— Какие люди?

— Ушельцы! Те, кого я знаю лично, славные ребята, искатели приключений, у которых нет никакого интереса жить чужой жизнью. — Скип встал, обнял Ивонну за плечи и улыбнулся: — А может, ты выберешь кого-нибудь из ортодоксов, людей вроде тебя. Замечательно! Как только они решатся пойти с нами, они тоже станут ушельцами.

Разговор происходил в их каюте, и все жесты Скипа тенями отображались на стенах. Но на самом деле Скип имел в виду Большой Космос.

— И мы будем править миром? — спросила Ивонна.

— Нет! — ответил Скип. — Разве ты не понимаешь, дорогая, что в этом-то и есть все зло? Зачем нам власть над людьми? Зачем нам желать ее и бояться, что другие возжелают такой власти? Агасфер прилетел сюда вовсе не для того, чтобы загнать человечество в ярмо.

— Мне еще предстоит научиться думать по-твоему, — тихо сказала Ивонна. — Я не могу себе представить, чтобы кто-либо, когда мы умрем, вздумал направить эту силу на осуществление высших целей с благими намерениями…

— Мы не можем упустить такой шанс, — заметил Скип уже не так горячо. — Я предпочитаю рассчитывать на то, что люди в конце концов поймут, что этим миром не нужно управлять. Но чем больше я думаю о возможности построения такого корабля на Земле, даже через тысячу лет, тем более бредовой представляется мне эта идея.

Ивонна резко встала и обняла Скипа.

— Ничего подобного, дорогой! Я глупая. Мне бы сразу сообразить, учитывая, сколько технарей я перевидала на своем веку… Послушай, в природе нет никаких тайн. Весь вопрос в том, возможно это или нет. Если наши ученые будут знать, что это в принципе возможно, этого уже достаточно. Они в лепешку разобьются, но найдут решение! Как ты не понимаешь, что стоит их только поманить, и они отдадут этому делу все, что имеют! Скип, ты любишь держать пари. Так вот, я держу пари, что мы с тобой доживем до того времени, когда звездолет, сделанный руками людей, — пусть не такой совершенный, но все-таки звездолет! — отправится к сигме Дракона. Скип довольно рассмеялся:

— Ну нет, слишком уж велик, по мне, срок. Впрочем, если ставки будут не слишком обременительны, я готов.

Теперь заговорила Ивонна. Громко, словно ее слушали потомки.

— Ты получишь свой шанс. Ты пройдешь тысячу своих дорог и найдешь сотню, которые окажутся новыми и добрыми, потому что мы достаточно умны и видим, что никто пока не додумался указать миру, как ему жить.

— Не хорони уж так их, — заметил Скип. — Я не претендую на особое благородство души. Просто мне хочется провести остаток жизни среди планет, а может, даже звезд, и наслаждаться всей полнотой жизни.

Ивонна покраснела.

— Я тут наболтала, да? Мне еще надо научиться быть самой собой. Ты научишь меня?

Скип обнял ее. Они стояли между Землей и Магеллановым Облаком.

— Знаешь, насчет нашей проблемы, как нам с тобой быть вместе… — сказал он. — Мы не нашли решения, да и не надо. Уже нет нужды! — Скип помолчал. — Пойду-ка я переведу корабль на орбиту. И не забудь, хотя мне это и не по душе, что ты собиралась сочинить наше послание народам Земли.

Перевод с английского С. Степанова

Книге пристало рассказывать о себе самой. Но поскольку это все-таки не современный роман в жанре «фэнтези», постольку читатель вправе получить сведения о ее источниках.

В отличие от «Саги о Вельсунгах», ядро которой сложилось на берегах Рейна, эпический цикл о Хрольфе Жердинке и его воинах имеет чисто северное происхождение. Когда-то этот эпос, чьи корни уходят глубоко в душу народа — в его песни, был широко известен. Но повезло ему гораздо меньше, чем сказаниям о Сигмунде, Сигурде Убийце Фафнира, Брюнхильд и Гудрун. Он так и не отлился в яркое прозаическое повествование, не стал источником поэм, которые бы дошли до наших дней целиком: поэтому теперь он почти забыт, а между тем вполне заслуживает того, чтобы о нем вспомнили вновь.

Зарождение этого эпоса по времени близко зарождению «Песни о Нибелунгах». Он — современник «Беовульфа». Собственно говоря, эти два эпических цикла — «Сага о Хрольфе Жердинке» и «Беовульф» — способны при сопоставлении многое прояснить друг в друге. Ведь в них зачастую действуют одни и те же персонажи. Наиболее ярким примером может служить конунг Хротгар, из чьих палат Беовульф изгнал чудищ. В датском эпосе этот конунг фигурирует как дядя главного героя, Хрольфа, под именем Хроар. Проведенный учеными сравнительный анализ не оставляет сомнений в том, что речь идет об одном и том же лице.

Все это позволяет достаточно точно датировать события, легшие в основу нашего эпоса. Григорий Турский в своей «Истории франков» упоминает Хохилаикуса — датского (несколько более поздние хроники называют его гаутским) короля, погибшего во время набега на Голландию. Это именно тот вождь, который в «Беовульфе» назван именем Хигелак, а в «Саге о Хрольфе Жердинке» (и еще в нескольких скандинавских сказаниях, дошедших до нас в отрывках) — Хуглейк. На этом основании мы с уверенностью можем говорить о том, что он был гаутом. Нам, правда, не известно достоверно, жило ли это племя в Ютландии или в той части Швеции, которая теперь называется Гетланд, а в те времена была независимым королевством. Полагаю, что второй вариант более вероятен. В любом случае, коль скоро этот вождь существовал на самом деле, нет сомнений в том, что должны были существовать и другие герои, обрисованные в эпосе гораздо ярче, в том числе сами Беовульф и Хрольф.

Хуглейк умер между 512 и 520 годами, Хрольф же появился на исторической арене двумя или тремя десятилетиями позже. Это была эпоха Великого переселения народов — эпоха гибели Римской империи, когда германские племена начали кочевать по Европе, и вряд ли мир переживал когда-либо более мрачные времена. Памятуя об этом, можно понять, почему Хрольф Жердинка оставил по себе столь славную память, почему сказители из поколения в поколение отправляли любого героя к его двору, хотя из-за этого все меньшая часть цикла оказывалась посвященной самому Хрольфу. Царствование Хрольфа осталось в памяти как относительное затишье среди бури, разбушевавшейся на столетия. Он был для Северных стран тем же, чем король Артур — для Англии, чем впоследствии стал для Франции Карл Великий. Спустя пять столетий, далеко к северу от Дании, в Норвегии, накануне битвы при Стикластадире люди конунга Олафа Святого были разбужены скальдом, громко певшим древнюю песнь о Бьярки, ту самую, в которой он созывает дружинников датского конунга-язычника Хрольфа на последнюю битву.

До нас дошли фрагменты этой песни. Кроме того, известна еще одна песнь о Бьярки, представляющая собой другую, более позднюю версию этого сюжета. Еще одну песнь, вернее, ее длинное латинское переложение, приводит Саксон Грамматик (1150–1206) в своей хронике-своде датских легенд и исторических преданий, но на ее основе мы можем только попытаться реконструировать оригинал. (Примером такой реконструкции может служить глава 1 в «Сказании о Скульд». Некоторые другие части этой песни вошли в главы 2 и 3 нашего пересказа.) Сочинение Саксона Грамматика, которое, между прочим, содержит самую старую из дошедших до нас версий предания о принце Гамлете, повествует прежде всего о Хрольфе. Кроме того, упоминания о нем есть в книгах Снорри Стурлусона «Круг Земной» и «Младшая Эдда», в краткой записи «Саги о Скъёльдунгах» и в других источниках. Важнейший же источник — несколько исландских рукописей, целиком посвященных преданию о Хрольфе. К сожалению, ни одна из дошедших до нас копий не была создана ранее 1650 года, и как стиль, так и логика изложения в них зачастую оставляют желать лучшего.