Корабль был спущен на воду в середине апреля и к концу мая доведен до ума. По требованию корабелов был приглашен за десять золотых священник, который окропил палубу красным вином. Видимо, вино заменило кровь жертвенных животных или людей. Затем адмирал Жан де Монтобан пожелал кораблю долгих лет плавания и выпил вино из нового, специально купленного, серебряного кубка, который зашвырнул далеко в море. Полет кубка проводило множество пар глаз. Во время отлива здесь будет много желающих разбогатеть.
Теперь барк был готов отправиться в поход. Кладовые заполнили оружием, боеприпасами, доспехами, запасными материалами, едой и бочками с водой. Экипаж из тридцати матросов, пятидесяти комендоров и двадцати морских пехотинцев — арбалетчиков и аркебузиров — обучен и размещен в каютах и кубриках. Матросы и арбалетчики будут получать по четыре экю в месяц, аркебузиры и комендоры — по пять, младший командный состав — по семь, а офицеры — по десять. На корме с правого борта находилась моя большая каюта с кабинетом, спальней и санузлом, с левого — каюты поменьше для двух шкиперов, которые выполняли обязанности лейтенантов, а между ними — совсем маленькая для Лорена Алюэля и Тома. Под нами были винный погреб и каюта для «унтер-офицеров»: боцмана и его помощника, двух старших комендора, по одному на каждый борт, сержанта морских пехотинцев, счетовода, плотника и лекаря. Рядовой состав располагался в двух кубриках в носовой части, матросы отдельно от пехотинцев. Так им будет легче враждовать и труднее сговориться.
К тому времени с Карлом, герцогом Бургундским, было подписано перемирие, но началась война с Хуаном, королем Арагона, Наварры и Сицилии, из-за графства Руссильон. Несколько лет назад Людовик, король Франции, одолжил ему денег, взяв в залог это графство. Король Хуан считает, видимо, что долги возвращает только трус. Руссильонцы поддерживали то одну сторону, то другую. Я сразу вспомнил Роже де Слора, родившегося в Руссильоне и ставшего графом Афинским. Он тоже всё время старался поддерживать ту сторону, которая, по его мнению, сильнее. Знал, где родиться.
Перед отплытием адмирал Жан де Монтобан вручил мне грамоту, которая свидетельствовала, что я служу королю, а потому имею право захватывать суда воюющих с ним стран. В благодарность за нее придется отдавать десятую часть добычи. Из оставшегося две трети заберу я, как капитан и судовладелец. Команде достанется маловато. Я предупредил об этом. Народ поворчал, но никто не ушел. В прошлом году, во время войны с Бургундией, базировавшиеся здесь корабли захватили около полусотни фламандских «купцов». Добычу пропивали всю зиму. Те, кто поумнее, вложились в недвижимость, взвинтив цены на нее в Онфлере и окрестностях. Готовились и в этом году подразжиться, но перемирие сломало их планы. Отправиться, подобно мне, на Средиземное море, чтобы пограбить арагонцев, никому из местных капитанов и в голову не приходило. Так что с наймом команды у меня проблем не было, отбирал лучших
В Бискайском заливе нас прихватил шторм. Потрепало не долго, но от души. Барк держался молодцом. Воду брал в меру. Для многих членов экипажа высокие океанские волны были в новинку. В первый день шторма многие валялись пластом и все без исключения молились. На второй пообвыклись, молиться стали реже. На третий, последний день шторма, только крестились, когда высокая волна ударяла в корпус, поднимая фонтаны брызг. К тому времени между тучами появились просветы, через которые солнце выглядывало посмотреть, как мы тут поживаем. В его лучах мириады мелких брызг загорались радугами, веселя глаз. Потом мы поймали сильный «португальский норд» и полетели со скоростью, иногда доходившей до четырнадцати узлов. Мои шкипера, да и многие опытные матросы, были приятно удивлены. То, что барк уверенно прошел через шторм, они оценили, но не сильно удивились, а вот скорость, которую развил корабль, показалась им запредельной.
— От нас ни один купец не убежит! — уверенно произнес сорокадвухлетний шкипер Антуан Бло — коренастый мужчина с ногами такими кривыми, словно полжизни держал между ними бочонок, и длинными, черными с сединой волосами и бородой.
— А мы от кого хочешь удерем! — подержал его шкипер Жакотен Бурдишон, который был на два года моложе, выше и толще и заплетал темно-русые волосы на голове и бороду в две косички, перевязывая их черными ленточками.
Как он рассказал мне, недавно у шкипера умерла жена, четвертая по счету. После возвращения из похода собирался жениться в пятый раз, причем на девице, а не вдове.
— Если возьмем хорошую добычу, отбоя от невест не будет! — не сомневался Жакотен Бурдишон.
Гибралтар теперь контролировали христиане. Африканский берег лет шестьдесят назад захватили португальцы, а европейский вместе с Гибралтаром несколько лет назад — кастильцы, хотя мусульманский Гранадский эмират на Пиренейском полуострове еще существовал. Шли мы ближе к европейскому берегу. Из порта Гибралтар наперерез нам выскочила небольшая сорокавесельная галера под кастильским флагом, но ее капитан неправильно рассчитал упреждение, а скорость у нас была больше на пару узлов, поэтому для меня осталось загадкой, чего они хотели? Скорее всего, денег. Вопрос только, плату за проход или сразу все? Оба мои шкипера понятия не имели, платят тут кому-либо или нет. Французские купцы только недавно, по инициативе Людовика Одиннадцатого, стали осваивать Средиземное море, интересуясь в первую очередь Египтом и Ближним Востоком. Возили оттуда пряности, благовония, ковры и прочие сарацинские товары.
Первая добыча попалась нам неподалеку от Болеарских островов. Это было одномачтовое суденышко дедвейтом тонн двадцать с большим латинским парусом. Оно везло пшеницу из Валенсии. Гнались за ним полдня. Заметив нас, арагонцы сразу повернули круто к северо-западному ветру, довольно свежему. Надеялись, что мы таким курсом быстро идти не сможем. Уверен, что от других кораблей, включая весельные, они при свежем ветре убегали в лёгкую. Мы догнали. Зачин нельзя упускать, иначе удачи не будет. Экипаж состоял из четырех человек: капитана-судовладельца лет двадцати пяти, двух пожилых матросов и мальчишки лет десяти. У меня с прошлой эпохи настороженное отношение к зерну. Узнав, какой везут груз, первым делом проверил, не болен ли кто их экипажа, нет ли дохлых крыс? Все четверо были здоровы. Часа за три мы перегрузили зерно в трюм барка. Большую часть продадим в порту, а остальное перемелем и отдадим пекарям, чтобы заготовили нам сухари.
После чего пошли на север, в район Барселоны. Я предполагал, что там будет добыча получше. И не ошибся. Эти три судна впередсмотрящий заметил около полудня. Они шли навстречу, но ближе к берегу. Одна четырехмачтовая каракка и две трехмачтовые каравеллы. По крайней мере, так их классифицировали мои шкипера. Каракка была примерно тридцать метров длиной, десять шириной, высотой надводного борта около шести и грузоподъемностью, по определению моих шкиперов, около трехсот тонн, как я перевел с мюидов — французской меры объема сыпучих тел. На фоке и первом гроте — прямые паруса и трапециевидные марселя, на втором гроте и бизани — латинские. Под бушпритом висел почти до воды парус, называемый блиндом. На мачтах широкие площадки для стрелков. На баке и корме высокие, сужающиеся кверху надстройки, причем кормовая — четырехпалубная. Каравеллы были длиной менее двадцати метров и шириной около пяти. На всех мачтах латинские паруса, у которых реи фока и бизани повернуты нижним концом вправо, а грот — влево, бабочкой, и площадки для стрелков. Надстройки высокие. Поняв, что мы идем на сближение и явно не для того, чтобы спросить, в каком направлении Барселона, обе каравеллы заняли позицию ближе к берегу, предлагая каракке первой вступить в бой. На ней готовились дать нам отпор. Пушек несет много. Все стояли на главной палубе или верхних палубах надстроек.
Я знал, что главное — не подставиться под первый залп. Второго. Скорее всего, не будет. Поэтому повел барк так, чтобы подрезать нос каракке и, не попадая в зону обстрела, самому прочесать ее палубы картечью. Ее капитан разгадал мой маневр и начал поворачивать корабль вправо. При попутном ветре и такой парусности корпуса это было сделать нелегко. Тем более, что помешали мои погонные орудия, которые первым же залпом снесли парус на фок-мачте. В тот момент, когда каракка развернулась к нам левым бортом, барк был к ней носом. Арагонские орудия загрохотали вразнобой. Басовито ухнул главный калибр, менее внушительно — пушки поменьше и совсем уж несерьезно — фальконеты. Между кораблями повисло черная туча, которую быстро унес ветер. В корпус попали всего два ядра, оба в левый борт, но парусам и рангоуту досталось. Оба прямые паруса стали похожи на решето. Члены моего экипажа, которые во время вражеского залпа прятались, сразу выскочили из укрытий и начали восстанавливать повреждения. По ним открыли огонь стрелки из луков, арбалетов и тяжелых аркебуз с марсовых площадок. У нас появились первые раненые и убитые. Барк тем временем начал поворачивать влево, в обратную сторону, и нагонять вражеский корабль. Когда развернулись к каракке правым бортом, она была на дистанции метров сто пятьдесят и поворачивалась к нам кормой, но делала это очень медленно.
