Я в мгновение вжимаюсь в спинку кресла на максимум, но это меня совершенно не спасает. Соколовский внезапно прижимается к моим губам, и в ноздри моментально ударяет запах его одеколона. Дерзкий, как всегда, обозначающий превосходство.

Одной рукой Вадим забирается в мои волосы, не давая отстраниться. Давит на затылок, не получается увернуться. Хотя мне и некуда, но теперь отрезаны все возможные пути спасения. Соколовский держит крепко, но целует бережно, осторожно, вдруг застывает и дышит тяжело.

– Лизка, черт, Лизка… – шепчет он. – Письмо… Действительно, было письмо...

Я не понимаю, что с ним. Вадим отстраняется сам.

Он смотрит на меня каким-то странным взглядом, прожигающим, вопросительным и одновременно таким, как будто к какому-то выводу вдруг пришел.

Перемены в бывшем сбивают с толка. Он вдруг берет мое лицо в ладони, гладит большими пальцами по щекам:

– Какой же я идиот.

– Что ты делаешь, Вадим? – отмираю, мотая головой.

Пульс частит как ненормальный, в ушах громким ритмом бьется сердце.

– Я с ума схожу по тебе, Лиза, понимаешь? – слышу шепот. – Я с ума без тебя схожу.

Все-таки отжимаю замок, которые теперь щелкает, и ремень улетает вверх. Вадим убирает руки, освобождая меня, не препятствует больше, а я выскакиваю из машины и несусь к зданию без оглядки.

Губы горят, стыд заполняет все внутри и тут же рассеивается, оставляя после себя боль – у меня не проходят чувства к Вадиму. Они лишь обостряются, и чем больше я отталкиваю бывшего, тем сильнее накрывает, когда он рядом.

Но иллюзий нет – я горько усмехаюсь.

Если меня беспокоит то, что сдаюсь Вадиму, когда как есть Руслан, который мне доверяет, то у Соколовского вряд ли с этим проблемы.

Он изменял мне. И сейчас изменяет тоже.

Но теперь ей. Со мной.

Вадим

Потираю ладонями лицо.

Жесть.

Лиза выбежала стремительно, испугалась. А я до сих пор пытаюсь понять, что это, черт возьми, было?

Мощным ураганом вырвало из реальности и перенесло в прошлое – в тягучий туман: я стою посреди помещения.

Светлого, но за окнами темень. И в башке темень.

Я определенно держу в руках лист бумаги, буквы расплываются, но в мыслях отголосками только что прочитанное. Не все, пара фраз, слова наперебой. Путаница, но я запоминаю ощущение. Это письмо, о котором говорила Лиза. И то, что я чувствую, медленно убивает через время и расстояние. До сих пор по венам что-то жгучее расползается, выжигает кислотой, до сердца вот-вот доберется.

Уничтожит.

Я испытывал эмоции во время поцелуя с Лизой те же, что и три года назад. И видимо, в день, когда потерял память.

Безысходное чувство потери и дикое желание вернуть свою семью.

Свою семью.

Хватаюсь за голову.

Каждый раз после такого приступа мучают головные боли.

Но сейчас штормит особенно сильно – обычно вместо воспоминаний лишь обрывки еле уловимых чувств, иногда что-то неосознанное вылетает, как с Лизкой.

Лизок, Лизка.

Я так ее называл?

Но впервые я не только ощутил, но еще и увидел хоть что-то из прошлого. Картинка расплывалась, но даже такую, мутную, я теперь держу в памяти, будто боюсь, что ускользнет.

Я не очень хорошо рассматриваю обстановку. Кажется, передо мной светлый шкаф и стена. Черт, это холодильник. Письмо висело на холодильнике?

К сожалению, больше нет информации.

Лишь пара мыслей, которые тогда промелькнули. Но подробностей кот наплакал, как ни ройся в памяти.

Долбаная авария!

В сердцах бью по рулю:

– Какого хрена?! – практически рычу, снова вызверяюсь. – Почему я ни черта не могу вспомнить?

Еще удар, второй, джип издает сигнал, и я откидываюсь на кресло.

Черт. Эмоции, Вадим. Это тебе совершенно не присуще. Да что с тобой?

Через десять минут важное совещание.

И нужно быть внимательным, как никогда.

Будь добр, Соколовский, соберись!

Медленно вдыхаю и выдыхаю.

Я готов. Готов к совещанию. А вот ко всему остальному нужно еще подступиться.

Но отпускать Лизу я теперь не намерен.

Она вернулась в город. И кажется, таким образом жизнь мне подкинула шанс ее удержать.

Но я им, черт возьми, не воспользовался.

***

На совещание пребываю в полностью боевом расположении духа. Не удерживаюсь, нахожу глазами Лизу – она сидит с настороженным видом. Все присутствующие пересматриваются и молчат.

Аксенов сегодня не в духе?

Он оглядывает подчиненных мрачным взглядом. И начинает озвучивать причину, по которой нас всех созвал. Собственно, для меня все это не настолько новая информация, как раз с моей подачи и началась заваруха. Подозрения о конкурентах и раннее не раз всплывали, кто-то явно желает перехватить наш проект.

Да еще и на финальном этапе, когда все черновые работы будут окончены. Если все так, то это удар в первую очередь по нашему престижу. Помимо финансовой задницы. И потерянного времени всем коллективом.

Допустить этого никак нельзя.

Что мне не особо нравится – Савелий сегодня впервые на Лизу смотрит хмуро. Задает ей вопросы с подковыркой, на которые девушка, кстати очень достойно ответ дает.

В очередной его обвинительный упрек не могу промолчать:

– Эти документы не в компетенции Лизы. Она их видела лишь мельком и не полностью. Они только у меня, а у нее на руках даже копий нет.

Образцова вскидывает на меня взгляд:

– Я и сама могу ответить, – поднимает подбородок, вся собирается. – Нет, Савелий, я не сливала информацию, если все ваши упреки звучат лишь с целью меня на чем-то поймать. И насколько понимаю, доказательств того, что кто-то наш проект перехватил, тоже не имеется. Так может, не нужно обвинять раньше времени, да еще и бездоказательно?

– Я никого ни в чем не обвинял. А лишь предупреждаю. Простите, Лиза, если обидел, – сдает назад Савелий, он осматривает всех и повторяет, благо, теперь не выделяя Образцову:

– Конкуренты пока что почву прощупывают. И подкатить могут к любому из вас. Если вы будете… а я обращаюсь ко всем присутствующим… – Савелий замолкает, я поднимаю брови. – За исключением, конечно же, Соколовского. Если вы будете замечены в чем-то, что укажет нам на слив, что поставит наш проект под удар, не ждите пощады. Это ясно?

Смотрит этот черт опять на Лизу.

Аксенов Лизе не верит?

Чувствую укол совести, ведь сам его когда-то насчет Образцовой накрутил. Влил Савелию в голову, что она обязательно подставит. А теперь, хоть и нет оснований менять точку зрения, а все же, считаю, Лиза бы не стала.

Я не очень хорошо ее знаю, но теперь склоняюсь к тому, что достаточно. И отчего-то верю ей.

Все, что мне было известно, сейчас рушится, как карточный домик. И с каждым днем я все больше и больше сомневаюсь в своих убеждениях.

Все, словно под другим углом. Как будто меня переставили на другую точку в схеме, и вся ситуация в корне меняется. Отсюда лучше видно детали.

И самое паршивое – ощущение отныне складывается, что это не Лиза, а я… Я налажал тогда. Три года назад.

И пустота внутри давит на грудную клетку.

Разрастется и выломает нахрен.

– Эту и следующую недели работаем в поте лица, – подытоживает встречу Аксенов, передает слово мне, я обозначаю основные тезисы, даю задания, и Савелий снова поясняет:

– Мы меняем изначальный проект, усовершенствуем. С тем, что мы предложили, заказчик согласен. И у нас мало времени, чтобы все осуществить в срок. Если надо – нужно будет ночевать в офисе. Соколовский и так уже практически, – усмехается. – За это и ценю его как партнера. Берите пример. Да, это, конечно, будет оплачено. Всем ясны задачи? Вопросы имеются?

Народ шепчется, кто-то кивает, кто-то уточняет по делу, а кто-то возмущен – как быть с отпуском, раз продлевается проект. Билеты куплены, все запланировано. На что Аксенов сжимает губы и отвечает довольно строго.