То же самое повторится и в отношении всякой другой из народностей, которые прежде, до развала русской национальности и государственности, признавали нас (и справедливо) силой господствующей и потому устрояющей.

Каков же изо всего этого конечный вывод? Понятно, что пока, до поры до времени, языком государственным в Империи должен оставаться «за молитвы родителей» все же русский язык. А что нам делать с Польшей — это вопрос, который можно разбирать лишь тогда, когда мы окончательно решим, что нам делать из России. Если то самое, что мы делаем последние годы, то не будем беспокоиться о судьбах Польши. Немного времени пройдет, когда она сама задаст себе вопрос: «Что мне делать с Россией?», и тогда единый общегосударственный язык будет все-таки нужен, но, может быть, всем нам придется уже обучаться понимать и говорить по-польски.

Самая молодая из славянских держав, Болгария, в настоящую минуту взяла почин в организации объединяющих славянство съездов[100]. Несмотря на противодействие, являющееся со стороны центробежных сил, доселе преобладающих, к несчастью, в славянстве, надо полагать и надеяться, что София украсит молодую историю Болгарии хоть некоторыми успехами в великом деле славянского единения, и, во всяком случае, Болгарии делает высокую честь то обстоятельство, что она, едва успев сложиться в независимую державу, уже начала работу всеславянскую

Нам, русским, молодая Болгария дает в этом хороший пример, который мы прежде сами давали славянству. Что же? Не мешает никогда поучиться у родственного народа, сумевшего вынести многократно более тяжелое иго, чем мы, и не потерять ни своей народной души, ни внутренних народных сил, нужных для самостоятельного существования. Мы можем лишь гордиться тем, что помогли болгарам стать на ноги, и можем радоваться, что наши жертвы и усилия не пропали даром, но послужили — в лице возрожденной Болгарии — созданию новой опоры для чаемого и грядущего возрождения всего славянства.

Однако же в эти минуты нам особенно важно вспомнить те общие условия, которые потребны для того, чтобы единение народностей было реальным, а не мечтательным. Для нас, русских, это особенно своевременно, потому что мы последними фазисами своего «устроения» или — точнее сказать — расстройства, в значительной степени уже подорвали способность служить единению славян, а другой сколько-нибудь равносильной для славянского дела величины не имеется. Таким образом, выбытие России как деятельницы общеславянской было бы утратой невознаградимой.

Каковы же условия, единящие народы? Одно происхождение, одна близость языка еще далеко не достаточны. Это, несомненно, почва для возможного сближения и единения.

Но вопрос в том, что нами засеивается на этой почве.

Общность происхождения и сходство языков способны столь же легко давать место и раздорам, и разъединению. Единение создается лишь тем, что выращивает совместную жизнь, совместную защиту от врагов, совместное развитие внутренних сил, совместную выработку культурных основ. Во всех этих отношениях Россия в прошлом играла первостепенную для славянства роль и обещала еще больше в будущем. Но так ли стоит дело теперь?

Сила и значение России определялись, главнейшим образом, тем, что она, с большой помощью умственной работы других славянских народов, обнаружила способность понять и в значительной степени даже осуществить, по крайней мере, в зачатках, некоторую действительно своеобразную культуру.

Мы организовали свое государство на совершенно особых началах, внутренние отношения своих сограждан также строили по-своему. Общее миросозерцание и духовное настроение, на которых складывается народная жизнь, также уже было начали в России развиваться совершенно своеобразно, в духе своенародном, а следовательно, и славянском, ибо только в свободной России работа славянского самосознания могла находить применение и осуществление. Конечно, своеобразие, о котором мы говорим, состоит в своеобразии комбинаций учреждений и основ, общих всему человечеству. Другого своеобразия и не бывает на свете. Вопрос о будущности славянства и состоит в том, сумеет ли славянство создать какие-либо свои особенные комбинации культурной жизни.

Доселе Россия в этом отношении была передовой страной славянства, причем, храня свои собственные основы государственности и миросозерцания, Россия вследствие этого самого могла развить и внешнюю могучую силу, способную давать отпор врагам. От этого она могла явиться могучим щитом славянства и послужить освобождению ряда славянских народностей для самостоятельной жизни.

И с внешней, и с внутренней стороны Россия, таким образом, составляла надежду всего славянства, и притом, казалось, надежду безобманчивую. Казалось, ничто не может сокрушить внутренних основ развития России; казалось, ничто не может поколебать ее внешней силы. Самое слабое из славянских племен могло смело поднимать голову при мысли о том, что есть у него друг, есть опора — в великой, несокрушимой России.

Но вот в наши дни эта главная опора славянского своеобразия и силы сама подорвала себя, разрушила все свои самобытные храмины жизни и поставила себе задачей уподобиться народам Западной Европы в учреждениях, в точках зрения и миросозерцания. Разумеется, это могло отозваться лишь необычайным упадком духовной и материальной силы страны, отрекающейся от самой себя. Разумеется, это отнимает у России и способность служить славянской идее, ибо все, что она может поднести славянству в роли подражательницы Европы, славяне могут гораздо проще и лучше взять у самой Европы. Ослабляя себя духовно, Россия ослабевает и материально, и ее щит уже не мог закрыть ни Боснии, ни Герцеговины…

Таким образом, мы сами ставим теперь перед славянством вопрос, впервые в его истории: как ему быть без России?

Не веря еще нашему падению, славяне не произносят громко такого страшного слова. Но в их действиях, в стремлении устроиться эта мысль уже проявляется исканиями новых знамен, хотя нетрудно видеть заранее, что не поведут к победам новые знамена.

И вот нам думается, что в братском общении славянских народностей, в гостеприимной Болгарии, нам должно особенно твердо вспомнить и уяснить себе, что как в частности для России, так и вообще для славянства, следует трудиться не над созданием каких-либо мечтательных новых знамен, а над тем, чтобы старые испытанные русско-славянские знамена снова начали торжественно развеваться над всеми нами, в России и по всему славянскому миру, возвещая всем нам и всем народам земным, что мы — не простые ученики «Европы», а носители новой культурной жизни, уже достигшей было у нас таких успехов и лишь временно поколебленной захватом нашей страны отступниками от национального дела и малодушием его защитников.

Пан Ф. Чудовский поместил в Утре России (J№ 330) некоторую продолжительную болтовню по поводу нашей статьи «Украинофильство в Москве»[101] (№ 288), озаглавивши свое произведение как «Ответ Московским Ведомостям».

Мы говорили об украинофилах, и эту речь принимает на свой счет поляк Чудовский. Это составляет действительно ответ нам и подтверждение нашей статьи. Засим же остальная часть статьи г-на Чудовского относится к кому-то другому. Так, он говорит о каких-то «доносах» «правых». Но мы ничего не доносили, так что это нас не касается. Старается он что-то сострить насчет «польской интриги». Мы о «польской интриге» тоже не говорили, и понятно, что польские интриги поляку должны быть лучше известны. Но более всего пан Чудовский хлопочет около разных начальств. Он говорит, что должен отвечать нам «хотя бы ради тех, кто разрешил Общество славянской культуры в Москве», а при нем и украинскую секцию… Avis[102]: разрешили, так выручайте, да хорошенько замажьте рты «правым», а то как бы и на вас не было нарекания. Даже и существование особой «украинской» национальности пан Чудовский утверждает не иначе, как на авторитете «Императорской Академии Наук с ее Августейшим Председателем»… Однако все эти прятанья польского старателя «украинства» за высокие власти нас точно так же не касаются.