– С кем? – наивно спросила я.

– С тобой, – ответил он.

Я покраснела до корней волос. Он протянул руку, сорвал одуванчик и протянул его мне:

– Мужчина должен дарить цветы прекрасной девушке. Не воспринимай его как простой одуванчик – думай о нем, как о солнечном цветке.

Я вставила одуванчик в верхнюю петельку блузки и подумала, что никакие цветы, которые я буду получать до конца своей жизни, не будут значить так много, как этот солнечный цветок. Возможно ли влюбиться в человека за пять минут?

До самого вечера мы гуляли у озера и болтали. Оказалось, что у нас нет ни одной схожей черты. Более того, мы были полными противоположностями друг друга.

Во время фейерверка он совершил самый возмутительный поступок – поцеловал меня! Я почувствовала этот поцелуй всем телом: от губ до кончиков пальцев.

– Я всегда буду помнить твой поцелуй и фейерверки, взрывающиеся в небе, – сказала я Дону.

Он ответил, что пробудет в городе еще восемь дней, а потом уедет на Аляску. На мои глаза навернулись слезы. Это было так несправедливо: я встретила особенного парня, но в нашем распоряжении есть всего неделя, и больше мы никогда-никогда не увидимся!

Дон появился у моего дома на следующий день в самой уродливой рубашке, которую я когда-либо видела. Рубашка была голубой, с маленькими желтыми цветочками, к тому же слишком длинной, и ее пуговицы были расположены не на той стороне – она застегивалась как женская блузка.

– Моя мама любит шить, – объяснил Дон, – у нее это не очень хорошо получается, но она сшила эту рубашку для меня и расстроится, если я не надену ее хотя бы пару раз, пока буду дома.

Теперь он нравился мне еще больше, чем раньше. Ему было нелегко показываться людям в такой рубашке, но он был готов заглушить свою гордость, чтобы сберечь чувства матери.

– Я уезжаю на Аляску в воскресенье. Это самое красивое место, которое только можно себе представить. Там меня ждет хорошая работа. Я знаю, что мы познакомились всего два дня назад, но я должен сказать, что люблю тебя. Если уеду без тебя, мы больше никогда не увидимся, и думаю, что мы оба будем сожалеть об этом. Выходи за меня замуж и поедем вместе на Аляску, – сказал он мне.

Он был сильным и нежным, а во время того поцелуя на фоне фейерверка мое сердце готово было выпрыгнуть и разорваться.

– Да, я выйду за тебя! – ответила я.

Мы были знакомы два с половиной дня, и у нас не было ничего общего. Мы собирались пожениться в субботу, а в воскресенье уехать на Аляску.

У меня никогда не было серьезных отношений, я вообще очень редко ходила на свидания. Мои родственники были уверены, что я так и останусь «старой девой», поэтому настоятельно советовали найти хорошую и стабильную работу, чтобы я могла себя содержать. Теперь моя семья пребывала в ужасе – впрочем, как и семья Дона. С обеих сторон нас предупреждали о печальных последствиях.

Во время свадебной церемонии обе матери плакали. Их рыдания были настолько громкими, что люди не слышали, как мы обменивались клятвами.

Это была маленькая простая свадьба. Я надела взятое напрокат белое платье – слишком большое для меня, а Дон – одолженный у кого-то костюм, который, наоборот, был ему слишком мал. На наших свадебных фотографиях можно разглядеть жениха и невесту в одежде не по размеру, их матерей с красными, опухшими от слез глазами и мрачных отцов.

На следующий день мы уже сидели в самолете, направлявшемся на Аляску. Это было либо самое лучшее (либо самое худшее), что я когда-либо делала в своей жизни.

Мы продолжали оставаться противоположностями друг друга во всех отношениях. Нам нравилась разная музыка, еда и фильмы. Мы исповедывали разные религии, а наши политические взгляды были столь же противоположны, как Северный и Южный полюса.

Как ни странно, мы никогда не ссорились. Максимальным проявлением разногласий был чей-то тяжелый вздох, пожимание плечами или закатывание глаз, но мы никогда не повышали голос друг на друга. Обычно все заканчивалось тем, что один пытался рассмешить другого. Быть разными – нормально. Мы любили друг друга и не пытались друг друга изменить.

Мы были женаты вот уже двадцать семь лет, когда Дон ушел из жизни. У нас родилось четверо детей и четверо внуков. Они – единственное, что было между нами общего.

Первый тревожный звоночек прозвенел, когда в одном национальном журнале вышла та злополучная статья. В ней говорилось, что у женщин старше тридцати есть больше шансов быть пораженной молнией, чем найти мужа. Теперь все мои знакомые только об этом и говорили. В основном – применительно ко мне.

Что ж, я и правда могла служить живой иллюстрацией к статье. Я работала учительницей начальных классов в бедном районе города и в свои тридцать три никогда не была замужем.

В течение рабочего дня меня окружали одни женщины, а к вечеру я была слишком уставшей, чтобы заниматься чем-то еще, кроме как сворачиваться калачиком в постели в обнимку со своими планами уроков. Я потеряла веру в любовь, переехала к брату и считала первоклассников «своими детками». Иногда я пыталась заглянуть в будущее, но открывавшаяся картина была неизменной.

Я говорила себе, что все в порядке: мой брат был отличным товарищем, а дети наполняли мое сердце радостью, хотя первоначально о них ходили слухи как о «худших» детях на кампусе. Все называли их «белками Сьюзен». Надо ли говорить, что и я относилась к ним как к родным?

Не знаю, почему моя жизнь сложилась именно так. Моя мама вышла замуж в семнадцать лет, и я всегда думала, что пойду по ее стопам. Однако парень, в которого я была влюблена в школе, не оказался «тем единственным». Как и следующий парень. И тот, что был после.

В ожидании любви я получила два высших образования и сертификат преподавателя и работала на двух работах, чтобы оплачивать обучение. Когда я наконец подняла голову, мне было уже тридцать. А теперь вот эта статья.

– Это все неправда, – заверила меня моя подруга Джоанна, – нутром чую: ты найдешь кого-то, и очень скоро. Более того, предрекаю, что к весне ты встретишь свою настоящую любовь.

Ну да, конечно.

Прошло несколько недель. В школе ждали приезда некоего эксперта, который должен был научить нас использовать музыку и движение в процессе преподавания основных предметов.

Обязательные семинары будут проводиться раз в неделю для каждой группы. Учителям начальной школы для занятий выделили пятницы и разрешили использовать пустой класс по соседству с моим.

По правде говоря, я не хотела туда идти. У меня и так была довольно сильная программа с использованием музыки и разных движений, и мне не нужен был другой человек, чтобы учить меня этому. Однако мое мнение не имело никакого значения: школа уже оплатила консультации Стивена Трауга, и я была обязана присутствовать.

Ровно в тот момент, когда должны были начаться семинары, школу поразил грипп. Дети и учителя стали падать, словно мухи, эпидемия захватила треть школы. Разумеется, я тоже попала под удар.

В течение трех дней я была слишком больна, чтобы переживать о чем-либо, а когда в четверг позвонила в школу, то тут же услышала, как ужасно ведут себя мои дети с учителем на замену. В тот день они разбросали по полу все мелки и перевернули парты вверх дном, чтобы «рисовать» на плитке. Услышав это, я была в ужасе. Я так старалась руководить своим классом, а теперь болезнь свела на нет все мои труды.

– Мне нужно немедленно вернуться, – прохрипела я.

– Вы не можете. На завтра у вас запланирован семинар с мистером Траугом. Ваши уроки проведет другой учитель.

Мысль о том, что я буду сидеть в соседней комнате и получать инструкции по программе, которая мне не нужна, в то время как мои дети будут крушить классную комнату по соседству, показалась мне почти невыносимой. Я отпросилась с работы на остаток дня и решила использовать его, чтобы подлечить голос. Когда я вернулась в понедельник, вся школа была в востороге от мистера Трауга.