— Фью! — засмеялся Умфандума.

— Вы сказали, дорабатывают науку? — проговорил Лоренцен. — Я думал…

— О, да, работы продолжаются, все время. Но уже достигнуты значительные результаты. Контроль экономических циклов, например, наиболее эффективное размещение городов, стабилизация валюты, постепенное продвижение человечества от варварства к первой подлинно зрелой цивилизации — цивилизации, в которой каждый будет здравомыслящим. — Неуловимое выражение промелькнуло на его полном лице и в бесцветных глазах. — Это тяжелейшая работа, она займет столетия, будет множество неизбежных ошибок, помех, неудач, но тем не менее впервые в истории у нас не только благие намерения, но и пути к их осуществлению.

— Надеюсь, что так, — пробормотал Лоренцен. А про себя продолжил: «Вы не сможете выбирать психократов, не отвергая инженеров. Мне не нравится элита в любом виде, мы видели их предостаточно; при всех своих недостатках, парламентское правительство все еще остается единственно возможным выходом. Психократы при нем должны быть только советниками.

Но, когда советники пытаются стать руководителями…»

Он вздохнул и оттолкнулся от стены.

— Пошли, — сказал он. — Начнем работу.

Лоренцен знал, что они приближаются к незнакомой планете очень осторожно, но это было голое знание разума. Впервые в жизни он не чувствовал себя в безопасности и был близок к панике.

Когда карты были готовы, с корабля отправились четыре шлюпки — сорок человек — остальные находились на борту «Хадсона» на орбите. По пути вниз Фернандес покрылся испариной; именно он выбирал посадочную площадку, и будет виноват, если корабль опустится в болото или в район землетрясений. Но ничего не случилось.

Как раз это и настораживало — ничего не случилось. Они приземлились в нескольких километрах от Скамандры на широкой зеленой равнине, испещренной группами деревьев. Края долины скрывались в отдаленной голубой дымке. Как только отключились двигатели, на людей обрушилась тишина; трава, которую они подожгли при посадке, перестала гореть; люди через иллюминатор напряженно всматривались в залитый солнечным светом мир снаружи.

Химики и биологи оказались завалены работой. Им нужно было проделать множество тщательных анализов — воздух, почва, образцы растений, доставленные роботами. Торнтон замерил радиацию и сообщил, что она безопасна. Наружу выставили клетку с макаками-резус, оставив их на неделю. В течение этой недели никто не выходил из шлюпок. Роботы после возвращения тщательно стерилизовались во входных тамбурах. Остальным членам команды делать было нечего.

Лоренцен погрузился в чтение микрокниг, но даже Шекспир, Йенсен, и «Песня о людях Юпитера» казались ему скучными. Люди бродили без цели, перебрасываясь фразами друг с другом, зевали, спали и просыпались на следующий день с затуманенной головой. Открытых стычек на этой шлюпке не было, так как здесь находился Гамильтон; но капитан, довольно часто, яростно кричал через телесвязь на экипажи других шлюпок.

Фернандес потерял терпение и заявил Гамильтону:

— Неужели вы боитесь болезней?

— Чертовски боюсь, — подтвердил капитан. — Если эволюция на этой планете близка к земной, а похоже, так оно и есть, то здесь несомненно найдется пара микробов, способных жить в наших организмах. А я хочу вернуться домой на своих ногах. И я хочу быть уверенным, что мы не занесем какую-нибудь гадость через шлюз.

Хайдеки и его группа доложила о результатах исследования растений: они очень напоминали земные, хотя росли гуще и стволы их были значительно прочнее. Некоторые из них были ядовиты из-за большого содержания тяжелых металлов, но большинство — вполне съедобны. Человек мог бы прожить, питаясь только дикой растительностью. Требовались дальнейшие исследования, чтобы определить, какие растения следует употреблять для сбалансированной диеты.

Вскоре они попробовали есть пищу с Трои. Вкус был неописуем. Лоренцен подумал, насколько бессилен земной язык в передаче вкусовых и обонятельных ощущений — тут был привкус имбиря, корицы, чеснока. Он улыбнулся и сказал:

— Возможно, душа Эскофье вовсе не в раю; может быть, он получил специальное разрешение летать по Галактике и проверять, что можно съесть.

Торнтон нахмурился, а Лоренцен вспыхнул — но как он может извиниться за шутку? Он ничего не сказал, но каждый раз, вспоминая этот инцидент, морщился.

Гамильтон разрешил есть эту пищу только половине людей и весь следующий день наблюдал за ними.

Снова и снова появлялись животные, большинство из них маленькие. Стремительными точками мелькали они по краю выжженного пространства в густой траве. Однажды показалось стадо четвероногих, похожих на пони: у них была чешуйчатая серо-зеленая шкура, длинные волосатые ноги и безухая голова рептилии. Умфандума бранился от нетерпения, что не может поближе взглянуть на них.

— Если рептилии развились здесь так сильно, — сказал он, — то может быть, что здесь вообще нет млекопитающих.

— Рептилии в ледниковый период? — скептически спросил Фернандес. — Но не такие большие, мой друг.

— О, похоже это не совсем рептилии, но все же намного ближе к ним, чем земные млекопитающие. Здесь есть теплые и холодные сезоны, и у них, должно быть, теплая кровь и хорошо развитое сердце; но они определенно не плацентарные.

— Это еще один аргумент в пользу отсутствия здесь разумной жизни, — сказал Лоренцен. — Похоже, планета просто ждет, когда сюда придут люди.

— Да… просто ждет, — произнес Эйвери с неожиданной горечью. — Ждет шахт, городов и дорог, ждет, когда разровняют холмы и равнины наполнятся людьми. Появятся наши собаки и кошки, коровы и свиньи, и разрушат бесконечное многообразие местной жизни. Ждет пыли, смога и толчеи.

— Вы не любите человечество, Эд? — спросил Джаммас-луджиль язвительно. — Я думал ваша работа запрещает вам это.

— Я люблю человечество в положенном ему месте… на Земле, — сказал Эйвери. — Ну, ладно. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Не обращайте внимания.

— У нас есть задание, которое надо выполнить, — сказал Гамильтон. — И в него не входит забота о последствиях.

— Многие так рассуждали, — ответил психолог. — Солдаты, палачи, ученые, создавшие атомную бомбу. Ладно… — он отвернулся и вздохнул.

Лоренцен задумался. Он помнил зеленый шум аляскинских лесов, дикую красоту лунных пиков. Мало осталось в Солнечной системе мест, где человек может побыть в одиночестве. Кажется, и Трою ждет та же участь…

Через неделю в шлюпку внесли обезьян. Умфандума внимательно осмотрел их, а потом убил и вскрыл для проведения анализов. Ему помогал Хайдеки.

— Все в норме, — доложил биолог. — Я обнаружил в крови несколько типов местных бактерий, но они совершенно безвредны и не взаимодействуют с организмом; по всей вероятности они не могут репродуцировать в химическом составе земного тела. Вы не получите от них даже легкой лихорадки.

Гамильтон кивнул седой головой.

— Хорошо, — сказал он, наконец, медленно. — Я считаю, что можно выходить.

Он вышел первым. Последовала короткая церемония поднятия флага Солнечного Союза. Лоренцен вместе с остальными стоял с обнаженной головой, ветер развевал его волосы под чужим небом. Он думал о том, что на фоне этого пустынного ландшафта, вся эта церемония была святотатством.

В течение нескольких дней все были заняты устройством лагеря, люди и роботы работали много и напряженно, почти круглосуточно. Здесь всегда было светло: от зеленого или красного солнца, или от обоих сразу, или от громадного щита Сестры, пылающего в небе вместе с невероятно блестящими звездами. Работа замедлялась из-за трения между людьми, хотя казалось странным, что они продолжают ссориться, оказавшись настолько изолированными от человечества. Но работа продвигалась. Сеть непрочных построек возникала вокруг стоявших рядом шлюпок; заработал главный генератор и добавился электрический свет; установили стерилизатор для питьевой воды; кольцо детекторов, сигналов устройств и пулеметов окружило лагерь. Поставили постройки для спальни, кают-компании, лазарета, лабораторий и механических мастерских. Металлические полуцилиндрические здания совершенно не вписывались в окружающий ландшафт.