К десяти вечера я оставил свое бесполезное занятие, решив в понедельник наведаться в риелторскую контору, а пока тоже уставился в телевизор. Когда Терри уснула, я переключил на выпуск новостей. Ситуация в стране за последний месяц приобрела поистине катастрофические масштабы.

Так, от действий военных пострадал не только наш город — как и мы, десятки тысяч людей оказались без крова над головой. Помимо того, счет пропавших без вести приближался к шестизначной цифре, а вокруг манипуляций особого отдела по замалчиванию фактов и запугиванию свидетелей разгорелся полномасштабный скандал. В связи с этим суды были завалены исками, но все, чего удалось добиться — это смещения с должностей пары-тройки человек из руководящего состава.

Правительство посулило пострадавшим от их действий мизерные компенсации, однако выполнять обещанное никто не торопился. Всем было не до того. Единственное, что принесло мне хоть какую-то радость — Джонсон также угодила в число отстраненных от должности чинуш.

Разумеется, информация, что ночами по населенным пунктам бродят зараженные твари, нападающие на любого, кто окажется в поле их зрения, давно ни для кого не являлась секретом. О них теперь знал весь мир. В дневное время нападения были редки, но тоже случались, если не имеющий при себе оружия человек ненароком входил в их логово или по дурости сам нарывался на конфликт.

В народе тварей по-прежнему называли инфицированные, либо зараженные, а недавно к этим прозвищам прибавилось новое слово — вирус Спинни. Так звали лаборанта, первым подхватившим эту заразу. Ученые присвоили вирусу другое, более научное и официальное наименование, но придуманный ими сложный набор букв и цифр у людей не прижился.

Спинни сейчас называли любого, кого хотели оскорбить или просто поддеть, но самое смешное, что во всей этой неразберихе особо предприимчивые дельцы умудрялись нагреть руку на истерии, связанной со ставшим вдруг популярным словечком. Мелкие частные лавочки и даже крупные предприятия принялись изготавливать игрушки Спинни, футболки с принтами Спинни, кондитерские изделия в виде Спинни и так до бесконечности. Все это походило на тотальное помешательство или массовый психоз.

Между тем количество зараженных росло с немыслимой скоростью. Их число достигло гигантских размеров и оценивалось уже в полтора миллиона. Специалисты в области медицины со всего света искали вакцину или другой способ остановить эпидемию, охватившую всю центральную часть страны, однако до сих пор безуспешно. Безопасно было пока у границ на юге и севере, а также на восточном и западном побережье.

На юг пока не докатилась большая волна беженцев, тогда как крупные города и четыре огромных лагеря на северных рубежах были переполнены. Там людям не хватало продовольствия, питьевой воды и медикаментов. Больницы были забиты до отказа, школы, магазины и аптеки закрыты. Повсюду происходили случаи мародерства, грабежей и убийств.

Я старался не думать о Марте, но зная, что она находится в самой гуще этого хаоса, с каждым днем все больше переживал за нее. Моя злость давно прошла, осталось только чувство тоски, сожаления и досады на себя. Уже не раз я задавался вопросом, поступил ли я верно в тот день, когда дал ей уйти.

Возможно, стоило попробовать ее переубедить… Возможно, следовало поехать на север за ней… Возможно, необходимо сейчас бросить все и попытаться ее отыскать… Ответов не находилось, а эти мысли выводили меня из себя — испытывать гнев было куда проще.

Также я понимал, что вероятнее всего развитие инфекции остановят не скоро и в лучшем случае к зиме зараженные доберутся сюда. Я пока не знал, что делать — вариантов беспрепятственно выбраться из страны не осталось. Границы перекрыли еще три недели назад и по сути теперь мы были заперты в ней, как чумные крысы в зоне отчуждения.

Почти весь мир оказывал нам гуманитарную помощь, однако предпочитал оставаться в стороне, предоставляя самим разбираться с возникшей проблемой. Никто не желал спасать наших граждан, подвергая опасности собственных. Для всех мы являлись источником угрозы, распространителями заразы, изгоями, что одним своим появлением приводят в ужас население свободных от эпидемии городов.

В связи с этим я больше нигде не чувствовал себя в безопасности и, помимо других трудностей, это постоянное напряженное ожидание и неуверенность в завтрашнем дне выбивали почву из под ног. Уже не раз мы обсуждали с Робом, что предпримем, если инфицированные твари доберутся на юг. Мы все еще говорили «если», надеясь, что этого не случится, но прекрасно сознавали — бежать нам особо некуда. Одно мы решили точно — что бы не случилось, держаться будем вместе.

Пораскинув мозгами, мы оба пришли к выводу, что искать убежище и запасать провизию не имеет смысла. Если они дойдут сюда, все вокруг опустеет. Люди побегут под защиту военных, а мы не сможем выжить вчетвером, ведя отшельнический образ жизни. Словом, мы ждали и готовились, стараясь не показывать Терри и Айлин своих опасений.

По мере возможности я запасался патронами, но полки в оружейных магазинах стремительно пустели. Сейчас каждый стремился сделать то же самое, отчего данная задача превращалась в практически невыполнимую миссию. Кроме того, я довел до идеального состояния свою машину, так что в любой момент она была готова увезти нас куда угодно. В багажнике лежало все необходимое для дальней дороги, но ежедневно мне вспоминалась какая-нибудь мелочь, после чего я добавлял ее к содержимому. Совсем скоро там не останется места.

Выключив телевизор, я еще раз перебрал в уме все, что должен подготовить на случай внезапного отступления, а потом закрыл глаза и долго лежал, вслушиваясь в тишину. В номере было тепло. После промозглого дома Дэвисов это казалось почти блаженством, но, как и каждую ночь, ко мне подбиралось острое ощущение одиночества и внутренней пустоты. Я всеми силами старался отогнать их, заранее зная, что не достигну результата.

Весь прошедший месяц эти чувства были моими постоянными спутниками. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывал после смерти Анны, но как только я позволял им проникнуть в голову, они раздирали меня на части. Мне не хватало ее. Как бы я не хотел себя обмануть, я ощущал это каждую свободную минуту.

Это было необъяснимо. Несколько раз я пробовал, но так и не смог найти объяснения, как всего за пару встреч и одну ночь я влип настолько, что теперь она занимала почти все мои мысли. Порой мне казалось, будто она пробралась даже под самую мою кожу.

Испустив тяжелый вздох, я перевернулся на бок и потушил свет. Очередная ночь прошла в кошмарных снах, но хотя бы в них она была рядом со мной.

С квартирой нам неожиданно повезло. Ранним утром во вторник мы с Харрисом дымили сигаретами, стоя в дверях мастерской. Работы у нас не было и мы ждали, не появится ли кто-нибудь из клиентов. Все еще пребывая в бешенстве за субботний инцидент с Тоддом, я рассказывал ему о своих передрягах, а также о том, что в этом чертовом городе невозможно найти нормальное жилье.

Накануне днем я побывал в риелторской конторе, но все, что мне там предложили, никуда не годилось, а то, что могло бы сгодиться, не складывалось по самым разным обстоятельствам. Услышав о моей проблеме, Харрис вдруг воскликнул:

— Слушай, кажется я могу тебе помочь! — Оценивающе осмотрев меня с головы до ног, он задумчиво почесал затылок и пригладил свои щетинистые усы. — Ты вроде нормальный парень, думаю, подойдешь ей.

— Кому? — оживился я.

— Сестрица моей жены живет одна. У нее большая квартира недалеко от центра. В прошлом году она сдавала дальнюю комнату девчонке из пригорода, но сейчас та пустует. Или ты ищешь что-то отдельное?

— Харрис, я ищу уже хоть что-нибудь, — затушив окурок, усмехнулся я. — Мы с Терри с субботы торчим в отеле. Отдельная квартира была бы идеальным вариантом, но говорю же тебе, такое ощущение, что в вашем проклятом городе сдают либо то, что больше напоминает хлев для свиней, либо просят столько, что проще и дальше жить в отеле. Я уже третью неделю в поисках и ничего. Если поговоришь со своей родственницей, буду признателен.