет?..

— Я хочу знать, какое нас ждёт будущее с Владом! Вчера он признался мне в любви, я была такой счастливой! Мы с ним поженимся? Мы будем счастливы? А сколько у нас будет детей? — быстро прозвучали интересующие вопросы.

— Стой! Стой! Не гони коней! Я не из такого далёкого будущего, как ты думаешь… — остановила себя Кира. — Даже из совсем недалёкого, и ненамного тебя старше! И почему бы тебе не спросить, поступишь ли ты, например? — оттягивая неприятный разговор с самой собой, спросила Кира.

— Хм, — скептически посмотрела на неё младшая-она. — Я не сомневаюсь, что поступлю. Расскажи мне про Влада! Мы же будем вместе⁈

Она во все глаза смотрела на себя-юную. На улице была весна. Солнце светило в окна и ликовало в её волосах солнечными зайчиками. Перед ней сидела наивная влюблённая девочка. Глаза были полны веселья и радости. Она нежно улыбалась и предвкушала годы счастья.

«Что с ней будет, если я сейчас скажу, что всё слишком быстро кончится? — подумала Кира. — Я лишу её счастья и надежды?» — и вслух быстро сказала:

— У вас всё будет хорошо, не волнуйся. Прости, но мне уже пора!

Она поняла, что ей и правда пора, и спрыгнула с подоконника, краем глаза увидев, как школьница просияла от сказанных слов.

С неба размеренно падал снег. Кира снова шла по асфальтированной лесной дорожке. Уже почти дошла до корпуса, так что получается, что всё что случилось было в реальном времени.

— Почему ты не сказала ей? — спросил тихо низкий мужской голос её занемевшими губами.

— Как ты это сделал? — вопросом на вопрос ответила Кира. — Грим, как ты это сделал? Это было взаправду?

— Время относительно… так что — да, — философски ответил тот. — Так почему ты не сказала, сестра?

Кира остановилась и посмотрела вверх. Пушистые снежинки падали на горячее лицо. И тут же пришло воспоминание, как той весной к ней в школу приходила она-из-будущего.

— Потому что я не хотела знать правды. В конце концов, пережитое счастье и боль лучше, чем ничего. И я совсем забыла о своём жизненном правиле: проживать каждый день и не делать ничего, о чём можно сожалеть.

— Понятно, — ответил Грим, и Кира ощутила как её «подселенец» ушёл куда-то вглубь.

Она подумала, что если она была выращена вот так, как ей привиделось, в относительном времени, значит, Грим как минимум имел доступ к любому её воспоминанию. Даже если этого не было на самом деле, она будет это помнить. И тут же ей вспомнился случай из детства, когда ей было лет шесть и они переехали в новую трёхкомнатную квартиру, она смотрелась в зеркало в прихожей и хотела увидеть себя в более старшем возрасте, лет через десять — тогда это казалось ей огромной цифрой. И она в какой-то миг увидела в отражении взрослую девушку. Правда когда рассказала об этом маме, та сказала, что у неё очень богатое воображение и это классно, что она может представить себя в шестнадцать. А потом она как будто мельком в зеркале видела своё отражение в детстве. Был ли причастен к этому Грим, или это просто побочные эффекты от его влияния на её тело? Но теперь ей уже не казалось, что всему виной «разыгравшееся воображение». Всему появилось логичное объяснение, несмотря на всю подоплёку с вселением инопланетянина в её тело, всё равно — логичное. И это как-то успокаивало.

С неба размеренно падал снег.

Она шла, оставляя на тропинке новые следы.

И непонятно почему… улыбалась.

Кира отложила тетрадь с конспектами и задумалась.

Завтра первый экзамен и ровно месяц, как с ней случилось это. Вселение? Подселение? Заключение в её тело? Она так и не смогла подобрать для появления Грима какого-то конкретного термина. За этот прошедший месяц тот не особо ей мешал и почти не вмешивался в её жизнь, так что первоначальные тревога и подозрительность постепенно улеглись. К тому же Кира не была склонна переживать о том, что уже невозможно изменить, принимая новые правила игры. Наверное, это и имелось в виду, когда Грим говорил о её «гибкости сознания». Иногда Кира думала, чем может помочь своему «заключённому», но тот пока сам не особо шёл на контакт, к тому же идей не было, а бередить его раны, чтобы повторить случившийся катаклизм, совершенно не хотелось.