— Грейс, проследи, чтобы была готова вода для мытья.

— Что? Какое ещё мытьё? — Джейми и так было не по себе, а тут он едва не подскочил.

— Кот, что ли, раз мыться не любишь? Вылизывайся тогда. И вообще я подскакивать не разрешала.

Катерина обмакнула пальцы правой руки в приготовленную мазь и принялась втирать её, как объясняла Бранвен — в плечевой сустав. Джейми взвыл.

— Эй, ведьма торнхилльская, ты что делаешь?

— Очевидно, провожу лечебную процедуру. О неприятных побочных эффектах госпожа Бранвен тебя ещё позавчера предупреждала. Но было решено, что вероятная польза от процедуры превышает возможный вред при её проведении.

— Я тебе, мать твою, дам вероятную пользу! Парни, выкиньте-ка её к чертям отсюда!

И тут случилось невероятное.

— Нам милорд Джон запретил её и пальцем трогать, — пробурчал один, белобрысый, кажется, его зовут Тим.

— И сказал, что повесит того, кто осмелится к ней прикоснуться, — добавил второй.

О как. Спасибо тебе, Джон. Продолжаем.

— Хочешь ходить — лежи и не дёргайся. Орать можно, разрешаю, — кивнула Катерина, переходя к локтевому суставу.

Видимо, смысл был в массаже разом с втиранием, потому что мазь втиралась, да, но для этого нужно было приложить усилия. Хорошо, Катерина кое-что знала о массаже в целом, и для неё процесс нереальным или непонятным не выглядел.

Джейми завывал и извивался — насколько позволяла его неподвижная половина. Бормотал сквозь сомкнутые зубы ругательства. Но Катерина не слушала — вот ещё, делать больше нечего. Сначала ей было неловко его трогать, но потом она приноровилась. Ничего, справится. Рука, нога, бок. Спина. Можно ещё другой бок помазать — чтоб синяк рассасывался.

— Пока всё, — Катерина закрыла крышку банки с мазью.

Пациент не ругался уже минут пять, лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.

— А он… с ним всё хорошо? — спросил белобрысый Тим.

— Его нужно срочно мыть. Подняли — и в ванну, — скомандовала Катерина.

Оказалось, что в ванне тоже нужна её помощь. Пришлось гадёныша ещё и помыть, потом завернуть в свежую простыню и кивнуть — уносите, мол.

Джейми открыл глаза только на кровати.

— Ведьма, как есть ведьма. Почему мне теперь всё это место как иголками колет?

— Очевидно, что-то там восстанавливается, — пожала плечами Катерина.

— Сама-то, поди, ни разу не пробовала эту дрянь?

— Не пробовала. Но доверяю тем, кто мне её посоветовал.

— Как других мучить, так первая, да?

— И это говоришь мне ты? — усмехнулась Катерина.

Сняла перчатку с левой руки и обмакнула в мазь один палец правой. Потерла по ожогу, который умудрилась заполучить, пока варила целебное зелье.

Острая боль пронзила несчастный ожог, будто там мало болело. Катерина прикрыла глаза, дышала — вдох, выдох, вдох, выдох… боль уменьшалась, уменьшалась, затем пропала совсем. Вместе с ожогом.

— А мне можно сюда? — спросил белобрысый Тим, показав рубец на ладони. — Вдруг поможет?

Катерина молча намазала. Тим шумно вдохнул, да так и остался — с разинутым ртом и выпученными глазами. Очевидно, жгло немилосердно. Но звуков не издавал.

Тогда у двоих оставшихся тоже нашлись какие-то места, пригодные для лечения чудодейственной мазью. Один даже постонал немного — его ожог оказался довольно большим. Все трое поглядывали на Джейми с уважением — он-то вытерпел намного больше.

— Так я прихожу вечером? — поинтересовалась у него Катерина.

— Приходи, чёрт с тобой, — проговорил Джейми, не глядя. — И долго так?

— Курс лечения — десять дней по два раза в день. То есть — двадцать процедур, — увидев его изумлённое лицо, не удержалась от подначки. — Считать до двадцати умеешь? Дети в Торнхилле умеют. Десять — и ещё раз десять. Сосчитай пальцы на руках и на ногах — оно и получится. И одна процедура уже за нами. Можешь делать зарубки — на стене там, на кровати, не знаю, где. Можешь пальцы загибать. Не загибаются — пометь один. Бантик привяжи. До вечера.

Сунула Грейс грязную простынь, собрала перчатки и банку с мазью — и пошла наружу.

— Как вы его жёстко-то, — восхитилась Грейс.

— Что поделать, если он другого языка не понимает, — пожала плечами Катерина.

Джейми вытерпел все двадцать процедур. Его корёжило, он выл и матерился, и богохульствовал тоже, и ругал Катерину — но на неё это никак не действовало. Чего ожидать от работы в классе коррекции? Уж никак не того, что с ней будут вести себя, как вежливые и воспитанные люди.

— Неужели всё? — выдохнул он, когда двадцатая процедура оказалась позади.

Надо сказать, что и рука, и нога выглядели поживее — какой-нибудь невролог сказал бы, что рефлексы улучшаются. Джейми немного шевелил пальцами, поднимал руку, дрыгал ногой. В начале курса и этого не было.

— Пока всё. Перерыв. Десять дней, или даже больше, — сказала Катерина.

— Слава богу. Ты ведьма, Кэт, не отпирайся.

— Я маг с навыками ухода за больными, — сказала она. — Даже не целитель.

Он дёрнулся всем телом и дотронулся повреждённой рукой до её пальцев. Потрогал — легонечко.

— Что такое? — подняла она бровь.

— Нет. Ничего, — выдохнул он.

Теперь всё равно перерыв, и может, у неё получится съездить в Торнхилл?

Катерина переговорила с Джоном — тот оказался не против поездки, его радовало улучшение у Джейми, и он надеялся на дальнейший прогресс. Грейс в предвкушении паковала дорожные мешки, Джорджи играл на флейте особенно радостно. Должны успеть, пока не развезло дороги.

Но вечером накануне отъезда в Телфорд-Касл прибыл гонец из столицы. И в доставленном высочайшем повелении значилось — всем взрослым Телфордам, какие есть, прибыть ко двору её величества Елизаветы не позднее начала Великого поста.

Сказать, что Катерина огорчилась — ничего не сказать. Она-то уже собралась домой, а тут — нужно ехать совсем в другую сторону. Пришлось спешно писать письмо Хью, отцу Томасу и Филу — что отправляется в столицу и не знает, когда вернётся, но — вернётся непременно, так скоро, как только сможет.

Грейс переполошилась, что в Торнхилле осталась вся приличная одежда Катерины — потому что явиться ко двору в серой шкурке немыслимо. Она Джону так и сказала — миледи в таком виде никак нельзя её величеству показывать. Джон вздохнул, и с гонцом отправил повеление — везти сундуки Кэт.

Было понятно, что сам он едет, так же, как понятно то, что лорд Грегори остаётся под присмотром слуг. С Джейми вышло так: Джон предложил ему остаться и командовать, пока сам он ездит, но тот упёрся — всех Телфордов, значит всех. И никаких карет и носилок — сесть в седло ему помогут, а дальше уже он не вывалится. Катерина не взялась комментировать ситуацию никак — сам не маленький, разберётся.

Из Солтвика приехала Анна. Тоже привезла сундук нарядов — потому что ко двору. Она-то, в отличие от Кэт Торнхилл, в девичестве успела год прослужить королеве — и где-то там как раз Джон её и разглядел. Катерина изумилась — а как же младенец и девочки Телфорд, но Анна улыбнулась и объяснила — с детьми осталась её незамужняя старшая сестра Оливия.

Было видно, как рад Джон её прибытию — он стал больше улыбаться. Даже если просто решал какие-то дела замка — теперь он делал это с улыбкой. Анна нравилась Катерине — она держалась спокойно и с достоинством, и хоть формально у неё было, наверное, больше прав командовать хозяйственной частью Телфорд-Касла, но она не рвалась. Внимательно присматривалась ко всему, что делала Катерина, но с советами и своим мнением не лезла. Ничего, если Катерина что-то понимает — Анне всё это и достанется, рано или поздно, так что — от неё не уйдёт.

А пока Анна внимательно осмотрела вещи Катерины и только покачала головой. В ответ на слова о том, что из Торнхилла привезут ещё, сказала — вот и хорошо, посмотрим тоже.

Из Торнхилла привезли и сундук, и письмо для Катерины. Отец Томас писал, что пусть миледи не беспокоится — дела в порядке, и выполняет в Телфорд-Касле и в столице всё, что нужно. Опять же, в столице есть возможность приобрести всякое и разное для замка и хозяйства — пусть миледи Кэт непременно всё это выяснит, обо всех нуждах она знает лучше, чем кто-либо другой. Катерина же лишь вздохнула — знает, всё верно.