— Это тебе за службу. Больше ты мне ничего не должен. Если хочешь, можешь вернуться в университет. Этих денег рачительному человеку хватит на год учебы.

Мой кутильер был младшим сыном виноторговца из большой деревни, расположенной километрах в пятнадцати севернее Тура. Старший брат должен был наследовать отцовское дело, а младшего решили выучить на врача. Самое забавное, что в российских деревнях дети-врачи тоже были гордостью родителей. Учителя или инженеры котировались ниже. Когда Лорен учился в Париже, его отец и старший брат повезли туда вино на продажу. И сгинули, оставив вдове долги за вино, взятое на реализацию. Без поддержки родителей учиться было трудно. Ловкости рук тоже не хватало, поэтому вылетел из университета после того, как поймали на краже. От отрубания правой руки церковники спасли — и на том спасибо! Можно было доучиться в другом университете: в Орлеане, Пуатье, Бордо… Их теперь стало много. Даже в Бурже, зачуханном городке, и то недавно открыли университет.

— Перехотелось мне учиться! Врачом я так быстро и так много не заработаю, — честно признался юноша. — Лучше тебе послужу.

— Как хочешь. Только учти, что в моей профессии колодками не отделаешься. Могут повесить так высоко, что завтрашний день не увидишь, — сказал я.

— Лучше висеть с полным желудком, чем разгуливать с пустым, — поделился жизненным опытом мой кутильер.

Его философское отношение к жизни меня порадовало.

— У нас три дня на отдых, а потом поедем в Бургундию. Так что можешь гульнуть на славу, но на четвертый день утром должен быть здесь, — разрешил я.

— Я лучше домой съезжу, — сказал Лорен Алюэль. — Коня и доспехи можно взять?

— Конечно! Иначе никто не поверит, что ты теперь важная птица! — насмешливо произнес я и серьезно поставил условие: — Только сперва сделай копию охранной грамоты.

В Памплоне он по моему приказу сделал копию предыдущей. Я не заметил разницы. Видимо, колодки пошли впрок. Без подорожной сейчас путешествовать трудно. Идет война, все засылают шпионов, которые, из-за отсутствия раций, вынуждены переправлять информацию с гонцами. Тех ловят время от времени и поступают с ними жестоко, как с предателями, какой бы национальности и чьими бы подданными они не были. Поэтому на дорогах возле городов обязательно встретишь отряд жандармов, которые старательно обыщут всех подозрительных. За поимку шпиона или гонца им назначена большая премия, сумма которой зависела от важности перехваченного сообщения. Так что взятку предлагать было бесполезно: король заплатит больше. Кстати, к шпионам в эту эпоху относились без романтизма. Их считали слугами дьявола. В чем, по моему мнению, правы. Деятельность шпиона, как и дьявола, заключается в том, чтобы найти нестойкого человечишку и совратить его, заставить продать душу. Это у шпионов настолько в крови, что, поменяв работу и даже став президентом России, все равно продолжают совращать всех, подвернувшихся под руку, начиная со своей команды. Рыба на крючке плывет туда, куда хочет рыбак.

От въезда на территорию Бургундского герцогства у меня осталось примерно такое же впечатление, как в будущем от пересечения российско-норвежской границы. По одну сторону подозрительность, шпиономания, куча жандармов, постоянные проверки, а по другую — спокойная, ненапряжная жизнь. Следуй, куда хочешь, если не нападаешь на других. На всякий случай я проехал сначала на восток, вглубь герцогства, а потом повернул на северо-запад, чтобы подъехать к Тоннеру с юго-востока. По придуманной мной легенде, я, фессалийский рыцарь, следую к герцогу Карлу Бургундскому, который сейчас со своей армией во Фландрию или Пикардии, чтобы предложить ему свои услуги. На мне опять та самая одежда, в которой я попал в эту эпоху. Именно она, как я заметил, делает мою легенду правдоподобной. Только человек из далекой и дикой провинции может так вырядиться! Еду на иноходце, купленном за семьдесят экю в Туре. Это четырехлетка темно-гнедой масти с узкой белой полоской — проточиной — на голове, от глаз к ноздрям. Второго коня, боевого, которых сейчас называют баядерами, купленного за шестьдесят пять экю, массивного семилетку гнедой масти с черным «ремнем» на хребте, ведет на поводу кутильер Лорен Алюэль. Он теперь едет на моем бывшем скакуне, а второго жеребца, навьюченного нашим барахлом, тоже ведет на поводу. Того кона, которого мне «подарил» Жан Дайон, я продал всего за восемнадцать экю.

Народ в Бургундии богаче. Если во Франции изредка попадались брошенные поля, то здесь все земли в деле. Деревни многолюдны. Крестьяне общительны и деловиты. Много зажиточных, которые одеваются не хуже, чем французские купцы средней руки. Тут все пытаются выглядеть богаче или хотя бы ярче, быть не похожими на остальных. Уж какое разнообразие шляп во Франции, а здесь еще больше. Что значит несколько десятков лет без войн!

Когда мы повернули на север, то догнали обоз из пяти арб, запряженных волами, и полусотни паломников, которые возвращались из Осера, где в аббатстве Сен-Жермен поклонялись мощам святого Аарона, епископа Осерского. Средневековье — это период, когда дороги христианских стран заполнены придурками, которые шляются от одного разрекламированного муляжа к другому, надеясь, что это решит их проблемы. На арбах везли вино в Тоннер, выполняли заказ графа. Старшим был пожилой мужичок в самой странной шляпе, которую я только встречал в эту эпоху. Она была обрезана не спереди, как у многих, а с боков и сзади. Поля спереди напоминали козырек бейсболки. Благодаря этому козырьку, глаза владельца шапки, которого звали Жак Гюло, постоянно были в тени. Видимо, глаза больные, не переносят солнечный свет, а солнцезащитные очки пока не придумали. Он был довольно болтливым малым. Уже к концу первого дня я знал о графстве Тоннер не меньше, чем его жители. Жану де Сен-Эньяну было под семьдесят. Правил он жестко, но справедливо. Именно так всегда характеризуют тех правителей, при которых часть высоких налогов расходуется на поддержание нормальной жизни на вверенной территории. Зато его сын Шарль предпочитал пировать и охотиться. Жители Тоннера молились, чтобы старый граф прожил как можно дольше.

Мы встретили виконта Шарля на подъезде к городу. Он со свитой из десятка дворян, двух десятков слуг и трех десятков собак возвращался с охоты. На трех телегах везли добычу: на передней несколько косуль, на второй — двух кабанов, на третьей — медведя средних размеров. Понятия не имею, зачем они убили косолапого, летний мех которого никуда не годится, а мясо не самое вкусное. Скорее всего, ради забавы. Виконт, которому было лет сорок пять, скакал на красивом сером иноходце. На его холеном и гладко выбритом лице самодовольство соревновалось с самолюбованием. Дублет из красной в золотую диагональную полоску ткани с подбитыми ватой плечами и грудью плотно облегал его толстое тело, делая еще толще. Поскольку попона на коне тоже красная в золотую полоску, это, скорее всего, цвета герба. На сапогах с высокими голенищами были позолоченные или золотые пластины, защищающие стопы и голени. Когда скачешь по лесу, есть шанс удариться ногой об дерево. Иногда такие столкновения заканчиваются переломами.

Наш обоз сразу съехал на обочину и остановился, пропуская охотников. Остановился и я.

Когда Шарль де Сен-Эньян поравнялся со мной, приподнял свою шляпу и поприветствовал его:

— Добрый день, граф!

Мой обращение польстило.

Виконт придержал коня и спросил:

— Ты кто такой?

— Странствующий рыцарь. Ищу сеньора, которому нужен смелый воин, — ответил я и спросил сам: — Графу не нужен верный рыцарь?

Я собирался устроиться на службу к его отцу, присмотреться и найти способ убрать графа де Шарни. Во Франции отец нынешнего короля запретил сеньорам иметь собственные отряды, но в Бургундии это пока разрешалось.

— Мне никакие рыцари не нужны. Пусть воюют те, кому больше нечем заняться! — беспечно ответил он и, чтобы смягчить отказ, спросил скакавшего рядом мужчину — своего ровесника и такого же толстого, одетого в просторный темно-коричневый гаун из дорогой фламандской шерсти, под которым угадывалась кираса: — Пьер, а тебе не нужен этот славный вояка?