За этой мыслью Катерину застала вернувшаяся хозяйка дома.

— Оделась? Отлично. Будем есть и разговаривать.

Хозяйка принесла свежий хлеб — в тряпице. Развернула, положила на стол — у Катерины от запаха аж живот подвело, так есть захотелось.

— Чего мучаешься, сними пока лиф и юбку, — Мэгвин очевидно заметила Катеринины попытки зашнуровать обувь. — Не замёрзнешь, не дам. Наружу соберёшься — там и оденешься.

В этом был смысл. Без суконных верхов двигаться оказалось намного проще, и зашнуровать ботинки, и помочь хозяйке накрыть на стол.

— Скажи, а что, трусов у вас не носят? — спросила между делом Катерина.

— Чего у нас не носят? — не поняла Мэгвин.

— Трусы. Одежда такая. Для удобства и гигиены. Вот тут, — Катерина задрала юбки и показала — где именно. — Должны носить хотя бы панталоны!

— Нет, и я не знаю, о чём ты, — пожала плечами хозяйка. — А чего чулки не подвязала, свалятся же?

Пришла очередь удивляться Катерине. Оказывается, те верёвочки, которые она не знала, куда деть, были предназначены для того, чтобы завязать поверх колена и закрепить таким образом чулки. Сомнительная конструкция, конечно. Но если все они так ходят… Тьфу, бесстыдство. И никакой гигиены.

Хорошо, у зелёного сарафанчика длина до щиколотки, не так сложно двигаться. А как работу по дому делать в этой суконной шубе?

Видимо, Катерина не заметила, как произнесла последнюю фразу вслух.

— Насколько я понимаю, никакой домашней работой Кэт не занималась. Впрочем, ею и Маргарет не занимается, это ж не для миледи, — оттенок презрения в голосе не мог почудиться Катерине никак. — Ты дома чьей женой была?

— Женой? — это было так давно, что почти забылось. — Василия.

— Кем он был?

— Инженером на заводе, и то пока не выперли, — фыркнула Катерина. — Алкашом он был. Им был всю жизнь, им и помер. Выгнала я его, сердешного, он и пошёл на все четыре стороны. То есть, к матери своей, Светлане Львовне, царствие ей небесное, у неё и жил, пока не спился совсем.

— Выходит, его мать — она не с вами жила? Он не был старшим сыном?

— Нет, он был средним сыном. Из них троих самым путёвым был младший, Илюшка, да и тот спился в конце концов. Если ты о том, на что я жила — ну так что зарабатывала сама, на то и жила, и детей на ноги ставила.

— Ты была у кого-то в услужении? По тебе не скажешь.

— Вот ещё, в услужении. В школе я работала, детей учила. А потом ещё и завучем была. Расписание, методработа, выполнение планов и программ, успеваемость.

— Не понимаю, — с улыбкой покачала головой Мэгвин.

— Что тут понимать, школы-то и у вас есть, наверное. Должны быть, как без школ-то!

— Школы, кажется, были при монастырях, да те монастыри разогнали ещё в прошлое царствование, отец нашей нынешней королевы решил поменять веру — потому что иначе ему развода не давали.

— И где учатся дети? — не поняла Катерина. — Или неучами ходят?

— И ходят, и дома учатся, — кивнула Мэгвин. — Думаешь, здесь много грамотных? Да откуда! Лорд и его семья, да управляющий Гаррет, да священник отец Мэтью.

— А… это тело? — со страхом спросила Катерина.

— Это, как ты говоришь, тело было любимой дочерью Сэмюэля Торнхилла, и уж он постарался дать ей образование — хотел в столицу замуж отдать, не меньше, в свиту королевы. Кэт и пела, и на лютне играла, и стихи сочиняла, и говорила, кроме местного диалекта и правильного англицийского, на франкийском и как бы не на арагонском. И книги на древнем имперском читала. Лорд Торнхилл и подумать не мог, что его не станет, и сына его Саймона тоже не станет, и некому будет его Кэт замуж выдавать.

— Но… она ведь вышла замуж?

— Да, потому что Робби Телфорд, захвативший замок по приказу своего отца, не устоял перед её красотой. Да и приданое за ней было неплохое — замок Прайорсли, возле одноимённого города, и Торнхилл, но Торнхилл в руинах, потому что очень уж сопротивлялись защитники, а Прайорсли, говорят, как был игрушечкой, так и сейчас есть. И ты всё это знаешь, это твои земли.

— Как же я знаю-то, если на самом деле — нет? — спросила Катерина, доедая корку хлеба, очень уж был вкусный.

— Узнаешь, не сомневаюсь. Смотри, — Мэгвин смахнула в ладонь крошки, высыпала их за порог ожидающим птицам, и на освобождённом месте стола появилась светящаяся линия неправильной формы. — Это владения Телфордов. Телфорд-Касл тут, — поставила такую же светящуюся точку. — Вот здесь замки меньшего размера, четыре. Прайорсли — сбоку, — появилась точка пожирнее, — город, и рядом замок. Вот здесь Торнхилл, — ещё одна точка, — а тут север и граница, — линия прошла частично по краю телфордовских земель, и если это север — то ушла на запад. Телфорды — стражи границы, оттуда приходят северяне и пытаются отхватить себе хоть какой-нибудь кусок, но на моей памяти это ни разу не удалось. Воюют в среднем каждую весну, и пока речки опять льдом не схватятся, так что — весной и увидишь.

— А у них что, нет короля, у этих северян? Или тот король со здешним не в ладах?

— Почему же, и есть, и в ладах. Тамошний король — дальний родич здешней королевы. Да только он не станет за каждым головорезом по оврагам скакать. Поэтому тамошние — приходят, здешние — их бьют, и так будет всегда.

— И он не может приказать своей армии прекратить это?

— Его армия — это частично те же самые люди, которые приходят на эти земли. А частично — те, кто живёт ещё севернее, и пришли бы, да им соседи не дадут, делиться же потом, если вдруг добыча. И у них ещё склоки меж родами — вечные.

Так, регулярной армии нет, междоусобицы — есть. По одежде пока не понять, что за время. И как тут вообще жить?

— А… семья? Телфорды? Они… приличные люди?

— Сложно сказать, — и вновь оттенок презрения. — Самый приличный там человек — это твой деверь Джон, средний сын милорда. В нём нет жестокости отца и спеси матери, он пошёл в деда. Предприимчив, разумен, и воюет тоже неплохо. Твой муж Робби уродился в родню своей матери — Роузвиллов. Лучше всего — болтает языком, боец тоже неплохой. Но и всё. А младший, Джейми, истинный сын своего отца, вспыльчив и жесток. Есть ли у него отцовский ум — пока не понять, ему всего восемнадцать. Есть ещё Рональд, это племянник Грегори, сын его сестры Мэри, она замужем за одним из первых вельмож королевства, герцогом Морни. Он не наследник, потому что третий сын, а двое старших — от другой жены, покойной, но — у него уже есть свои владения. И он частенько болтается при дяде — говорит, что при дворе не с кем воевать, а здесь вороватые соседи никогда не переведутся. Дочь Грегори Летиция — шестнадцатилетняя девица, просватана за племянника того самого герцога Морни, а сейчас и вовсе гостит у тётки в столице. Ещё две дочери, Фанни и Энни — малы, им восемь и одиннадцать. Вот тебе и семья.

— И что, опять детей рожать? — спросила Катерина с мрачным ужасом.

— А как же? — пожала плечами Мэгвин. — От этого не деться никуда. Разве что ты сможешь сама выбрать, когда это делать.

— Как это? — нахмурилась Катерина.

О предохранении от беременности у них тут вряд ли знают! Или знают, но это вряд ли работает.

— Ты маг. И сможешь решить — понести тебе дитя или нет.

— Ты уже столько раз сказала, что я маг, но я-то ничего такого не вижу и не знаю, — сварливо возразила Катерина.

— Просто не сообразила пока. Смотри сюда, что ты видишь? — Мэгвин повела рукой куда-то в сторону стены.

Катерина вгляделась… и различила как будто тонкие нити, протянувшиеся от руки Мэгвин к стене, к окну, к двери, по полу и потолку. И нити были разноцветные.

— Нитки какие-то, — пробормотала она.

— Какого цвета?

— Больше всего белых. Есть рыжие, алые, немного синих. Фиолетовые. Зелёные. И золотые.

— Неплохо, — кивнула Мэгвин. — То есть, силу ты видишь. Протяни руку и коснись. Любого цвета.

Катерине понравились золотистые нитки — цвет красивый, как новогодние гирлянды. Она дотянулась и потрогала кончиком пальца.