Погрешительно и то, что в правилах Присутствия и Синода слишком много дается места «богословской учености», то есть профессорам. Это та же ошибочная точка зрения, которая при поступлении в монашество заменяет ценз духовной выработки цензом научным. Она в корне ложна, смешивая веру и святость со знаниями. Вообще замечаний на правила можно сделать немало, и было бы даже хорошо, если бы при окончательном назначении созыва Собора эти правила были несколько пересмотрены. Но мы полагаем, что если бы даже ничего подобного не было сделано, если бы Собор созывался именно по правилам Синода, каковы они есть, то все же опасения консерваторов, будто бы из него выйдет какая-то «Дума», совершенно неосновательны. Конечно, если все десятки миллионов современных православных стали еретиками, то и на Собор явятся еретики. Но если уж все мы стали еретиками, то что же толковать о Православии? Его, значит, и теперь, без Собора, также нет.

Что касается каких-либо неблагоразумных увлечений выборных членов Собора, то не должно забывать, что решения Собора составляются и подписываются исключительно епископами. Да и в составе членов Собора неограниченное число лиц предоставлено не выборам, а свободному приглашению Св. Синода. Следовательно, все пробелы и ошибки выборов могут быть вполне парализованы.

Ни малейшего сходства с Думой Собор даже по правилам Синода не имеет. Он не может быть сравним даже и с Государственным Советом, и роль епископов в созидании состава его может быть сравниваема только с властью Государя Императора до 1906 года. Епископы могут сделать все, что укажет им архиерейская их совесть.

Итак, все эти толки и опасения какого-то «либерализма» и «еретичества», которым будто бы дана возможность заполнить Собор, — есть или пустая придирка не желающих созыва, или мнительность, не имеющая никакой цены.

В деле предстоящего Собора важно лишь сознание православных в его безотлагательной необходимости, а следовательно, в добросовестной и вдумчивой деятельности при созыве. Конечно, если православные будут бездействовать, а еретики — работать, то лишь епископы могут охранить Собор от тяжелых сцен. Но почему же дела Церкви должны интересовать только еретиков?

Это обидное для православных мнение ни на чем не основано.

Мы произнесли только что выражение «безотлагательно»… Это тоже пункт, покрытый вредными недоразумениями. Что такое «безотлагательно»? Само собой разумеется, что слово это не требует созыва Собора назавтра. Безотлагательность состоит в немедленном назначении срока созыва, а также и того лица, которое будет на Соборе действовать по назначению Государя Императора. Говорим о «назначении», потому что Государь Император уже изъявил Свою Волю созвать Собор «по примеру древних императоров», а они всегда назначали на Собор особого своего представителя, из каких-либо высших чинов. Обер-прокурор если по должности своей и может быть на Соборе, то, во всяком случае, не в качестве этого особо назначенного, именно на предмет Собора, лица.

Итак, вот что значит «безотлагательность» созыва, и конечно энергическая работа со стороны членов Церкви, как в высшей иерархии, так и в массе верующих, может начаться только с момента назначения срока созыва. До этого, заранее, понятно, могут втихомолку работать именно только разные интриганы и еретики, подготовляя себе почву. Масса же православных начнет работать только тогда, когда станет известно, что выборы начнутся через столько-то месяцев, через год и т. п. И вот почему оттяжки Собора выгодны лишь для врагов Церкви или для наихудших ее слоев. Вот почему мы и твердим постоянно о безотлагательности Собора.

Мы дали место голосу уважаемого Алексея Александровича Нейдгарта, который под впечатлением кончины А.А. Киреева скорбит и негодует по поводу современного положения Православной Церкви. Для человека верующего и, — скажем больше, — для человека, сознающего значение веры и Церкви для общественной политической жизни народов, понятна эта скорбь, это негодование. Вполне их разделяя, мы не можем отрицать относительной правды того упрека, который Алексей Александрович Нейдгарт выражает действиям нынешнего правительства. Но полагаем, что справедливость требует привнести в этом случае несколько серьезных оговорок.

Суровый приговор, произносимый уважаемым А.А. Нейдгартом, был бы справедлив в полной мере лишь в том случае, если бы нынешнее Министерство внутренних дел в своих вероисповедных законопроектах и в своей вероисповедной внутренней политике явилось силой инициативной. Но именно этого-то и не было. Не нынешнее правительство вообще, и не Министерство внутренних дел в частности создали и ввели основы той вероисповедной политики, за которую их упрекает А.А. Нейдгарт. Законопроекты, сочиненные покойным Владимировым, будучи во всех отношениях ниже всякой критики и доставив самому же Министерству внутренних дел ряд неудач и неприятностей, были, однако, логическим (хотя и очень бесталанным) продолжением переворота, произведенного в России до появления нынешнего кабинета. Сами законопроекты составлены Владимировым еще во времена второй Думы. Действительная ошибка нынешнего кабинета состоит лишь в том, что эти законопроекты не были своевременно пересмотрены и исправлены.

Но если бы Министерство внутренних дел и сделало своевременно такой пересмотр, то трудно сказать, было ли бы это к худу или к добру, — с точки зрения как Алексея Александровича Нейдгарта, так и нашей, и всех православных. Создание покойного Владимирова весьма бездарно и имеет множество незащитимых пунктов, с ним легче бороться. Но если бы оно было внимательно пересмотрено, то могло бы принять вид стройный и обрушиваться на Православие и религиозные обязанности государства гораздо сильнее. Весь вопрос в том, с какой точки зрения был бы произведен пересмотр.

Но какую же точку зрения могло бы при этом усвоить министерство? Уж, конечно, ту самую, которая была установлена законоположениями 1905–1906 годов, то есть ту, которая руководила и Владимировым.

Какая же была бы польза от такого пересмотра?

От пересмотра польза могла бы получиться только при условии полного отрешения от точек зрения 1905–1906 годов. Едва ли, однако, мыслимо ждать или требовать чего-либо подобного от министерства, которое имело своей обязанностью лишь провести законодательным путем то, что уже было совершено в порядке 87 статьи. Конечно, в Государственном Совете, и именно П.Н. Дурново (на которого и ссылается А.А. Нейдгарт), было совершенно справедливо высказано, что законодатель не имеет обязанности увековечивать раз сделанную ошибку, а, напротив, должен ее исправить, как только она обнаруживается. Но нельзя не видеть, что раз введенные нормы не могут все-таки не стеснять поправок. Сам Государственный Совет при всем радикализме своих поправок оговаривался, что не в состоянии сделать их со всей надлежащей глубиной именно будучи связан предшествовавшими законоположениями. На министерство эти стеснения падают, понятно, гораздо сильнее, чем на законодательные палаты.

Итак, наше положение в сущности несравненно хуже, чем можно подумать на основании статьи уважаемого Алексея Александровича. Если бы беда сводилась к действиям министерства, она была бы легко исправима. К сожалению, зло заложено глубже, и мы могли создать разумное и полезное построение отношений государственно-церковных и вероисповедных не иначе, как вполне отрешившись от веяний интеллигентного освободительства, которые по существу антицерковны и внерелигиозны. Следовательно, для распутывания столь сложного положения требуется сила гораздо более властная, чем сила министерская.

Но тем более безусловно мы присоединяемся к вопросу достоуважаемого Алексея Александровича: «Почему не созывается Церковный Собор?» Это нечто действительно непонятное. Ясно как день, что государство, если оно благожелательно к Церкви, необходимо должно дозволить ей в такое трудное время хотя бы самостоятельное благоустроение, насколько это возможно при законах, утративших идею государственно-церковного союза. Сверх того ясно, что рассуждения соборные могут дать и самому государству напоминание тех точек зрения, которые для него стали плохо различимыми под влиянием туманных и отрицательных идей освободительного натиска. Церковь, тысячелетне жившая в союзе с государством, рассуждая о своих собственных делах и нимало не вмешиваясь в государственные, не может, однако, не дать государству больших материалов для размышления, которыми оно могло бы воспользоваться с большой выгодой для себя и для страны. Если бы даже государство и не пожелало пользоваться мудростью веков, во всяком случае, ему полезно узнать мысль церковную, живущую в десятках миллионов граждан, мнения которых и желания и нельзя, и очень неудобно игнорировать. И потому для нас непостижимо, откуда являются эти бесконечные оттяжки созыва Церковного Собора? Сознаемся, что не умеем ответить на этот вопрос, и знаем лишь одно: что это кроет в себе очень и очень вредные и опасные последствия для государственной жизни.