Напомним, в чем крупнейшая заслуга правительственного почина. Помощь промышленным рабочим, пока она возлагается на отдельных предпринимателей, сохраняет характер скорее филантропии, чем органической постановки улучшения быта. Отдельный предприниматель в большинстве случаев слишком экономически слаб, чтобы давать рабо — чим многое сверх заработной их платы. Он, сверх того, непрочен, и всякое прекращение предприятия оставляет рабочих без того, что они получали от хозяина. Единственный способ обеспечить рабочих прочно и незыблемо состоит в том, чтобы это дело ставить как особую функцию всей промышленности, включая сюда хозяев и рабочих, при помощи скопления специальных капиталов, предназначенных на помощь рабочим и в рисках промышленности не участвующих.

Повсюду, где эта система применена, для образования таких капиталов присоединяется еще и казенная добавка.

Так именно повело правительство и свои законопроекты. Это — впервые выдвинутая у нас органическая постановка дела. Это — первый шаг к серьезному решению рабочего вопроса. Должно заметить, что этой системой достигается не только обеспечение рабочих от последствий болезни, несчастных случаев и т. п., но вместе с тем кладется начало самой организации рабочего класса, ибо каждая касса сама собой является некоторой ячейкой рабочей организации, где рабочие объединяются на практическом деле, выдвигают своих представителей и, наконец, ставятся в известные организационные отношения с предпринимателем и правительственной властью. Это событие великой важности, так как до тех пор, пока рабочие остаются в состоянии нестройных, случайных масс, ни сами они, ни кто-либо другой ничего не в состоянии сделать для прочного улучшения их жизни. В этом хаотическом состоянии удобно действовать только разным смутьянам и революционерам, почему все они и не любят самостоятельной деловой рабочей организации. Для государства же, для рабочих, для всего народа и для самой промышленности — чисто деловая организация рабочих, напротив, есть дело благодетельное, начало благосостояния и мира. Рабочие впервые становятся взрослыми гражданами, имеющими в своих руках свои интересы, не только как люди опекаемые или благодетельствуемые, но получившие способы самостоятельно о себе заботиться.

В общей сложности старание правительства провести это начало рабочей помощи составляет огромный шаг вперед, и, можно сказать, даже степень достигнутого имеет второстепенное значение, ибо если дело страхования поставлено на правильную почву, то его нетрудно развивать далее до любых пределов. Ставить же сразу слишком широко, пожалуй, даже невыгодно для успеха дела, ибо, когда нет еще и первичной организации, задачи слишком широкие способны кончаться крахами и всеобщими раздорами, компрометируя самую идею рабочего страхования.

Охватывая общим взглядом всенародное значение рабочих законопроектов, выдвинутых правительством, нельзя достаточно сильно осудить тех партийных дельцов, которые вместо возможно быстрого осуществления этой необходимой реформы оттягивали ее так долго, что теперь не знаешь даже, успеет ли законодательство с ней справиться. В этом случае одинаково виноваты как социалисты, так и близорукие служители предпринимателей. Революционеры стараются затянуть дело под предлогом того, что рабочим дают недостаточно много, а в действительности им, конечно, желательно только сохранить рабочих в прежних плохих условиях, вносящих раздражение и отдающих рабочих в руки революционеров. Что касается близоруких охранителей хозяйских интересов, старающихся сберечь хозяевам несколько сот тысяч рублей на ближайшее время, то эти люди столь же виновны перед хозяевами, как социалисты перед рабочими. Те и другие обрекают рабочих, хозяев и всю Россию на риск раздоров, для всех вредных, кроме политиканов…

Нужно надеяться, однако, что правительство, до конца оставаясь благожелательным для рабочих, примет все меры к тому, чтобы рабочие законопроекты были непременно приняты до конца жизни третьей Думы.

Вот и еще раз проводили мы свою Думу на отдых, и еще раз перед Россией встает мысль о высоком собрании, так редко нас радующем, так часто огорчающем и так скоро всех вообще разочаровавшем. Мы так подробно следим в Московских Ведомостях за ходом думских работ, что теперь нет надобности подводить им итоги. Но есть один давно подведенный итог, остающийся «забронированным»: что Государственная Дума не только не вышла орудием какого-либо возрождения России, но скорее явилась тягостным тормозом для него. Делается кое-что и у нас для устроения расшатанной страны, но если в этом отношении имеются у разных лиц заслуги, то менее всего у Думы, у этого собрания, обязанного представлять народное самосознание.

Говоря это, мы не обвиняем кого-либо среди членов этого собрания. Среди них есть люди и группы, которые очень любят: одни — Россию, другие — магометан, третьи — Польшу, четвертые — мечты социализма, пятые — идеалы демократической конституции и т. д. По всей вероятности, каждая из этих групп очень усердно работала бы на пользу того, что она любит, и, очень возможно, кое-что могла бы сделать для любимых ею идей и знакомых ей задач. В частности, мы и видели много отрадного со стороны тех частей Думы, которые проникнуты национальным духом, любовью к родине, преданностью ее величию и благу. Но все эти люди и группы не работают отдельно и самостоятельно. Они сидят вместе с людьми совершенно противоположного направления, должны совместно с ними обсуждать и решать вопросы. Что же получается из совместной работы людей, которые считают друг друга вредными и заблуждающимися, и нередко так взаимно друг друга ненавидят, что даже не способны допускать один у другого хоть простой честности и искренности? Каждый проект, за который стоит одна группа, кажется нескольким другим зловредным, и они употребляют все усилия смягчить приносимый им вред. В результате каждая мера обрезывается со всех сторон, «обезвреживается» и лишается какой бы то ни было силы и значения. От членов Думы русского направления мы слышали немало прекрасных и полезных речей, заявлений, протестов. Но на проведение мер у них почти никогда не хватает «голосов». Люди, чуждые русских исторических основ, чуждые русской психологии или даже ненавидящие и презирающие русские основы и русских как нацию, составляют среди этого представительства большинство, и потому в общем система преобразования страны все-таки наклоняется ими по преимуществу в направлении к подрыву исторического русского творчества. Это постоянно обессиливаемое влияние не производит быстрого революционного переворота, но хронически, постепенно, с уступками и отступлениями — ведет к лишению России ее собственной исторической физиономии, ее привычных устоев и верований, которыми крепка сила и доблесть народная.

С другой стороны, русские национальные веяния еле-еле находят здесь силы, чтобы немного смягчать антирусское и революционное давление и иногда ободрять Россию заступничеством за родную веру, честь, строй, но перейти к смелому творчеству не могут и думать, если бы даже способны были создать какую-либо великую концепцию национального возрождения.

Итак, свидетельствуя факт бесплодия думской работы, мы не можем обвинять за это никого в частности. Вглядываясь в обстановку работы, видим, что при ней и немыслимо ожидать чего-либо иного. Но то, что оправдывает людей, постепенно компрометирует учреждение.

Даже у лебедя, рака и щуки воз не мог сдвинуться с места. А в нашей Думе в одну колесницу впряжены не только противоположные двигатели, а взаимно враждебные. Понятно, что такая колесница никоим образом не может двинуться по пути возрождения страны.

Первые пробы системы призыва народного представительства привели к тому, что в Высочайшем Манифесте 3 июня 1907 года[114] об изменении избирательного закона было предуказано, чтобы русская Государственная Дума была «русскою по духу». Но вот именно этого-то и нет до сих пор, да и быть не может при существующей системе избирательного закона. Нельзя ожидать от польского патриота, от армянского «дашнака», от отрекшегося от родины и всего русского «кадета» или тем паче анархиста, чтобы они были «русскими по духу» или старались об исполнении Высочайшего указания о необходимости в Думе русского духа. Вместо того, чтобы искать систему, способную создать учреждение русское по духу, мы продолжаем созывать Думу по системе антинациональной, которая помнит не Россию, не Русский народ, а только то обстоятельство, что в Империи имеются не одни русские, а также поляки, армяне, евреи и т. п., не одни православные, а и магометане, ламаиты и т. д., не одни люди, преданные отечеству и его историческому творчеству, а также люди, ненавидящие и то, и другое. Из того обстоятельства, что все это у нас действительно имеется, мы выводим для системы представительства то заключение, что в государстве одинаково имеют право на представительство все категории друзей и врагов его. В суд присяжных мы не пускаем лиц, которые сами совершали убийства, грабежи и воровство, но в отношении политического представительства забываем ту логику вещей, которую помним в деле юстиции.