В море нас прихватил небольшой шторм. Ветер был западный, нес нас в сторону ваттов — мелководных морских участков. Они тянутся вдоль юго-западного берега полуострова Ютландия. В будущем этот район будут называть Ваттовым морем. Мы благополучно дотянули до пролива Скагеррак, повернули на северо-восток, а потом и на восток. Место, где сливаются Балтийское и Северное моря, видно визуально — сталкиваются воды разного цвета. Обогнув северную оконечность полуострова, оказались в проливе Каттегат. Ютландия плоская, от ветра не закрывает, но волны высокой в проливе не было. Проследовав между материком и островом Лесё, добрались до Лим-фьорда. Возле входа в него встали на якоря, ожидая смены ветра. Заходить во фьорд при сильном встречном ветре я не рискнул.
Купец Йенс Нильсен нетерпеливо бегал по палубе, поругивая противный ветер. Время от времени он останавливался возле меня и рассказывал, что будет делать с женой, когда дорвется до нее. Я уже подробно знал, как она ведет себя во время занятий сексом — спокойно, стараясь угодить мужу. Ее этот процесс интересовал только для продолжения рода и поддержания благоприятного психологического климата в семье.
— Хорошая у меня жена! — каждый раз заканчивал купец.
У него всё было хорошее, кроме погоды.
Через два дня наладилась и она. Ветер подутих и сменился на северо-восточный. Мы благополучно добрались до города Ольборга. Коварных опасностей во фьорде нет. В будущем лоцманская проводка будет не обязательная для судов менее восьмидесяти метров длиной, если не идут через разводной железнодорожный мост. Будет еще и автомобильный мост, связывающий расположенный на южном берегу Ольберг с расположенным на северном берегу Нёрресуннбю. Пока что мостов нет, как и ветряков для выработки электроэнергии, угольной электростанции, элеваторов, контейнерного терминала и королевского фахверкового замка Ольборгхус, а на северном берегу всего лишь небольшая деревня. Город Ольборг защищен рвом шириной метров восемь и валом высотой три с половиной и с дубовым палисадом поверху. На пяти углах по каменно-деревянной прямоугольной башне и три надвратные: Водная, Лесная и Орхусская. Судя по всему, здесь давно не было войн. Все воинственные викинги разбрелись по Европе. Дома оставались мирные и трудолюбивые.
Причал был сооружен из толстых дубовых бревен, вбитых в дно у берега. Лесов здесь пока много, подступают к городу с трех сторон. Все население города собралось на берегу, чтобы посмотреть на диковинный корабль. Мужчины и женщины стояли большими группами и громко обменивались мнениями. В основном решали вопрос: дойдет ли такая громадина до Англии, не перевернется ли, не разломается на высокой волне или лучше использовать ее на Балтике, где волны пониже? Когда на причал свели моих лошадей, наступила тишина. Если стоимость барка была чем-то далеким, нереальным, то цену жеребцам определили сразу: каждый, по меркам большинства зевак, стоил целое состояние. Теперь никто из них не сомневался, что в Ольборг приплыл настоящий рыцарь, знатный и богатый, а не какой-то купчишка. Датскому дворянству пока позволено лезть на пальму, если задница прикрыта шелковыми штанами, а купцам — нет, не зависимо от штанов. Йенс Нильсен рассказал им услышанное от меня, что я служил в Бургундии командиром отряда и делал это так хорошо, что герцог Карл щедро наградил меня, а король Людовик возненавидел.
Смотрины продолжались все дни, пока мои матросы разгружали корабль. У них тут так мало новостей! Сперва выгрузили товары купца Йенса Нильсена, а потом занялись моими, перевозя их на большой постоялый двор, расположенный в городе. Мы были первым торговым судном, пришедшим в порт в этом году, поэтому проблем с наймом склада не было. Хозяин постоялого двора Педер Аксельсен был таким же болтливым пухлощеким весельчаком, как Йенс Нильсен. Он, наверное, соскучился без дела за зиму, потому что помогал городским чиновникам взвешивать и пересчитывать груз, а моим матросам — укладывать в большом и высоком, сложенном из песчаника пакгаузе. После окончания разгрузки дотошные чиновники сообщили мне сумму, которую придется выплатить, если продам здесь весь груз, и минимальную партию каждого товара, разрешенную к реализации. Я мог торговать только оптом. За продажу в розницу будет наложен высокий штраф и конфискован товар. Так поступали и в других странах, поддерживая собственных мелких торговцев. Впрочем, я не собирался заниматься розничной торговлей. И так придется задержаться здесь надолго, потому что первая ярмарка будет только после Пасхи, через полторы недели. После чего по Ютландии разлетится слух, что я привез почти четыреста тонн всякой всячины, которой не хватает местным жителям, и в Ольборг потянутся купцы. Закончив выгрузку, я поставил барк на якорь, освободив причал. Матросы остались на корабле, общаясь с берегом с помощью шлюпки. Лорен и Тома поселились вместе со мной на постоялом дворе, в соседней комнате.
Город, конечно, сильно изменился с тех пор, как я здесь был в последний раз, лет пятьсот с лишним вперед. Он намного меньше. Вымощены только главные улицы и центральная площадь, на которой проходят ярмарки. Мне показалось, что площадь эта стала больше. Ратуша на ней пока каменно-деревянная и маленькая и нет напротив нее дома, на которой барельеф в виде головы человека, показывающего язык городским чиновникам. Говорят, хозяина дома не выбрали в совет, вот он и показал, что думает об остальных советниках. В будущем этот дом будет туристической фишкой города. Умеют датчане делать туристические блёсны. Уже есть собор, но он ниже и вроде бы меньше, хотя рядом с невысокими соседними домами кажется выше и больше. Нет улицы забегаловок, которую будут называть самым длинным баром Европы. Кабаки хаотично разбросаны по всему городу. Стоит на прежнем месте больница братьев монашеского ордена Святого духа, еще не огороженная каменной стеной и не превращенная в монастырь. Если не считать луж на немощеных улицах, чистота в городе на прежнем уровне. В отличие от многих европейских городов, мусор здесь на улицы не выбрасывают и безнадзорные свиньи по ним не шляются.
За два дня до Пасхи ко мне в гости приехал на убогом коне коровьей масти мужчина лет сорока восьми, среднего роста, плотный, с густыми русыми с сединой волосами, подстриженными «под горшок», круглым румянощеким лицом с короткими усами и бородкой. Одет он был в гаун длиной до коленей, сшитый из добротной, но не дорогой, шерстяной материи темно-синего цвета и застегнутый на темно-коричневые пуговицы из рога, наверное, лосиного, и черные штаны, заправленные в сапоги из мягкой кожи, голенища которых спереди закрывали колени, а сзади были укорочены сантиметров на пять. На поясе с надраенной медной бляхой в форме медвежьей головы висел кинжал с рукояткой из такой же кости, что и пуговицы, и ножнами, обтянутыми желтоватой кожей. Я понаблюдал за ним через прямоугольную амбразуру, которая служила окном и закрывалась на ночь ставнем. Решил, что какой-то купец приехал арендовать склад, и забыл о нем. Зашел он в мою комнату без стука. Я, сняв башмаки, как раз лег одетый на застеленной кровати после сытного обеда, состоявшего из соленой, копченой и жареной сельди, потому что был большой пост, и порядочного куска копченого окорока, потому что атеист. Ремень с кинжалом висел на колышке, вбитом в стену. Впрочем, вид у гостя был не агрессивный.
— Я — Нильс Эриксен из рода Гюлленстьерне, — представился он.
Судя по наличию родового имени, он — знатный человек. Я, встав и обувая башмаки, назвал свое имя, предложил гостю присесть на одну из трех трехногих табуреток, которые стояли возле низкого трехногого стола.
— Тома, у меня гость! Принеси вино и сладости! — крикнул я.
Пока ждали слугу, обсудили погоду, ненавязчиво изучая друг друга. Поскольку погода в Дании бывает только плохая или очень плохая, тему исчерпали быстро, остановившись на первом варианте.
Чтобы заполнить паузу, Нильс Эриксен из рода Гюлленстьерне спросил:
— Ты женат?
— Вдовец, — ответил я. — Семья утонула вместе с кораблем во время шторма, один я выплыл.
