Перетряхивая содержимое массивного канцелярского шкафа, Шелтон задержался в одной из спален, а я пошел дальше по коридору. Добравшись до комнаты с веселыми голубыми обоями, на которых изображался повторяющийся рисунок героя некогда популярного у детей мультфильма, я замер. Это была детская и каким-то чудом все в ней осталось нетронутым.

Зрительно комната выглядела так, словно хозяева отлучились всего на пару часов. Так и мерещилось, будто сейчас они подъедут к дому, затем переступят порог и придут в искреннее недоумение, застав здесь шайку вооруженных, роющихся в их вещах людей. Отбросив это иллюзорное впечатление, я шагнул внутрь.

Зной с улицы в комнату не добирался. В ней держалась приятно освежающая прохлада, на двух небольших окнах с невредимыми стеклами висели полузакрытые жалюзи, с потолка в форме космического корабля спускалась огромная, величиной с метр люстра. На полу в изобилии валялись игрушки. Их оказалось так много, что в первые секунды глаза у меня разбежались в разные стороны.

В моем убогом детстве подобное обилие ярких конструкторов, роботов, машин и других побрякушек отсутствовало, а у жившего здесь ребенка с ними явно был перебор. Подняв голову, прямо перед собой я увидел висящий на стене портрет. На нем в полный рост был запечатлен светловолосый мальчуган примерно пяти-шести лет.

У него было смешное, по-детски щекастое лицо, тронутые весельем щелочки глаз и крошечный приподнятый нос. В руках он держал плюшевого медведя. Мог ли этот некогда беззаботно резвящийся в своей комнате ребенок предположить, что однажды его дом будет разрушен, а незнакомый мужчина станет с завистливой грустью глазеть на его фотографии, игрушки и рисунки на стенах? Усмехнувшись этой мысли, я переместил взгляд на стоящую в правом углу высокую этажерку. Мое внимание тотчас привлек деревянный макет парусного корабля.

Выполнен он был до того искусно и точно, что от восторга у меня отвисла челюсть. Не в силах противиться желанию рассмотреть его ближе, я шагнул вперед, бросил винтовку на стоящее рядом кресло и сгреб парусник в руки. Разглядывая мельчайшие подробности сборки, на неопределенное время я словно бы перенесся куда-то далеко отсюда и очнулся, лишь когда услышал позади себя шаги.

— Шелтон, ты только взгляни на эту штуковину! Черт! Никогда не видел ничего подобного! Знаешь, возьму-ка я его с собой. Думаю, Терри понрав…

Меня прервал звук внезапно раздавшегося выстрела. За ним последовал еще один. Оба они прозвучали на первом этаже.

Обернуться я не успел. Уже сознавая, что за спиной у меня вовсе не Шелтон, я сделал резкое движение к так легкомысленно оставленной в кресле винтовке и в ту же секунду на моей шее сомкнулись чьи-то заскорузлые пальцы. Горло стянуло, точно колючей проволокой, по позвоночнику забегали сразу сотни мелких мурашек, а кисти рук похолодели, будто погруженные в бочку с колотым льдом. Парусник с грохотом упал на пол.

Хрипя и задыхаясь, я что есть сил вырывался из цепких объятий, но в руках, сжимающих мою шею, была сосредоточена такая нечеловеческая мощь, что все попытки освободиться приводили только к бесполезному трепыханию. Я дергался всем телом, хватался за эти руки, силился спиной оттолкнуть от себя гнусную тварь, пнуть ее, сделать хоть что-нибудь, но все зря… Воздух больше не поступал в легкие.

Сквозь нескончаемый шум в ушах откуда-то снизу доносились звуки выстрелов. Я пробовал издать крик, чтобы привлечь к себе внимание, однако из моего рта раздавались лишь сиплые хрипы. Отчаянно борясь за жизнь, я извивался ужом, скрипел зубами, как выброшенная из воды рыба открывал и закрывал рот, пока не понял, что мне не справиться.

Оказываемое мной сопротивление слабело с неумолимой, пугающей скоростью, все вокруг плыло и кружилось. Руки уже почти не слушались. От нехватки кислорода я все еще хрипел, но отбиваться сил не осталось. Последним неимоверным усилием я потянулся к винтовке, но прилепившаяся к моей спине тварь не дала ступить и шагу.

Секунды растянулись в какую-то нескончаемую астральную плоскость и казалось, это не закончится никогда. На помощь никто не шел и, похоже, уже не придет. Все глубже меня засасывало в холодную яму забвения и тут, в одно мгновение, до меня дошло, что это конец.

По дурости я позволил мимолетному интересу отвлечь себя, потерял бдительность и как глупое, угодившее в капкан животное, попался в хищные лапы смерти. Мозг взорвался от множества бессвязных мыслей. Как вспышки прощального салюта, они распарывали мое сознание на миллиарды раздробленных осколков.

«Нет! Нет, я не могу! Я не должен умирать так! Терри! Марта! Я должен жить! Нельзя оставлять их… нельзя умирать… помогите… кто-нибудь… помогите… Шелтон… Мартинес… как же больно, черт возьми… я не хочу… не хочу… Терри… Терри…»

В жалкой попытке бороться с неизбежным, я слабо дернулся еще раз, затем ощутил, как мое тело куда-то повернулось, а после сознание погасло и наступила бездонная тьма. За ней пришла боль. Непереносимая, адская, ослепляющая все вокруг боль. Она была последним связующим звеном, что слабой нитью соединяла меня с внешним миром. Следом все оборвалось…

***

Несколько секунд на полу неподвижно лежал человек. На его некогда красивом, мужественном лице запечатлелось выражение бесконечного отчаяния и жестокой безмолвной муки. Темные, чуть заметно вьющиеся волосы растрепались и небрежно спадали на лоб, посиневший рот застыл в немом крике. С виду казалось, будто человек мертв, однако вскоре он открыл глаза и сделал глубокий судорожный вдох. Еще через мгновение изо рта у него пошла густая кровавая пена.

Когда кровь хлынула также из его носа и ушей, он издал протяжный душераздирающий вопль. На секунду тот сменился сдавленными всхлипами, но тут же снова перешел в этот жуткий вопящий крик. Все его тело билось в страшной агонии — конвульсии сменялись судорогами, конечности, спина и грудь изгибались под немыслимыми углами, отчего представлялось, будто вот-вот те не выдержат и с громким хрустом переломятся сразу в нескольких местах.

Корчась от боли, человек испытывал дикие страдания и кричал еще очень долго. Так долго, что казалось этому не будет конца. Но конец наступил.

Спустя время с пола поднялось существо с обезображенным, искаженным от злобы лицом. От прилива крови глаза его были черны, из разверзнутой пасти хлопьями свисала красная пена. Встав на обе ноги, оно издало булькающий звук, затем резко взвизгнуло и осмотрелось вокруг.

Разглядывая окружающее пространство сквозь мутно-красную пелену, существо пыталось приноровиться к незнакомым ранее ощущениям в теле. До его слуха доносились отдаленные крики и хрипы людей, но откуда-то оно знало, что его соратники расправятся с ними.

Пока, пошатываясь, оно стояло в центре залитой кровью комнаты, в его примитивном мозгу билась одна отчетливая мысль — совсем скоро, когда яркий, опаляющий зрачки свет погаснет, а затем придет кромешная тьма, он присоединится к армии своих новых собратьев. А еще перед его внутренним взором стояли два лица. Одно принадлежало белокурой девочке с синими глазами, второе темноволосой молодой женщине с кривым шрамом на лбу.

Существо не знало их имен, но испытывало несокрушимую уверенность в том, что ему необходимо отыскать их обеих. Они должны быть с ним. Должны присоединиться к нему.

Огромный ярко-алый солнечный шар медленно опускался вниз. Направляясь за линию горизонта, он озарял красноватым сиянием затерянный посреди тихоокеанских вод небольшой вулканический остров, раскрашивал в розовый низко плывущие по небу громады косматых облаков, вычерчивал рельефные контуры двух горных хребтов. Как силуэт бредущего по пустыне верблюда, двумя горбатыми глыбами они вздымались над землей и караулили с юга широкую, дугой изогнутую лагуну.

Кружащие над волнами черноголовые крачки оглашали небесный простор резкими воплями. Заметив добычу, стремглав они бросались в воды Тасманова моря, затем с той же стремительностью выныривали на поверхность и опять взмывали ввысь. Сжимая в клюве пойманную рыбешку, быстрокрылые птицы кружились над опоясывающим остров коралловым рифом, а за их маневрами наблюдала совсем еще юная девушка.