После этого Лоренцен почувствовал себя пятым колесом в телеге. Астроному нечего было делать. Он установил телескоп, но из-за двух солнц и яркого спутника всегда было слишком светло для эффективных наблюдений. В деловой суматохе лагеря он начал тосковать по дому.

Он увязался вместе с группой, которая отправилась на аэрокаре к Скамандре, чтобы поближе взглянуть на нее и собрать образцы. Река была необычной: медленно движущаяся полоса коричневого цвета; с одного ее берега, поросшего тростником, не было видно другого. Рыбы, насекомые и растения не интересовали Лоренцена. Как дилетант в зоологии, он интересовался другими — большими животными: парафилонами, астимаксами и тетраптериусами. Охотиться было легко; по-видимому, животные раньше не встречали никого похожего на людей, их легко было подстрелить, когда они с любопытством кружили вокруг. Оружие у каждого висело на поясе, и, хотя здесь были и хищники — по ночам слышался их рев, — в общем ничто не угрожало жизни людей.

Высоких деревьев не было; низкие кустарники группами усеивали равнину. Они были невероятно прочны, топор тупился об стволы и лишь плазменный резак мог справиться с ними. Ботаники, основываясь на дендрохронологии, заключили, что возраст кустарников равняется нескольким столетиям. Пользы для людей от них не было. Человеку придется ввозить свои саженцы, чтобы получить пригодные для пиломатериалов деревья. Но список съедобных растений и животных рос очень быстро. Человек мог оказаться здесь голым и одиноким, но если бы он знал, как высекать огонь из кремня, то прожил бы вполне сносно.

Но что же случилось с людьми из экспедиции «Да Гамма»?

Это не могло быть связано с природой планеты. Если рассматривать диких животных и болезни, то во многих районах Земли человек был бы в меньшей безопасности, чем здесь. Сейчас, в теплый сезон, дни были ясными, а редкие дожди — умеренно прохладными. Зимой здесь будет снег, но это не страшно, если есть огонь и теплая одежда. Низкое содержание двуокиси углерода в воздухе означало некоторое изменение в привычном дыхании, но к этому легко было привыкнуть, оно почти не ощущалось. Освещение было непривычным — иногда зеленоватым, иногда красноватым, иногда смесью обоих цветов, создающей двойные тени и изменяющей вид местности в зависимости от освещения — но и это не было неприятным и, конечно же, не могло служить причиной сумасшествия. Здесь были ядовитые растения. У нескольких человек появилась неприятная сыпь, когда они попробовали одно из них, но вскоре все научились избегать такие растения. Местность была тихой и спокойной, тишину нарушал лишь свист ветра и шелест дождя, иногда грохотал гром, или раздавались отдаленные крики животных да шуршание крыльев в небе, и это было только облегчением после лязга цивилизации.

Итак…

Лоренцен возился со своим оборудованием, измеряя период обращения планеты и других небесных тел. В остальное время он предлагал свою помощь другим, или разговаривал с незанятыми людьми, или играл в разные игры, или просто сидел и читал. Это было вынужденное безделье, но все же он чувствовал себя виноватым. Может следует проконсультироваться у Эйвери? Психолог выглядит не таким потерянным.

Прошло двенадцать тридцатишестичасовых дней Трои. И тогда пришли чужаки.

Телескоп плавно перемещался по заданной программе, когда в его поле зрения попало нечто двигающееся. Сработало фотореле, и контур обратной связи направил телескоп на приближающиеся объекты. Когда они приблизились, включилась сигнализация и сирена разрезала тишину лагеря.

Фридрих фон Остен спрыгнул с койки, на которой дремал.

«Lieber Gott!»[397]

Он схватил винтовку и выбежал наружу, на ходу расстегивая кобуру с пистолетом системы «магнум». Люди выглядывали из своих убежищ, бросали работу, и торопились занять посты у огневых точек.

Фон Остен добежал до командного пункта и, балансируя на краю траншеи, поднес к глазам полевой бинокль. Их было… да… восемь, размеренной походкой приближающихся к лагерю. Они были слишком далеко, чтобы разглядеть подробности, но солнце блестело на чем-то металлическом.

Он поднял микрофон и хрипло проговорил:

— Всем занять свои позиции. Капитан Гамильтон здесь?

— Я слушаю. Я на корме шлюпки номер один. Они похожи на… разумных… или нет?

— Ja[398].

— Я думаю — похожи.

— Хорошо. Оставайтесь на месте. Держите их под прицелом, но не стреляйте без команды. Это приказ. Что бы ни случилось, не стреляйте без команды.

— Даже если они откроют огонь?

— Да.

Сирена взвыла с новой силой. Общая тревога!

Лоренцен бросился к отведенному для него месту. Лагерь был охвачен смятением, слышались крики, топот ног; пыль кружилась в воздухе и оседала на стволах оружия. Аэрокар поднялся в воздух, чтобы охватить происходящее с высоты птичьего полета. «Точнее с высоты тетраптериуса? — подумал Лоренцен. — Здесь же нет птиц. Это не наш мир.»

Он вошел в убежище. Здесь собрались люди, неопытные в военном деле, главным образом для того, чтобы не мешать. Круглое лицо Эйвери замаячило перед ним; свет Лагранжа-1, проникающий через окно, придавал ему жуткое выражение.

— Туземцы? — спросил он.

— Э… похоже на то, — Лоренцен закусил губу. — Примерно с полдюжины, идут пешком. Какого черта мы п-п-прячемся?

Из темного угла выплыло вытянутое худое лицо Торнтона.

— Нам нельзя рисковать, — сказал он. — Было бы неразумно, чтобы эти… существа… узнали наши намерения, наши силы и численность. Поэтому будьте мудры, как змеи…

— …и кротки, как голуби, — закончил Эйвери. — Но таковы ли мы? — Он покачал головой. — Человек все еще ребенок. И эта реакция… детская. Страх перед неизвестным. Несмотря на всю мощь, которой мы владеем… мы все равно боимся. Это неправильно.

— «Да Гамма» не вернулся, — сухо напомнил Торнтон.

— Я не думаю, чтобы… простые дикие туземцы, не знающие даже городов, были… причастны к этому, — сказал Эйвери.

— Но что-то же случилось, — сказал Лоренцен. Он почувствовал озноб. — У них может быть оружие — б-б-бактериологическое…

— Говорю вам — это детский страх, — голос Эйвери дрожал. — Мы все когда-нибудь умрем. Надо встретить их открыто и…

— И поговорить с ними, правда? — улыбнулся Торнтон. — Как ваш лагранжский, Эйвери?

Наступило молчание. Снаружи шум тоже затих, лагерь застыл в ожидании.

Лоренцен взглянул на свои часы. Он отсчитывал минуты: одна, десять, тридцать… время ужасно замедлилось. В кабине было жарко, душно и пыльно. Он почувствовал, как пот стекает струйками по его телу.

Прошел целый час. И, наконец, послышался условный сигнал. «Все в порядке… выходите… но будьте наготове.»

Лоренцен выскочил из убежища. Он оказался рядом с тем местом, куда подходили чужаки.

Люди стояли полукругом, с винтовками наперевес, встречая чужаков лицом к лицу; прикрывая подступы к Человечеству. Гамильтон был впереди всех. Он выпрямился во весь рост и словно окаменел, наблюдая за незнакомцами совершенно бесстрастным взглядом. Они же — смотрели на него, и прочесть выражения на их лицах было невозможно.

Лоренцен окинул их взглядом и принялся изучать детали. Он видел раньше фильмы о внеземных существах, но эти были не такими чужими, как многие из обнаруженных ранее, но все же было потрясением увидеть их прямо перед собой. Он впервые по-настоящему осознал, что человек не уникален, что он не является чем-то особым в бесконечном разнообразии живых существ.

Существа стояли на задних конечностях как люди, хотя с большим наклоном вперед, что должно быть уменьшало их потенциальные возможности; примерно метр семьдесят ростом. Тяжелый, как у кенгуру, хвост уравновешивал тело и, вероятно, служил мощным оружием ближнего боя. Руки были тонкими, почти человеческими, три пальца вместе и два больших отставлены, каждый палец имел дополнительный сустав и заканчивался острым синим когтем. Головы круглые, уши торчком, плоские черные носы, заостренные подбородки, усы над широкими черногубыми ртами и продолговатые золотистые глаза. Они выглядели как млекопитающие — по крайней мере, были покрыты гладким серым мехом, который темнел вокруг глаз, создавая иллюзию маски. Похоже все они были мужского пола, хотя Лоренцен не был в этом уверен — на чужаках была одежда: свободные блузы и мешковатые штаны, по-видимому, сотканные из растительного волокна. Обуты в некое подобие мокасин. На всех были кожаные пояса, поддерживающие разнообразные сумки, нож или топор и что-то похожее на рог с порохом; на спинах — небольшие ранцы, в руках — длинные гладкоствольные ружья, заряжающиеся с дула.