— Я больше часа беседовал с синьором Джакомо де Мора.
Эверард присвистнул:
— Ты? Слуга, почти никчемный человек, черт тебя побери!
Новак, казалось, был рад, что руки у него заняты.
— Я сам изумился, сэр. Один из главных советников императора, его главнокомандующий в сражениях с монголами, личный посол Фридриха к королю Англии и… В общем, он прислал за мной, принял наедине и был непритворно дружелюбен, учитывая разницу в нашем происхождении. Сказал, что хочет узнать по возможности все о других странах, что рассказанное вами, сэр, очень интересно, но простые люди тоже видят и слышат часто такие вещи, которые не замечают их хозяева, и поскольку у него выпало сегодня свободное время…
Эверард кусал губу. Он чувствовал, как ускорился его пульс.
— Не уверен, что мне все это нравится.
— Я тоже, сэр. — Новак, закончив наконец кромсать хлеб и колбасу, сделал бутерброды. — Но что я мог поделать? Я играл под дурачка, как мог. Боюсь вот только, что лицедейство — не мое призвание. — Он выпрямился и медленно произнес: — Мне удалось вставить несколько вопросов. Я задал их так, чтобы они выглядели обычным любопытством. Де Мора удовлетворил его. Он кое-что рассказал о себе и о… своей родословной.
Новак протянул бутерброд Эверарду. Тот машинально взял его.
— Продолжай, — пробормотал он, ощущая ледяной холод, сковывающий мозг.
Новак вновь стоял навытяжку.
— У меня было, как вы говорите, подозрение, сэр. Я навел де Мора на разговор о его семье. Вы знаете, как кичатся своими корнями эти аристократы. Отец его происходил из… это, впрочем, не важно, но мать — из семейства Конти из Ананьи. Я как услышал, так чуть не выдал себя. Но сказал, что слышал историю о прославленном рыцаре Лоренцо де Конти, жившем около ста лет назад. Не родственником ли он ему доводится? И оказалось, что родственником, сэр. — Новак расхохотался. — Джакомо — праправнук этого человека. У Лоренцо был один законный ребенок. Вскоре после его рождения Лоренцо отправился во Второй крестовый поход, заболел и умер.
Эверард уставился в пространство.
— Снова Лоренцо, — прошептал он.
— Не понимаю. Похоже на колдовство какое-то. — Новак вздрогнул. — Не хотелось бы иметь дело с магией.
— Нет, — отозвался Эверард бесцветным голосом. — Никаких чар. Но и не совпадение. Слепой случай, всегда скрывающийся под оболочкой того, что называется реальностью… — Он проглотил конец фразы. — Патрулю уже приходилось работать с узловыми точками пространства-времени, которые легко могут изменить картину мира. Но может ли быть причиной не событие, которое произошло или не произошло, а отдельная личность? Лоренцо своего рода громоотвод, молния ударила в него и после смерти. Джакомо очень важен в карьере Фридриха…
Эверард поднялся со стула.
— Вот и ключ к отгадке, Карел. Ты нашел его. Лоренцо не мог умереть в Риньяно. Он еще должен быть активным участником событий тех кризисных лет, в которые мы отправили Ванду.
— Тогда мы обязаны отправиться к ней, — обеспокоенно сказал Новак, только сейчас до конца осознав значительность факта, раскрытого им.
— Конечно…
Дверь распахнулась. Сердце Эверарда заколотилось. Воздух со свистом вырвался сквозь зубы Новака.
Мужчина, стоявший перед ними, был лет сорока, худощавый, с темными волосами, серебрящимися на висках. Атлетического сложения тело облачено в кожаный дублет поверх рубашки и узкие штаны. В руке он держал обнаженный меч. За его спиной застыли еще четверо вооруженных клинками и алебардами людей.
«О-го-го! Целое сборище!»
— Что случилось, синьор Джакомо? — Эверард вовремя опомнился и заговорил на германском диалекте. — Чем обязаны такой чести?
— Ни с места! — скомандовал рыцарь.
Он прекрасно владел и этим языком. Его клинок качнулся вперед, готовый пронзить или разрубить врага.
— Не двигаться! Иначе смерть!
«А мы, естественно, оставили свое оружие в дворцовой оружейной! При нас только столовый нож. Ну и, может быть, еще острота ума…»
— В чем дело, сэр? — задиристо спросил Эверард. — Мы — гости его светлости. Вы забыли?
— Молчать! Руки перед собой! Выходите в коридор!
В ход пошли алебарды. Острие одной из них почти коснулось горла Эверарда. Одно движение — и это такая же верная смерть, как от выстрела из пистолета, только шума будет меньше. Джакомо отступил на несколько шагов назад.
— Синибальдо, Германн! — Голос его звучал мягко, но тем не менее заполнил собой все пространство каменного коридора. — Следуйте за ними, каждый пусть стережет одного. И снимите с них медальоны, которые висят у них на шее, под одеждой. — Затем арестованным: — Будете сопротивляться — вы мертвы!
— Наши передатчики, — прошептал Новак на темпоральном языке. — Холл ничего про нас не сможет узнать.
— Никаких тайных языков! — отрезал Джакомо. И с усмешкой, леденящий холод которой обнаруживал едва сдерживаемое злорадство, добавил: — Скоро мы вызнаем все ваши тайны!
— Это реликвии, — произнес Эверард в отчаянии. — Неужели вы отберете у нас святыни? Берегитесь Божьего гнева, сир!
— Святыни ереси или магии? — отпарировал Джакомо. — За вами вели более пристальное наблюдение, чем вы предполагали. Мы видели, что вы бормотали в них что-то, совсем не похожее на молитву. К кому вы взывали?
— Это исландский обычай.
Эверард почувствовал руку на шее, потом на груди, и цепочка с медальоном скользнула над его головой. Стражник, отобрав и нож, сразу же отошел.
— Разберемся. А теперь вперед! И тихо.
— По какому праву вы нарушаете гостеприимство, оказываемое нам императором? — требовательно спросил Эверард.
— Вы — лазутчики и, похоже, колдуны. Вы солгали, сказав, откуда приехали. — Джакомо поднял свободную руку. — Нет! Я сказал — молчать! — Он, должно быть, хотел на корню пресечь любые попытки сопротивления, сразу заставив их подчиняться. — У меня с самого начала появились подозрения. Ваши рассказы звучали не совсем правдоподобно. Я кое-что знаю о тех землях, из которых якобы происходишь ты, называющий себя Мунаном. Ты достаточно хитер и умен, чтобы провести Пьеро делла Винью, — если, конечно, не он сам тебе платит. Я пригласил твоего напарника и вытянул из него все, что ему известно. — Низкий, торжествующий смех. — То, что он якобы знает. Ты сошел на берег в Дании, Мунан, и нашел его на пристани, где он провел какое-то время. А он плел о раздорах между королем и его братом, между королем и епископом.
— О боже, сэр! — простонал Новак на темпоральном. — Я не знал, как лучше поступить, поэтому пытался выставиться невеждой, но…
Прежде чем Джакомо открыл рот и велел Новаку замолчать, тот, овладев собой, произнес на германском:
— Синьор, я — простой солдат. Откуда мне много знать о таких вещах?
— Ты должен знать, будет война или нет.
«Нас в Патруле остались единицы, — сверлила мысль сознание Эверарда. — Мы не могли предусмотреть все. Карелу преподали общие сведения по истории Дании того периода, но это был наш вариант истории, в которой сыновья Вальдемара Второго начали вражду, а король восстановил против себя епископов, решив обложить храмы налогом, чтобы пустить средства на войну. В этом же мире Фридрих, верно, превратил Германию в государство более сильное, чем та неустойчивая коалиция в нашем мире, и запугал датчан так, что те сплотились, забыв о распрях».
В глазах Новака стояли слезы.
— Простите меня, сэр! — пробормотал он.
— Это не твоя вина, — ответил Эверард.
«Ты не смог избежать западни, поставленной проницательным и эрудированным противником. Тебя никогда не привлекали и не готовили к разведывательной работе», — думал Эверард.
— Я немедленно беру вас под стражу, чтобы вы не прибегли к помощи дьявола, — сказал Джакомо. — Его светлость занят, как я слышал, но его поставят в известность при первой же возможности, и он наверняка тоже пожелает узнать, кому вы служите и зачем… особенно если это окажется иностранный подданный.
«Пьеро делла Винья, — понял Эверард, — самый непримиримый соперник этого парня. Нет сомнений, Джакомо жаждет отыскать что-нибудь, бросающее тень на Пьеро. И может быть, его идея совсем не так абсурдна. В конце концов, в моем мире Фридрих придет к заключению о предательстве Пьеро».
