Воздух в переговорной на пятьдесят восьмом этаже наэлектризован до предела. Настолько, что, кажется, чиркни спичкой — и все вспыхнет синим пламенем. Мои юристы, Алексей и Марина, сидят по обе стороны от меня, прямые, как будто с кочергой в заднице. Их лица — непроницаемые маски профессионализма, но я чувствую легкий вкус напряжения в воздухе.

Напротив — трое. Представители эстонского портового консорциума «Noordzee». Последний, сука, бастион, который мешает мне замкнуть цепь. Финальный, самый жирный кусок пазла под названием «Золотой маршрут». Мой личный крестовый поход против логистических гигантов Европы.

— Господин Авдеев, мы понимаем ваши опасения, — начинает главный из них, пожилой эстонец с лицом, похожим на печеное яблоко. Его зовут Ян, и он уже второй час пытается продать мне воздух под видом эксклюзивных гарантий. — Но пункт четыре точка семь точка два о форс-мажорных обстоятельствах… он стандартный для всех наших контрактов.

Я медленно поднимаю на него взгляд. Не говорю ни слова.

Просто смотрю.

Так, как умею.

Так, что у людей обычно пропадает желание нести чушь.

— Стандартный? — переспрашиваю, и мой голос в этой стерильной тишине звучит, как скрежет металла по стеклу. — Ян, вы предлагаете мне влить в вашу «стандартную» схему триста миллионов евро и при этом хотите, чтобы я поверил, что какой-нибудь, блять, шторм или забастовка докеров — это повод для вас развести руками и сказать: «Простите, форс-мажор»?

Он ежится. Его коллеги, два молодых щегла в идеально сидящих костюмах, вжимают головы в плечи.

— Это лишь юридическая формальность…

— В моем мире, Ян, не существует юридических формальностей, когда речь идет о моих деньгах, — обрываю его я. — Есть только обязательства. Ваши. Передо мной.

Я подаюсь вперед, опираясь локтями на полированную поверхность стола. Пальцы сцеплены в замок.

— Давайте я объясню вам на пальцах, господа. Меня не интересуют ваши внутренние проблемы, политическая обстановка в вашем регионе и настроение ваших профсоюзов. Меня интересует только одно: бесперебойная работа моего транспортного хаба. Двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю. Триста шестьдесят пять дней в году. И если из-за вашего «стандартного» шторма хоть один мой контейнер застрянет в вашем порту дольше, чем на двенадцать часов, я вас всех выебу. Без предварительных ласк. И не юридически.

В переговорной повисает звенящая тишина. Мои юристы даже не шевелятся. Они привыкли. За последние два месяца я стал жестче. Бескомпромисснее. Лед под кожей, который раньше был просто защитной броней, теперь стал частью меня. Врос в кости и душу.

В то, что от нее осталось.

— Мы предлагаем вам полный контроль над операционным управлением, — пытается спасти ситуацию один из щеглов.

— Мне не нужен ваш контроль, — усмехаюсь я. — Мне нужна ваша ответственность. Финансовая. И прописанная в договоре так, чтобы у вас не было ни единой лазейки.

Я беру планшет, открываю файл с договором. Нахожу тот самый пункт.

— Вот здесь, — тычу пальцем в экран. — «В случае простоя по вине третьих лиц, возникшего на территории порта…» — вычеркиваем к хуям. Пишем: «В случае любого простоя, превышающего установленный лимит в двенадцать часов, консорциум выплачивает неустойку в размере ноль целых двух десятых процента от общей суммы контракта за каждый час простоя».

Эстонцы переглядываются. Лицо Яна приобретает цвет перезрелого баклажана.

— Но это… это драконовские условия, господин Авдеев!

— Это мои условия, Ян. — Я откидываюсь на спинку кресла. — И они не обсуждаются. У вас есть ровно десять минут, чтобы их принять. Или я ухожу. И поверьте, я найду, куда вложить свои триста миллионов. Например, в ваших конкурентов в Сааремаа. Я слышал, они очень сговорчивые ребята.

Я смотрю на часы на своем запястье. «Rolex». Золото. Пошлый, кричащий о статусе. Подарок одного арабского шейха, которому я когда-то давно помог вытащить его задницу из очень неприятной истории. Я их почти не ношу, но сегодня почему-то надел. Наверное, чтобы напомнить этим европейским снобам, с кем они имеют дело.

Десять минут тянутся, как вечность. Эстонцы шепчутся, как нашкодившие школьники. Я же просто смотрю в окно на панораму города. На серые крыши, на суетливые точки машин внизу.

Мне все равно.

Я уже выиграл. Они это знают. Я это знаю. Все остальное — просто формальности.

— Мы… согласны, — наконец, выдавливает из себя Ян. Голос у него такой, будто он только что проглотил ежа.

Я киваю. Небрежно. Как будто речь идет о покупке пачки сигарет, а не о сделке, которая перекроит всю логистическую карту Европы.

— Отлично. Алексей, Марина, подготовьте финальную версию. Подписание — завтра в десять.

Я встаю, даже не удостоив их прощальным рукопожатием. Мне неинтересно.

Они — просто функция. Инструмент. Сегодня они, завтра — другие. Правила игры не меняются. Выживает тот, у кого крепче яйца и холоднее голова.

У меня — и то, и другое. В избытке.

Домой я еду, когда город уже погружается в сумерки. «Бентли» плывет по улицам, как огромный черный корабль, разрезая потоки машин. Я люблю это время. Когда дневная суета сменяется неоновым светом и тишиной в салоне. Можно просто смотреть на огни и ни о чем не думать.

Хотя это, конечно, ложь. Мой мозг не отключается никогда. Он постоянно анализирует, просчитывает, строит новые схемы. Но иногда я позволяю себе короткую передышку.

Дом встречает меня теплом и запахом свежей выпечки. Ирина Михайловна, няня Стаси, суетится на кухне. До сих пор не могу поверить, что она задержалась у нас так надолго и, кажется, даже нашла общий язык с моей дочерью.

— Вадим Александрович, вы как раз к ужину, — улыбается она. — Станислава вас заждалась. Целый вечер только и спрашивает, когда папа приедет.

— Где она? — спрашиваю, снимая пальто.

— В своей комнате. Собирает новый… эээ… синхрофазотрон.

Я усмехаюсь немного нервно. Уже пора бы привыкнуть к тому, что она в свои почти пять, не совсем «обычный ребенок». Точнее — маленький гений. Как я все это переживу — хрен его знает, но наш психолог уже предупредила, что с каждым годом будет все сложнее.

Захожу к Стаське в комнату. Она сидит на полу, вся в проводах и каких-то микросхемах. Перед ней — сложная конструкция из металла и пластика, больше похожая на часть космического спутника, чем на игрушку. Хотя это все еще игрушка. Очередной подарок от Шутова. Где он только их берет — хрен его знает, но вряд ли из «Детского мира». По моим ощущениям — так это какой-то спецзаказ лично для Стаси.

— Пап, смотри! — Она поднимает на меня свои огромные синие глаза. — Я почти закончила. Осталось только от… от-ка-ли-бро-вать сеть.

Мысленно в очередной раз охреневаю.

Подхожу, сажусь рядом на пол, заглядываю в чертежи.

— И что эта штука будет делать? — спрашиваю, делая вид, что разбираюсь в ее каракулях.

— Она будет кормить кота, — заявляет Стася. — Автоматически. По расписанию. И даже выдавать вкусняшку, если он будет хорошо себя вести.

— У нас нет кота, Стась.

— Значит, будет, — пожимает своими крохотными плечами. — Я уже и имя придумала. Люцифер.

Я смеюсь. Громко. От души.

Только с ней я могу позволить себе эту роскошь. Быть не Авдеевым. А просто папой.

— Люцифер, значит? — переспрашиваю, дергая ее немного растрепанные косички. — А почему не Мурзик?

— Мурзик — это банально, пап. А Люцифер — это кон-цеп-ту-аль-но.

Я мысленно вздыхаю и думаю, что прислушаться к Стаськиному психологу и самому пройти психологическую подготовку папы гения — не такая уж белиберда.

Мы ужинаем вместе. Я рассказываю ей про Эстонию, про корабли, про море. Она — про свой «синхрофазотрон» и про то, как Люцифер будет ловить мышей.

Потом мы читаем. Сегодня у нас «Хроники Нарнии». Стася обожает Аслана. Говорит, что он похож на меня. Такой же большой, сильный и всегда побеждает.