— Вам бы уехать отсюда, дедушка. Здесь опасно одному оставаться.
— Да куда ж я уеду? — выпалил тот так, будто она сказала страшную глупость. — Тут дом мой, Собака, да и привык я уже! Ишь, уехать! И солдатики тоже поначалу все: уехать тебе, дед, надо. Грозились даже дом мой снести! Только я сказал, — внезапно он со всей дури стукнул кулаком по столу, отчего один из стаканов упал и покатился на пол, — никуда я отсюда не поеду! Можете меня на месте пристрелить, а дом свой не оставлю! Вот! Ишь ты, уехать! — повторил он еще раз и смолк, но уже через мгновение нагнулся ко мне и зашептал: — А ведь у меня-то давно бабы не было…
Он уставился на меня своими мутными, словно вода в грязной луже глазами. Разглядев что-то неясное в его узких суетливых зрачках, я испытал вдруг острое отвращение. Я сам не понял, что именно мне показалось отталкивающим, но решил не разбираться в этом.
— Нам пора, — поднявшись со стула, сказал я. — Cпасибо за рассказ, вы нам очень помогли.
— Постойте, Джон! — Удивившись моему внезапному желанию уйти, Марта обратилась к старику: — А к лаборатории сейчас можно пройти? Там много военных?
— Ну попробуй, пташка, — мерзко захихикал он, после чего ощерил наполовину беззубый рот и оглядел ее всю многозначительным взглядом. — Там целая армия, но тебе-то есть, чем их задобрить.
— Эй, полегче, дед. Следи за тем, что несешь, — со спокойным предостережением предупредил я.
Поняв, что он имеет в виду, лицо Марты напряглось. Взгляд ее резко похолодел, на что дед поспешно рассмеялся и примирительно вскричал:
— Да я ж пошутил! Вон, какие вы нежные, оказывается. И пошутить с вами нельзя!
— Вы точно не хотите отсюда уехать? — холодно спросила Марта. — Мы могли бы отвезти вас в город.
Чудной старик вновь наотрез отказался. Он в третий раз выпил водки, затем, будто что-то выискивая, суматошно пометался по комнате и, наконец, напоследок вызвался проводить нас до поляны, где мы его встретили.
Глава 20
Мы распрощались со странным стариком примерно в километре от его дома. От выпитой водки его развезло, отчего всю дорогу он нес какую-то ерунду о своей неудавшейся жизни, жаловался на скуку и одиночество, а также еще раз десять предложил нам заночевать в его грязной, полутемной лачуге. Как только мы выбрались к поляне, где полтора часа назад состоялось наше знакомство, я довольно грубо оборвал его болтовню и, потянув за собой Марту, поспешил уйти. После рассказанного им о количестве в этих лесах мертвых тварей, мне хотелось как можно скорее убраться отсюда.
Была у нас и еще одна проблема. Мы так много времени потратили на проезд через бесчисленные блокпосты, затем на пешую прогулку к уже несуществующему поселку и, наконец, на беседы со старым отшельником, что добраться домой засветло представлялось непосильной задачей. Часы показывали уже почти половину пятого, а это означало, что до наступления темноты в запасе у нас осталось всего лишь чуть больше трех часов.
Стало очевидно, что как бы мы не торопились, все напрасно. Максимум, на что мы могли рассчитывать — это дойти к машине, а потом попытаться выехать к цивилизации. Если темнота застанет нас в этом лесу, ночка явно не покажется нам веселой.
Помимо прочего, бессонно проведенная предыдущая ночь и нервотрепка дня сегодняшнего сказывались на моем состоянии. На меня все сильнее наваливалась усталость, к тому же я был голоден и жутко хотел пить. Воду, что я и Марта брали с собой, мы уже давно прикончили.
Искоса взглянув на нее, я увидел, что она держится заметно лучше меня, но тоже идет в отрешенной задумчивости. Уловив мой взгляд, она спросила:
— Что вы думаете обо всем этом, Джон? Вроде его рассказ правдоподобно звучит. Интересно только, если военные сожгли тот поселок, то куда дели остававшихся там людей?
— А вы думаете там еще оставались люди? А хотя, если честно, мне плевать. Сейчас я думаю лишь о том, чтобы поскорей выбраться из этого леса и о том, что впереди нас ждет куча блокпостов. Надеюсь, мы проедем без проблем и вам не придется каждому остановившему нас давать свой номер.
— Вы все еще не забудете эту историю? — усмехнулась она. — А я думаю о том старике. Несмотря на все его странности, мне его жаль.
— Нашли кого жалеть. Этот сумасшедший дед нас чуть не пристрелил, так что постоять за себя он сумеет. И потом, как бы он не жаловался, он ясно дал понять, что ему нравится такая жизнь.
— Да, но разве это не жутко? Жить в одиночестве, в разваливающейся хижине, без электричества, элементарных удобств и, плюс ко всему, в постоянном страхе. Я как представлю, что ему приходится выносить каждую ночь, так мороз по коже. Неудивительно, что он так настойчиво просил нас остаться.
Резко остановившись, я раздраженно воскликнул:
— Марта, вы себя слышите? Да, жутковато жить так, как этот старик, но он сам это выбрал. Вы дважды предложили ему уехать и оба раза он отказался. И я рад, что отказался. Мне бы не хотелось выбираться отсюда в его компании. — Она смотрела на меня, как на эгоистичного недоумка и молчала, поэтому я с сарказмом в голосе предложил: — Может, вернемся? Он обещал уступить нам свою кровать, что скажете? Или предпочтете ту кучу грязного тряпья, на которой этот старик собирался спать? Думаю, он обрадуется вашему обществу. Пока вы его там жалели и расспрашивали о жизни, он вполне недвусмысленно мне о том намекнул.
Я замолчал, а по ее лицу скользнуло выражение детской обиды, которое однажды мне уже доводилось видеть. Ну и зачем я на нее наорал? Разве обязательно было сейчас ей грубить?
Не успел я об этом подумать, как Марта прищурила глаза и с язвительной усмешкой спросила:
— Мне кажется, или вас это задевает, Джон?
— Вам кажется, — глядя ей в глаза, отчетливо произнес я, затем круто повернулся и зашагал дальше.
Идти до машины предстояло не меньше шести километров, а потому мы оба умолкли и остаток пути проделали в полной тишине.
Пока мы шли, солнце все больше смещалось на запад, а временами его закрывали набежавшие с севера тяжелые облака. Своим пасмурным видом они пророчили дождь. В лесу становилось все холодней. Он шумел от слабых порывов ветра, что побуждало меня беспокойно прислушиваться к любому издаваемому шороху. Знание, что мы здесь не одни, действовало угнетающе.
Спустя час с лишним я наконец разглядел впереди прогалину, на которой мы оставили машину и с облегчением представил, как сяду на пассажирское сиденье. Первым делом я позвоню Робу, а потом закрою глаза и попробую вздремнуть хотя бы минут сорок. Этого должно хватить, чтобы добраться до блокпоста, где Марта сможет продолжить свои жеманные заигрывания с сержантом Ридом. Плевать. Главное, что там мы будем в относительной безопасности.
Глядя под ноги, я угрюмо размышлял об этом, но когда до машины осталось около двадцати шагов, вдруг понял — с ней что-то не так. Она неуклюже присела на левый бок, а шипение, которое поначалу я принял за шелест листвы, было ничем иным, как звуком спускающей воздух шины.
— Не-е-ет! — протяжно выдохнув, я ринулся к ней.
— Что такое? — крикнула мне вслед Марта.
Она догнала меня уже возле машины. Ощущая, как внутри все холодеет, а вдоль позвоночника ползут липкие мурашки, я стоял подле нее, точно пораженный мощным разрядом молнии. У машины были спущены все четыре колеса.
— Стой! Марта, стой! — озираясь по сторонам, выпалил я. — Назад!
Но она уже и сама увидела, что произошло, а потому открыв от ужаса рот, пятилась к деревьям. Ее глаза были полны паники. Это же чувство охватило и меня.
— Это военные с лаборатории? — зашептала она. — Думаешь, это они?
Вместо ответа я приложил палец к губам, призывая ее к молчанию. Она послушно затихла, мы добрались до ближайшего дерева и притаились за ним. Вокруг нас был только лес, шум ветра и неясные шорохи.
Они раздавались со всех сторон, морочили голову, наполняли сознание навязчивым страхом. Я вслушивался в них и яростно крутил головой, не понимая, в каком направлении смотреть. Чувствуя, как немеют пальцы от того, с какой силой сжимаю обрез, я задавался вопросом: «Где тот ублюдок, что сделал это? А главное, зачем?»