Ладонь ныряет под одежду, обхватывает член — твердый, горячий и подрагивающий.

— Ты же не пьешь таблетки? — слышу хриплое дыхание в свои губы.

— Неа.

— Блять…

— Кончишь в меня, Авдеев, и я тебя убью, — издеваюсь, чувствуя, как по венам разливается адреналин

Он на мгновение замирает, отрывается от моих губ.

Скалится точно так кот — только большой и бешеный.

Котище мой… охуенный.

От моей наглости синие глаза вспыхивают. Жгут так сильно, как долбаный криптонит.

Он резко шлепает меня по заднице всей ладонью, и звук пощечины гулко разносится по тихой кухне. Я вскрикиваю, но это звук не боли, а сучьего восторга.

Дрочу ладонью его член.

Дурею, потому что наливается под пальцами все больше и больше.

От предвкушения болезненно тянет внизу живота.

Я знаю, что наши с ним «отношения» станут еще сложнее после этого секса, но… как же по хуй, боже.

Вадим сбрасывает мою руку, перехватывает член у основания, направляет в меня.

Секунду или две дразнит — трется головкой между складками, размазывает влагу.

От вида, как на покрытой венами коже появляются влажные тягучие следы моей смазки, вою и колочу пятками от нетерпения. В ответ Авдеев забрасывает мои ноги себе на бедра.

Толкается — коротко, бескомпромиссно.

Боль и удовольствие взрываются во мне сверхновой.

Вскрикиваю, царапая его спину, оставляя на ней длинные, глубокие борозды.

Он с шумом выпускает воздух через ноздри, замирает на мгновение, давая мне привыкнуть, а потом начинает двигаться. Быстрее и быстрее, вколачиваясь в меня как долбаный отбойный молоток. А я поддаюсь — так же яростно, натягивая себя с блядской откровенностью.

Это наше с ним выяснение отношений на языке тела.

Каждый его толчок — вопрос. Каждый мой стон — ответ.

Он берет, я — отдаюсь.

Он доминирует, я — капитулирую, но в итоге сдаемся мы оба.

Потому что в синих глазах над собой вижу то же самое, что чувствую сама — отчаяние, голод, боль и даже немного мучительной нежности, которой нет места на нашем с ним поле боя.

Ритм толчков становится все быстрее, глубже.

Сладкая волна подбирается к самому горлу.

Голова кружится от влажных звуков, которыми тело радостно приветствует член моего Грёбаного Величества.

Мы перекрещиваемся взглядами.

Мой — распахнутый, его — прищуренный, с огромными зрачками, расплывшимися почти до самого края радужки.

Он вдалбливает член еще пару раз — как-то по-особенному глубоко и офигенно, с оттяжкой.

Разбивает к чертям мои попытки растянуть удовольствие.

Стону, громко, забив вообще на все — я заслужила этот оргазм!

И Вадим растягивает его до последнего — член входит глубже, длиннее, как будто с каждым толчком загоняет в меня дозу эндорфинов и дофамина.

А потом резко выходит.

За мгновение до.

Толкает меня на спину, заставляя лечь на холодный мрамор.

Я ставлю пятки на столешницу, развожу колени ладонями, пока Авдеев гоняет член в кулаке — как-то по-особенному красиво и грязно одновременно.

Глухо стонет, кусая губу.

Кончает — длинными густыми струями мне на живот и на грудь.

Я лежу, тяжело дыша. Смотрю на него — как он нависает надо мной, огромный и горячий как вулкан, и разглядывает, как капли, щекочась, стекают по моей коже. Я хочу смахнуть их пальцами, облизать, но почему-то держусь.

Наверное, потому что послевкусие оргазма начинает перекрывать тишина.

Она слишком… тихая.

Я запрокидываю голову, смотрю на стоящий в стороне монитор видеоняни — Марик будет спать еще часа два. Беспокоится не о чем.

Вадим тем временем отрывает бумажное полотенце, смачивает его теплой водой. Не произнося ни слова, тщательно, почти нежно, меня вытирает. Пальцы едва касаются моей кожи, но от этих прикосновений в дрожь бросает сильнее, чем от оргазма.

Заканчивает, комкает полотенце и бросает в мусорное ведро.

Я спрыгиваю на пол, быстро — как комета — натягиваю шорты и футболку.

Пол под пятками комфортной теплой температуры, но сейчас для меня ощущается как невидимые лезвия, по которым ходила немая Русалочка.

— Крис… — слышу голос в спину, когда иду к двери.

Точнее, сбегаю.

— Расслабься, Авдеев, — улыбаюсь, затыкая рот своей внутренней истеричке. — Это просто секс без обязательств. Кольцо на палец я взамен не попрошу.

Бегу.

Вон из этой кухни.

Вон из этой опасной близости.

Наверх, в его чертову спальню — теперь я здесь точно сдохну.

Захлопываю за собой дверь и только тогда позволяю себе сползти на пол.

Сердце колотится, как сумасшедшее, а между ног все еще сладко тянет и пульсирует от него.

Это. Совсем. Ничего. Не значит, Крис.

Я просыпаюсь от тишины.

Не от звука, а от его отсутствия. Ночью моя голова была наполнена ее стонами, тихими, рваными криками и моим собственными грязными мыслями, в основном на тему «мало, еще». А сейчас — оглушающая тишина Рождественского утра. Стаська бы уже давно потрошила коробки под елкой, но, видимо, после вчерашних впечатлений сон оказался сильнее.

Я лежу в кровати в гостевой комнате и разглядываю потолок.

Тело гудит. Каждая мышца ноет, как после хорошей драки.

Но это крайне охуенно приятная боль.

Потому что я все еще чувствую Кристину на себе.

Ее запах на моей коже.

Привкус ее губ на моих.

Фантомные следы ее впивающихся в мою спину ногтей.

Прикрываю глаза, откидываюсь на подушки и картинки вспыхивают в голове с новой ослепляющей яркостью. Она — на моей кухне, на прохладном куске мрамора. Ее ноги обвивают мои бедра, голова запрокинута, а из приоткрытых губ рвется стон — мое имя, просьбы «еще, еще…»

Член в боксерах мгновенно становится каменным.

Блять.

Я с силой тру ладонями лицо, пытаясь разогнать это наваждение.

Я не хочу называть наш с Тарановой секс — ошибкой, потому что я ее хотел как дурной. И потому что у мужика в запасе есть все способы не допустить секс с женщиной. Даже если очень хочется. Я — допустил, вполне осознавая, что совершаю стратегический просчет. Как там говорится? В здравом уме и крепкой памяти осознавал, что теряю контроль, творю хуйню и все очень сильно усложняю, но позволил Барби снова залезть себе под кожу. Еще и красную дорожку выстелил, как королеве.

Сейчас ковырять варианты «а если бы сдержался» абсолютно не хочется.

Вообще не хочется ничего логически раскладывать по полочкам, потому что вместо стратегического анализа, что теперь делать со всей этой хуйней, в голове крутится только одно: я, блять, хочу еще.

Хочу снова почувствовать, как будет стонать и царапать мне спину. Хочу услышать, как выстанывает мое имя, пока натягиваю ее на свой член — прижав так сильно, чтобы не дергалась и просто принимала. Хочу увидеть в зеленых глазах похоть и «делай, что хочешь — мне по кайфу» который видел там каждый раз, когда мы набрасывались друг на друга. Раньше — и, как оказалось — сейчас, когда мы все друг о друге знаем без прикрас.

В этом плане ни черта не изменилось.

Мне нужно в душ. Ледяной. Он точно не смоет ощущение Крис с кожи, но хотя бы немного успокоит слишком активно разбушевавшуюся потребность трахать ее… примерно раз в час пока она в моем доме.

Натягиваю футболку, разминаю плечи и обещаю себе, что постараюсь — хотя бы немного — не набрасываться на Крис сразу же, как только ее увижу.

Иду по коридору, заглядываю в спальню Стаськи — спит. Поправляю ей одеяло и немного приоткрываю окно, чтобы запустить в комнату морозный воздуха — за окнами настоящий снегопад, целая зимняя сказка.

Дверь в мою спальню, где теперь хозяйничает Таранова, приоткрыта. Захожу внутрь — Марик лежит в кроватке и пытается дотянуться пятками до мягко вращающегося мобиля с игрушками. Трогаю его, привлекая внимание — он, не с первого раза, но растягивает рот в каком-то подобии улыбки.