В конце-концов, я — Таранова, придумаю что-нибудь.

Глава тридцатая: Барби

Я влетаю в квартиру, как небольшой ураган, сбрасывая на ходу кроссовки и стягивая влажную от пота шапку. Щеки горят после вечерней пробежки, а в легких еще немного жжется от все еще прохладного апрельского воздуха, хотя он уже насквозь пропитан весной.

Сегодня у меня была тренировка по тайскому боксу, после которой мне оказалось мало и я решила «накрутить» на свой внутренний спидометр еще несколько кэмэ. Но там где пара — там и все пять, так что в дом я захожу с приятной усталостью в мышцах и приятной, правильной пустотой в голове.

— Я дома! — кричу, направляясь в ванную, потому что одежда и волосы липнут к телу.

— Ужинать будете, Кристина Сергеевна? — раздается из кухни ее спокойный голос. — Галина Петровна оставила горбушу и салат как вы любите.

— Обязательно! Через десять минут!

Быстро принимаю душ, смывая с себя остатки дня — напряжение, усталость, мысли о работе. Дела с магазином идут настолько хорошо, что — как бы смешно это не звучало — мы с Олей начинаем сомневаться, вывезет ли его площадь все наши грандиозные замыслы. И это буквально всего через четыре месяца после открытия. Бывают дни, когда я так глубоко погружаюсь в эти приятные хлопоты, что даже дома приходится буквально силой тащить себя за волосы из бесконечных стратегий, планирования и новых интересных ивентов. Поэтому я завела первое нерушимое правило — дома никакой работы. Точка.

Я переодеваюсь в мягкие домашние брюки и уютный свитер, и вприпрыжку бегу на кухню, потому что ароматы оттуда как всегда просто ошеломительные.

Сто уже накрыт, но первым делом тянусь к моему маленькому Морковному Принцу — пару недель он самостоятельно сел в своих пять с небольшим месяцев, а теперь уже уверенно сидит в детском стульчике и встречает меня широкой улыбкой, смехом и тянущимися навстречу ручками.

Мое сердце моментально тает, превращается в густой ванильный сироп.

Я беру его на руки, целую в пухлую щечку и он встречает эту нежность взрывом радости.

Пока Елена Павловна готовит его ужин — Марик уже распробовал пюре с перетертым брокколи и фруктовые кашки — я без остановки трещу ему, как соскучилась. В основном стараюсь не оставлять его больше чем на полдня, но иногда — как сегодня — домой получается залететь только чтобы переодеться.

Еще и выходные впереди — Вадим, как обычно, заберет его до воскресенья.

Мы ужинаем втроем — я, аппетитно жующий Марик и Елена Павловна. В квартире тихо, пахнет уже не так, как раньше, а моим домом, и на мгновение даже кажется, что все хорошо.

Что жизнь — простая и понятная штука.

Но потом мой взгляд падает пиликнувший телефон, и иллюзия рушится.

Авдеев: Проблемы с погодой, задержусь. Буду только завтра к обеду. Заберу Марка вечером, около шести.

Я несколько раз перечитываю сухие деловые строчки и внутри все сжимается.

Между нами все вежливо и корректно, как на приеме у английской королевы.

Ни намека на то, что было. Ни слова о тех признаниях, которые прозвучали месяц назад у Оперного.

Иногда мне хочется плюнуть на свое решение быть спокойнее, и выпытать у него, действительно ли он просто все забыл.

Но на помощь приходят сказанные Галиной Петровной слова — вода камень точит.

Нам обоим эта тишина только на пользу. По крайней мере, я очень хочу в это верить, хотя, если быть честной до конца, у меня просто нет другого выхода.

Ответ я набираю через десять минут, когда тарелка Марика пустеет и он получает свою заслуженную порцию фруктового пюре — не знаю, будет ли он в папу физическими данными (очень надеюсь, что ДА!), но уже сейчас аппетит у него богатырский.

Пишу Вадиму: «Хорошо, не проблема».

Несколько минут медлю и отправляю вдогонку: «Могу привезу его к тебе завтра к полудню? Чтобы не катался туда-сюда после перелета»

Я не предлагаю ему ничего нового — мы время от времени так делаем, по моей инициативе и Вадим всегда благодарен, что я иду ему навстречу.

Но все равно каждый раз жутко страшно, что он ответит в духе «Не нужно, я буду не сам» — такой вариант, несмотря на слепую веру в то, что для нас еще не все кончено, тоже не стоит сбрасывать со счетов. Но я все равно стараюсь не поддаваться упадническим настроениям.

Ответ приходит почти сразу: «Спасибо, Кристина. Было бы отлично».

И все. Ни смайлика. Ни вопроса «Как дела?». Просто «Спасибо».

Я откладываю телефон и заставляю себя улыбнуться Елене Павловне — мне кажется, она уже по выражению моего лица понимает, кто мне пишет и по каким вопросам.

— Вадим Александрович завтра задерживается, — говорю как можно беззаботнее. — Прилетит только к обеду. Так что отвезу Марка сама.

— Я приеду с утра, чтобы помочь, — тут же вызывается помочь она, хотя традиционно приезжает с понедельника по пятницу.

— Мы справимся, — я даю Марку остатки фруктового пюре, и он охотно облизывает ложку, а потом протестующе хнычет, потому что по его мнению там должно было быть больше. Вскакиваю, беру его на руки — его тепло всегда согревает и помогает держать под контролем грозящие выйти за берега чувства. — Все хорошо, Елена Павловна, вы и так слишком много внеурочно с ним сидите. Отдыхайте.

На следующий день я собираю Марка с какой-то особенной тщательностью. Выбираю мягкий, велюровый костюмчик, стильного серого цвета. Надеваю теплую шапочку с помпоном. Мой маленький принц должен быть неотразим абсолютно всегда — и именно так он и выглядит. Ему только полгода, но уже сейчас он собирает женские взгляды, особенно — когда начинает улыбаться в ответ. Улыбается он почти всегда, а вот плачет — только строго по каким-то поводам, но тоже редко.

Для себя выбираю простые джинсы и уютный молочный свитер. Ничего провокационного или с намеком, хотя очень хочется. Авдеев когда-то сказал, что наши с ним проблемы еблей не решаются — и до меня. Как до того жирафа из сказки, с огромным опозданием, но все-таки дошло. Прошел целый месяц после того, как мы наорали друг на друга, и хоть это не первый повод встретится с ним лицом к лицу, именно сегодняшний день кажется мне подходящим. Мои эмоции улеглись, я переварила их самостоятельно и обсудила с доктором Йохансенном, и теперь меня уже не так сильно тянет выяснять отношения сугубо по моему сценарию. Я готова поговорить спокойно. По крайней мере, очень стараюсь в это верить.

Виктор везет меня по знакомой дорога сквозь сосновый бор. Кованые ворота, которые бесшумно разъезжаются перед машиной. Охрана на въезде уже узнает машину, кивает вежливо, не задавая лишних вопросов.

Стаси нет — она, насколько я успела прикинуть график, в первой половине дня в субботу ходит на развивающие кружки и к психологу, так что меня встречает только Зевс, а этот пирожок всегда рад меня видеть. Крутится возле ног и начинает довольно хрюкать, когда присаживаюсь, чтобы дать ему обнюхать Марика. От этого приветственного ритуала оба балдеют в одинаковой степени бурно — Морковка заливисто хохочет, когда ему в щеку тычется сморщенный собачий нос, а Зевс радостно виляет упитанной попой и растягивает морду в собачье подобие улыбки. И, конечно, упрямо семенит за мной по лестнице вверх. Я нарочно иду потихоньку, чтобы он успевал взбираться следом на совершенно неприспособленных к такому альпинизму коротких лапах.

Я бы давно завела себе такую же псинку, но… в глубине души надеюсь, что эта добродушная булочка в скором времени тоже станет моей.

Дверь в спальню Вадима, которая на Рождество была моей, приоткрыта. Я вхожу. Тишина. И его запах, который я судорожно глотаю ртом, за секунды пропитываясь до самых кончиков пальцев. Раздеваю Марка и укладываю его в качели. Он не спит — с любопытством озирается по сторонам, гулит, пытается поймать яркую игрушку, висящую над ним. Сердце сжимается от нежности — даже не знаю, что я бы без него делала. Он — мой якорь, самый надежный и крепкий. А еще — тонкая, но стальная ниточка, связывающая меня с Авдеевым.