Готовый к отходу, он чуть приоткрыл дверь, выглянул, открыл совсем, вышел и снова закрыл. Вполне возможно, никто еще час или два не поднимется. У мерсейцев привычка рано вставать, но нет смысла менять свой ритм, подстраиваясь под короткие сутки Дедала. Такая перестройка длительна, забирает много сил и сильно снижает эффективность работы.

Точно так же вероятно, что, когда все остальные поднимутся, часового не сменят немедленно, а другой причины подходить к этой двери у них не будет.

Но Таргови не мог на это полагаться. До сих пор у него не было ни особого везения, ни невезения. Он всего добился сам. Сложись ситуация по-другому, он все равно действовал бы, как счел наилучшим. Пока что он использовал фактор внезапности.

И сколько еще это может так продолжаться? Ой, недолго!

Он прокрался по коридору в холл. У выхода он опустился на четвереньки, задевая животом пол, и пополз, держа узел в зубах. Вверх по дереву — прыжок-полет на внешнюю стену и соскок на другой стороне — змеей проползти через кустарник, пока его не заметила группа терран… Он вскочил и побежал.

Захарийцы с удивлением смотрели на это плотоядное существо, бегущее с нечеловеческой скоростью по улице с узлом под мышкой. Свободной рукой он приветственно им махнул. Они уже привыкли, что этот бродячий бедняга-торговец бесцельно околачивается вокруг, потеряв всякую надежду сделать бизнес. Если сегодня он несется как встрепанный — что ж, может быть, ему повезло. Вид у него очень радостный.

На востоке солнечное кольцо сжималось в широкую восходящую дугу. Небо почти побелело, облака были подсвечены золотом. На западе густела синева. Трава сверкала росой. Щебетали птицы. Языком пламени мелькнула по суку дерева красная белка. Там и сям между увитыми плющом зданиями проходили ученые. Трудно было бы представить себе более идиллическую сцену.

Войдя в дом, Таргови не учуял запаха Дианы. Подойдя к ее комнате, он заглянул внутрь. Постель была не смята. Секунду тигранин был в нерешительности. Пойти ее искать? Потеря времени могла оказаться роковой. С другой стороны, свидетельство третьего члена группы могло добавить что-то на весы, и видят боги, куда больший вес лежал сейчас на враждебной чаше… И вообще, она же его сестра! Заставить ее разделить с ним опасность? А будет ли она в безопасности здесь? Возможно. Захарийцы могут удовлетвориться простым допросом и не причинить ей вреда. Если она крутила с этим парнем, Кукульканом, у него должно хватить порядочности воспользоваться своим влиянием в ее пользу… но эти захарийцы могут поступить с ней и мерзко, от страха или в отместку. Может быть, их кодекс чести не включает обязательств по отношению к любовнице-чужачке.

Решение нужно было принимать немедленно. Таргови не может гоняться за ней по всей Януа. Но если она там, где он думает, то это недалеко. Он подошел к информатору и набрал код местного справочника. На экране появился адрес Кукулькана. Дома были без номеров, но улицы носили имена, и любое место определялось по сетке координат. Акациевая улица — бесцельные странствия Таргови, пока Диана флиртовала, а Аксор вел конференции, дали ему возможность хорошо выучить местную географию. Акациевая улица находилась южнее, не очень далеко от пути, по которому лучше удирать.

Таргови вошел в комнату воданита. Аксор заполнял ее почти целиком, свернувшись на сиденье из матрасов. Дыхание его звучало как прибой на утесах. Таргови проскользнул мимо чешуйчатого тела, наклонился над мордой и взялся за ноздри. Как он выяснил раньше, это было наиболее чувствительное место. И встряхнул. Под тяжелыми дугами бровей замигали ороговевшие веки. Сверкнул ряд зубов, пригодных как для разрывания, так и для размалывания.

— Охла, хоо-хо, ксиан нгангганг! — прозвучало из пасти. — Что это, как, где, что такое?

— Быстро! — сказал Таргови. — За мной. Я нашел нечто действительно уникальное, но это не продлится долго.

— Ну в самом деле… Я же поздно заснул, не надо!

— Прошу тебя. Умоляю. Ты не пожалеешь.

— Ну ладно, если ты настаиваешь.

Застучали копыта, затрещал пол. Хвост Аксора царапнул по стене. Выйдя за Таргови, Аксор пошел за ним через лужайку. Прохожие на них оборачивались, но продолжали свой путь. Ксенософонты уже не были новостью.

У скамейки, осененной парой величественных деревьев, Таргови остановился.

— Сюрприз неприятный, — предупредил он. — Сдержи эмоции и никак себя не выдай.

— Как? — воданит мигнул. — Ты ведь сказал…

— Я соврал. А правда — вот она. Обернись. Я хочу, чтобы ты заслонил то, что я тебе покажу.

Таргови присел, вытащил из-под скамейки свой узел и развязал. Открылись три диска с данными, два ствола огнестрельного оружия производства не Технической цивилизации и что-то, завернутое в красное полотенце. Таргови развернул ткань. Аксору не удалось подавить истерический вздох. Он смотрел на отрезанную голову мерсейца.

Несколько раз в своей жизни Диана испытывала это чувство — когда ее нежно и искусно целуют. Теперь она поняла, что ошибалась на несколько порядков. Тело Кукулькана прижималось к ней сильно и умело. Открыв глаза, она увидела его облик расплывчатым, золотисто-бронзовым, сверкающим. От запаха мужчины кружилась голова. Сердце его билось напротив ее сердца. Диана крепко обняла его левой рукой и запустила пальцы правой ему в волосы.

Его рука скользнула с ее бедра вверх, под полурасстегнутую блузку. Прошла под лифчик. Взорвалась сладостью.

«Стой!» — прозвенело в голове. Через годы мурлыкал голос Драгойки: «Лети по ветру, но только убедись, что это ветер твоих желаний». Одиночество Марии Кроуфезер…

Диана подалась назад. Пришлось себя заставить.

— Погоди, — сказала она, неуверенно засмеявшись. — Мне нужно подышать.

— О красавица моя!

Его вес давил ее вниз, к дивану, на котором они сидели.

Она воспротивилась. Мягкий прием дзюдо, удачный из-за неожиданности, дал ей освободиться. Она отпрыгнула в сторону, тяжело дыша, дрожа и раскрасневшись, но вновь владея собой.

— Полегче! — сказала она, улыбаясь, поскольку в ней все еще пульсировали теплые волны. Нашлось занятие — застегивать расстегнутые застежки. — Давай не будем зарываться.

Он тоже встал, по виду — не обидевшись, хотя в голосе его и звучал пыл:

— Почему же нет? Кому от этого плохо? Что в этом, кроме любви и радости?

Он не стал приближаться, и Диана осталась стоять, где стояла, сомневаясь, смогла ли бы она действительно устоять против этого красавца.

— Я… Кукулькан, это было чудесно.

И это в самом деле было чудесно, как кульминация этой ночи с полетом над Элладой на озеро, где они плавали в игравших вокруг сполохах солнечного кольца, будто в чистом свете, а на берегу ели фазана и пили шампанское, и танцевали на лодочном причале под музыку из плейера аэрокара; ни музыки, ни танца она раньше не знала — вальс кого-то по имени Штраус, и наконец приехали к нему, где одно следовало за другим.

— Я так тебе благодарна, так благодарна! Но мне скоро придется уехать.

— Нет, не придется. Я это устрою. Ты здесь останешься, сколько захочешь. И я покажу тебе всю эту планету, а потом возьму тебя к звездам.

Неужто в самом деле? Да, наверное!

Диана абсолютно не собиралась всю жизнь оставаться девственницей, ни даже до определенного возраста. Просто гордость, если ничто другое, не позволяла ей стать чьей-то игрушкой или, точно так же, сделать игрушкой мужчину. Но Кукулькан Захари ей нравился — больше чем нравился — и она ведь для него тоже что-то значит, зачем бы он иначе стал так ее обхаживать? Какая же она неблагодарная, как можно так ему не верить!

Ох, если бы у нее было лекарство! Она не хотела ни ребенка в ближайшем будущем, ни аборта когда-либо в жизни, но, привыкнув жить на Имхотепе одним днем, то среди тигран, то среди людей, она не думала о предосторожностях. Эта неделя безопасна — кажется…

— Я лучше пойду, — заставила она себя произнести. — Дай мне подумать. Очень тебя прошу, не торопи меня.