— Договорились. Значит, определяю вас в младшую группу…

Закончив с ней, Кей пошел со своим блокнотом дальше, а я еще минут пятнадцать наблюдал за тем, как он подходит к людям и приказным, безапелляционным тоном раздает назначения. Наблюдал, как люди заискивающе ему улыбаются, просительно заглядывают в глаза, суетятся при его приближении. Когда наблюдать мне надоело, я повернулся к Лоре со словами:

— Не заискивайте перед ними, Лора, и перестаньте так робеть, иначе вас здесь сожрут. Мы, как видно, угодили в самый настоящий террариум.

В ту же ночь сестра Мэри с присущей ей веселой усмешкой мне сказала:

— Ну вот и подлечили тебя, пациент. Слышала, завтра ты переселяешься в большой мир. Станет скучно, заглядывай ко мне. Буду рада.

— Станет скучно, загляну, — в тон ей ответил я.

Как и обещал сержант Кей, утром еще до завтрака пришел рядовой Трэвис. Собрав группу из тех, кто отсидел на карантине положенный срок, он повел нас в одно из тех огромных восьмиэтажных зданий, что я разглядывал по приезду. Как теперь выяснилось, первое полностью занимали военные, во втором жили такие же как мы, несчастные и обездоленные беженцы.

По площади второй корпус был больше, а в центре него имелся открытый атриум, так что все строение, если смотреть на него сверху, представляло собой прямоугольник с дыркой посередине. Первый этаж и подвал использовался под гаражные, технические и складские помещения, на втором находились кухни, два громадных обеденных зала, прачечные и территория общего пользования, а начиная с третьего — жилые отсеки. На каждом этаже их было по шесть и являли они собой вместительные бетонные квадраты с окнами во всю стену.

Меня вместе с Терри поселили в одном из таких квадратов на пятом этаже. Лору разместили там же, но в другом его конце. Он был переполнен людьми. Навскидку здесь находилось не меньше двухсот человек.

Почти все пространство занимали двух и даже трехъярусные кровати, а также высокие металлические коробки с отдельными, запирающимися на ключ ящиками. В центре стоял длинный дощатый стол и несколько стульев, на потолке в три ряда висели лампы. Это была и вся обстановка.

Толком рассмотреть я ничего не успел, потому как сразу по приходу нам указали на наши места, вручили один на двоих ключ от ящика и сообщили, что мы должны спуститься в столовую для получения завтрака. Приемы пищи в лагере были строго регламентированы.

Об этом я узнал позже, но у каждого этажа для этой цели имелось определенное время. Так, например, третьему и четвертому выдавали завтрак ровно в семь двадцать утра, а уже к восьми они обязаны были освободить место для пятого и шестого. Те, в свою очередь, в восемь сорок сдавали столы седьмому и восьмому этажам.

Это же касалось обедов и ужинов, различалось только время, отведенное на трапезу. Обед длился час, ужин сорок пять минут. Кормили тут три раза в день, но на общей территории второго яруса располагались автоматы, в которых при наличии специальных карточек можно было получить перекус, напитки или сигареты.

В восемь двадцать утра я сидел за общим обеденным столом напротив дочери и флегматично наблюдал за тем, с каким аппетитом она уплетает свой завтрак. По нашим меркам, он был невиданно роскошным. Полная тарелка дымящейся овсяной каши с крохотным куском сливочного масла, яблоко — чуть подгнившее, мелкое и кислое, но все-таки яблоко — и чай или растворимый кофе на выбор.

Свою порцию я уже прикончил и теперь с наслаждением пил кофе. Лора сидела рядом с Терри, молча кусала яблоко, разглядывала окружающую нас толпу и прислушивалась к разговорам. Как карканье налетевшей вороньей стаи, отовсюду неслись обрывки фраз, споры, детский плач и иногда даже смех. Разобрать что-либо из общего гомона было почти невозможно.

Трэвис, пока вел нас от госпиталя к зданию жилого корпуса, успел немного рассказать о внутреннем распорядке и местных правилах. Отбой в лагере наступал в одиннадцать вечера, подъем не позже семи утра. Помимо того, каждый живущий в его стенах должен был приносить общественную пользу и выполнять различную работу.

Так, хорошо, если ты являлся, к примеру, рыбаком, механиком, электромонтером, слесарем, поваром или врачом — эти профессии были востребованы. Но куда хуже дела обстояли у продавцов, менеджеров, риелторов, бухгалтеров, банкиров и всех прочих офисных работников. Им было сложнее найти применение, поэтому зачастую они занимались уборкой территорий, отправлялись помощниками на кухню и в другие подсобные помещения или, что хуже всего, на звероферму, где держали свиней и птиц.

Сразу после завтрака я планировал спуститься вниз, чтобы отыскать начальника гаража и поинтересоваться, какую работу он сможет мне поручить. Мне до одури хотелось взяться за какое-нибудь дело. Руки давно уже соскучились по инструменту, а голова по порой сложным, но увлекательным задачам выявления и устранения поломок, да и в целом я тосковал по особому запаху гаражной мастерской.

Лора тоже собиралась разыскать сектор, в котором находились детские группы. Терри она пообещала взять с собой, а той, конечно, не терпелось поскорее завязать новые знакомства и все кругом осмотреть. Щурясь от наслаждения или скорее от кислого вкуса, она как раз доедала яблоко и между делом разглядывала соседей по столу.

Я уже допил кофе и терпеливо ждал, когда она с ним расправится. До конца завтрака у нас оставался запас времени, поэтому я ее не торопил. Терри все еще с интересом крутила головой, как вдруг прекратила жевать и со странно вытянувшимся лицом пролепетала:

— Папа, там Марта…

— Что?.. — произнесенная ею фраза меня оглушила. Ощутив, как по телу волной прошла судорога, я принялся лихорадочно озираться вокруг себя. — Где? Терри, я не вижу! Где?

— Да нет же, — привлекая мое внимание, она вытянула вперед правую руку, — ты не туда смотришь! У входа! У самого входа!

Посмотрев в том направлении, я увидел четырех мужчин в военной форме и рядом с ними девушку с короткими темными волосами. Она стояла к нам спиной. На ней были свободные штаны защитного, болотно-зеленого цвета, простая черная футболка и… она совсем не походила на Марту.

Та девушка показалась мне выше, а волосы ее были слишком коротки. Закручиваясь в крупные кольца, они в диком беспорядке обрамляли голову и заканчивались у основания шеи, так, что та полностью оставалась открытой. Я хорошо помнил длинные, опускавшиеся ниже груди волосы Марты, а потому это никак не могла быть она.

— Терри, это не Марта, — поникшим голосом пробормотал я.

На ничтожное мгновение мне показалось, будто меня подняло куда-то вверх, на самую недосягаемую высоту и там вот-вот разорвет от прилива противоречивых эмоций, как уже в следующую секунду я кубарем скатился вниз и шмякнулся о плоскую поверхность действительности. Каким же абсурдом было поверить в возможность, что Марта может находиться здесь. Живая, невредимая…

Подумав о том, что жизнь вряд ли бы преподнесла мне подобный подарок, я горестно усмехнулся.

— Пап, говорю тебе, это она, — настойчиво сказала Терри. — Я видела, как она повернулась и сразу же узнала ее лицо. Ну вот, кажется, она уходит.

Несколько мгновений я смотрел ей в глаза, боясь вновь поверить услышанным словам и в то же время отчаянно желая, чтобы они оказались правдой, а потом перевел взгляд к дверям. Стоя вполоборота, девушка прощалась с тучным мужчиной лет пятидесяти. Лицо ее закрывали волосы, но в повороте головы и в самом деле угадывалось что-то знакомое.

Она протянула мужчине руку, а я каким-то образом догадался, что она улыбнулась. Да, теперь я узнал ее. Даже не видя лица, я вдруг понял — это она.

Острый спазм снова прошелся где-то в области грудной клетки, сжал ее в плотный клубок и заставил сердце биться с утроенной силой. В мозгу одновременно пронеслось столько различных мыслей, что голова у меня пошла кругом. Резко встав, я уронил стул, попытался его поднять, но уронил вновь и только с третьей попытки поставил на место.