Наваф выполз под полотняной стенкой палатки, и мы последовали за ним, волоча в седельной сумке несколько моих вещей. За следующей палаткой, принадлежавшей самому Навафу, преклонив колени, отдыхали оседланные верблюды. Мы тихо сели в седла. Наваф вывел свою кобылу и проводил нас, с винтовкой на изготовку у бедра, до железной дороги и дальше в пустыню. Там он объяснил, как, ориентируясь по звездам, держать нужный нам, по его предположению, курс на Баир. А еще через несколько дней умер шейх Фаваз.

Я объяснил Фейсалу, что Насир продолжит диверсии на железной дороге еще месяц, а после того, как туркам удастся от него отделаться, пройдет еще не меньше трех месяцев, прежде чем они смогут напасть на нас в Абу-эль?Лиссане. К тому времени наши новые верблюды должны быть готовы к нашему собственному наступлению. Я предложил попросить его отца, короля Хусейна, уже теперь переправить в Акабу регулярные части с Али и Абдуллой. Это подкрепление увеличило бы численность нашей армии до десяти тысяч солдат.

Мы разделим их на три части. Немобильные подразделения составят силы сдерживания, которые не дадут пошевелиться Маану. Тысяча всадников на новых верблюдах начнет наступление в секторе Дераа – Дамаск. Остальные образуют второй экспедиционный контингент в составе двух или трех тысяч пехотинцев для продвижения на территорию племени бени сахр и соединения с Алленби в Иерихоне. Дальний рейд на верблюдах с захватом Дераа или Дамаска вынудит турок вывести из Палестины одну дивизию или даже две для восстановления своих коммуникаций. Ослабив таким образом противника, мы дадим Алленби возможность продвинуть свой фронт по меньшей мере до Наблуса. Падение Наблуса разорвет боковую коммуникацию, обеспечивающую мощь турок в Моабе, и им придется отступить на Амман, отдав в наше полное распоряжение нижнее течение Иордана. Практически я предлагал использовать арабов племени хауран для того, чтобы способствовать нашему продвижению до Иерихона, а это полпути до нашей цели – Дамаска. Фейсал согласился с этим предложением и дал мне письма к своему отцу, в которых рекомендовал согласиться с этим планом. К сожалению, старик теперь был мало склонен прислушиваться к советам сына, не говоря уже о черной зависти к нему, который действовал слишком хорошо и в чрезмерных масштабах пользовался помощью англичан. Готовясь к объяснениям с королем, я полагался на объединенную поддержку его казначеев Уингейта и Алленби. Я решил лично отправиться в Египет, чтобы убедить их написать королю достаточно жесткие письма. В Каире Доуни согласился как с переводом южных регулярных частей, так и с независимым наступлением. Мы пошли к Уингейту, аргументировали свою точку зрения и убедили его в том, что это хорошие идеи. Он написал письма к королю Хусейну, настоятельно рекомендовавшие ему усилить Фейсала. Я настаивал на том, чтобы Уингейт разъяснил королю, что продолжение предоставления военных субсидий будет зависеть от его реакции на наши рекомендации, но Уингейт не пожелал проявить строгость и изложил свои мысли в тоне вежливости, что могло показаться старику из Мекки свидетельством подозрительной утраты твердости.

Но эти меры обещали нам так много, что мы отправились к Алленби просить помощи в оказании давления на короля. В ставке главнокомандующего мы почувствовали совсем другую атмосферу. Здесь всегда все жило энергией и надеждой, но теперь чувствовалось, что были доведены до необычно высокой степени логика и координация действий. Алленби отличался странной слепотой при подборе людей, что в большой степени объяснялось величием и благородством его души: он считал излишними особенно хорошие качества своих подчиненных, но недовольный этим Четвуд опять вмешался и поставил Бартоломью, начальника своего собственного штаба, на третье место в иерархии. Бартоломью был еще более сложным человеком, еще более вышколен как солдат, более заботлив и добросовестен и представлялся лидером команды друзей.

Мы развернули перед ним свой план, реализация которого должна была начаться осенью, надеясь на то, что наше давление впоследствии даст ему возможность энергично нас поддержать. Он слушал нас, улыбаясь, а потом сказал, что мы опоздали всего на три дня. Из Месопотамии и Индии прибывала его новая армия. Достигнут большой прогресс в обучении. Пятнадцатого июня было утверждено согласованное мнение секретного совещания о том, что эта армия будет готова к всеобщему длительному наступлению в сентябре.

Небеса разверзлись над нами, и мы вернулись к Алленби, который прямо сказал нам, что для выполнения плана Смэтса он в конце сентября начнет большое наступление на Дамаск и Алеппо. Наша роль будет такой, как было определено весной: мы должны будем сделать рейд на Дераа на двух тысячах новых верблюдов. Сроки и детали будут определены через несколько недель, после того как примут окончательный вид расчеты Бартоломью.

Наши надежды на победу слишком часто оказывались для меня призрачными, чтобы я счел этот план твердо гарантированным. Поэтому, в качестве резервного варианта, я добился у Алленби согласия на переброску регулярных контингентов Али и Абдуллы и, ободренный, отправился в Джидду, где мои ожидания не имели успеха. Король прослышал о моем предложении и отказал под предлогом Рамадана в Мекке, его неприступной столице. Мы говорили с ним по телефону. Всегда, когда речь принимала опасный оборот, король Хусейн прикрывался некомпетентностью операторов на телефонной станции в Мекке. Моя забитая голова не была расположена к фарсу, и я повесил трубку, уложил нераспечатанные письма Фейсала, Уингейта и Алленби обратно в свою сумку и первым пароходом вернулся в Каир.

Главы с 98?й по 106?ю. Быстро реализовав переброску частей из Индии и Месопотамии, Алленби настолько превзошел все надежды, что смог спланировать осеннее наступление. Близкий к действительности расчет соотношения сил каждой из сторон показал, что победа будет зависеть от того, насколько Алленби удастся обмануть турок, создавая у них иллюзию того, что опасность угрожала им за Иорданом.

Мы могли бы способствовать этому, не проявляя активности в течение шести недель и симулируя таким образом слабость, что спровоцировало турок на попытку наступления.

Затем в решающий момент арабы должны были перерезать железнодорожные коммуникации с Палестиной.

Такой двойной обман требовал точнейшего расчета действий во времени, поскольку соотношение сил оказалось бы нарушенным как преждевременным отходом турок в Палестину, так и их преждевременным нападением на арабов за Иорданом. Мы позаимствовали у Алленби часть имперского корпуса верблюжьей кавалерии, чтобы подчеркнуть наше якобы критическое положение, тогда как в действительности подготовка к наступлению на Дераа шла полным ходом и единственным препятствием для нее была не ко времени продемонстрированная размолвка с эмиром Хусейном.

Одиннадцатого июля мы с Доуни снова говорили с Алленби и Бартоломью и благодаря их благородству и доверию увидели всю подноготную генеральского мышления. Это был чисто технический эксперимент, обнадеживающий и весьма ценный для меня, тоже наполовину генерала в моем собственном представлении. Когда шла вовсю работа над планами, Болс был в отпуске. Отсутствовал и сэр Уолтер Кемпбелл. Их помощники Бартоломью и Ивенс чертили схемы реорганизации армейского транспорта, не зависевшие от уставного походного порядка, обеспечивая такую гибкость, чтобы любое преследование противника могло продолжаться без перерывов.

Уверенность Алленби была твердой как стена. Перед наступлением он объезжал свои секретно сосредоточенные войска, ожидавшие сигнала, и выражал уверенность в том, что благодаря своей самоотверженности они захватят тридцать тысяч пленных, и это тогда, когда вся игра зависела от случая! Бартоломью был настроен более тревожно. Он говорил, что попытка реформировать всю армию к сентябрю – это безнадежное дело и что даже если бы армия оказалась к этому времени в состоянии боеготовности (в момент отправки в готовности были несколько бригад), в действительности мы не должны были полагаться на то, что наступление будет развиваться так, как запланировано. Его можно было развернуть только в прибрежном секторе, против Рамлеха – выгрузочной железнодорожной станции снабжения, потому что только там можно было сосредоточить необходимый резерв запасов. Это представлялось настолько очевидным, что Бартоломью не мог мечтать о том, что турки проявят слепоту, хотя в данный момент их диспозиция говорила о том, что они этого не учитывали.