Все набились во флиттер. Это была обычная машина, вмещавшая около десятка пассажиров, если сесть плотно — на всех сиденьях, в проходе и сзади. Флэндри сел за штурвал и включил гравигенераторы. Перегруженный флиттер неуклюже оторвался от земли. Флэндри вел его низко, чуть ли не по головам кишевших снаружи горожан, пока не пересек реку, не миновал доки и между ним и заливом не оказался заслон леса.

— Ты же летишь на Белые Пески, — запротестовала Драгойка.

— Конечно. Надо, чтобы солнце было позади нас.

Она поняла его замысел, но больше ни до кого это не дошло. Пассажиры сбились в кучку, прижимая к себе ружья и что-то шепча. Оставалось только надеяться, что первый полет не лишит их боевого духа.

— Когда сядем, — громко сказал Флэндри, — выскакивайте все наружу. На палубе увидите открытые люки. Постарайтесь их захватить. Иначе лодка уйдет под воду и утопит вас.

— Тогда их пушкари тоже потонут, — мстительно сказал кто-то.

— У них есть запасные. — Флэндри вдруг с ужасом осознал, насколько безумна его затея. Если его даже не собьют на подходе, если ему удастся сесть, все равно у них один только бластер да несколько стреляющих пулями ружей — а сколько стволов у мерсейцев? Он чуть не повернул обратно — но нет, он не мог поступить так при тигранах. Моральная трусость — вот как это называется.

Над берегом он развернулся и врубил аварийную мощность. Флиттер ринулся вперед над самой водой, по-прежнему медленно до ужаса. Волна плеснула о ветровое стекло. Подлодка лежала впереди, серая, неясно видная и страшная.

— Смотрите! — заверещала Драгойка.

Она указывала на юг. Море там кипело от спинных плавников. Начали всплывать лодки с катапультами на рыбьей тяге, усеивая воду, насколько хватал глаз. Ну конечно, промелькнуло в глубине сознания Флэндри. Вся операция задумана как нападение водяных — частично для того, чтобы сберечь мерсейские силы, частично, чтобы сберечь легенду. Эта подлодка только вспомогательное средство, не так ли? Мерсейцы — только советники, в том числе и те, что у пушек, верно? Они всего лишь подавят оборону, а уж город разгромят водяные.

«Наплевать мне, что будет с Чарли».

В их тонкий фюзеляж ударил луч. Никто не пострадал, но их заметили.

Пусть — он уже вошел в мертвую зону над палубой.

Замер в воздухе и выпустил шасси. Тряска в сиденье показала ему, что они сели. Драгойка распахнула дверцу и первая с криком ринулась наружу.

Флэндри удерживал флиттер на месте. Это были самые худшие секунды, нереальные, когда смерть, которая не должна была стать реальностью, резвилась вокруг. На палубе было с десяток мерсейцев, в воздушных шлемах и черной форме — по трое у каждого орудия, трое или четверо в открытой боевой рубке. Сейчас эта рубка прикрывала его от кормового расчета. Остальные вовсю палили из бластеров и автоматов. Сверкали молнии.

Драгойка упала на палубу, перекатилась и повела огонь с живота. Диск ее автомата плевался свинцом. Ее поливали огнем в ответ. Потом выскочил Ферок, стреляя из своего автомата. А там и остальные.

Рубка служила хорошим укрытием тем, кто стрелял оттуда. Вскоре к ним подоспел кормовой расчет. Лучи и пули дырявили флиттер. Флэндри, поджав колени, забился под приборную доску и чуть ли не молился вслух.

Последний тигран выбрался наружу, и мичман поднял флиттер в воздух. Ему по-прежнему везло: машина хоть и пострадала, но серьезных повреждений не получила. (Он мельком отметил, что у него обожжена рука.) Описав нетвердую дугу, он завис над рубкой и, держась одной рукой за сиденье, стал стрелять другой через открытую дверцу. Ответный залп не задел его. Какое-никакое, а укрытие у него было. Он успешно косил мерсейцев.

Раздался новый взрыв, от которого у него задребезжали зубы. Мотор заглох, и флиттер с высоты трех метров рухнул на рубку, над которой висел.

Через минуту Флэндри пришел в себя. Он вылез на четвереньках из своей покореженной машины, выглянул наружу и вывалился на мостик. Дорогу загораживало дымящееся тело. Он оттолкнул его в сторону и выглянул за фальшборт. Дюжина тигран, уцелевших в бою, захватили носовое орудие и пользовались им как прикрытием. Мерсейцев, укрывшихся внизу за рубкой, они сдерживали. Но из кормового люка все время лезли новые.

Флэндри поставил бластер на широкий луч и стал стрелять.

Еще. Еще. Экипаж не должен быть большим. Сколько он уже уложил? Черт, есть ведь еще люк в самой рубке, прямо под ним! Хотя нет, его загораживает флиттер.

На Флэндри обрушилась тишина. Только ветер и плеск воды о борта нарушали ее, да еще монотонные рыдания мер-сейца, который лежал с оторванной ногой, истекая кровью. Победа. Они все-таки победили. Флэндри смотрел на свою свободную руку, отвлеченно думая, какой это превосходный механизм. Смотри-ка, пальцы сгибаются.

Однако мешкать нечего. Он встал. Мимо пропела пуля, пущенная с носа.

— Не стреляй, дубина! Это я! Драгойка, ты жива?

— Да. — Она торжественно выступила из-за орудия. — Что дальше будем делать?

— Кто-нибудь идите на корму. Стреляйте в каждого, кто высунет нос.

— Мы сами пойдем вниз. — Драгойка обнажила меч.

— Умнее ничего не выдумаешь? — взорвался Флэндри. — Вам хватит забот удерживать их взаперти.

— Ну а ты? А ты, — в экстазе выдохнула она, — можешь повернуть эти пушки против шираво.

— Тоже не выйдет. — Боже, как он устал! — Во-первых, я не смогу один обслуживать такие тяжелые орудия, а ваши не сумеют мне помочь. Во-вторых, героические придурки, которые остались внизу, того и гляди решат погрузиться и потопят нас.

Он настроил свою рацию. Надо вызвать станцию — пусть снимут отсюда его отряд. Если его сослуживцы окажутся перестраховщиками и не решатся обработать лодку анестезирующим газом и захватить ее в качестве трофея, он лично потопит ее. Но они, конечно, согласятся. Победителей не судят военным судом, а инструкции — только прикрытие для военных, которые хоть что-то смыслят. Потом надо связаться с Сестрами. Пусть пробьют сигнал к бою. Курсовикские корабли, если их организовать, смогут отогнать армаду водяных — а может, те отступят сами, увидев, что их козырь побит.

А потом… Флэндри не знал, что потом. Хорошо бы недельку в лазарете, потом медаль и командировка на Терру для съемки пропагандистских фильмов о собственных подвигах. Впрочем, вряд ли. Мерсейя сделала еще один шаг по пути войны. Терре придется ответить или убраться отсюда. Он глянул на Драгойку, расставляющую часовых. Она усмехнулась ему в ответ. Пожалуй, ему не так уж и хочется покидать планету.

Рунеи Странник подался вперед, так что его обтянутые черным мундиром плечи и суровое зеленокожее лицо будто вдвинулись в кабинет Хауксберга.

— Милорд, — сказал мерсеец, — вам известна юридическая позиция моего правительства. Морской народ — суверенный владелец старкадских океанов. Кораблям сухопутных жителей может быть, самое большее, предоставлено ограниченное право следования — если моряне согласятся на это. Также и инопланетный воздушный флот может летать над их водами исключительно с их согласия. Вы обвиняете нас в эскалации? Откровенно говоря, я, на мой взгляд, проявил значительную терпимость, не введя в бой свои воздушные силы после вашего нападения на мерсейскую подводную лодку.

Хауксберг изобразил на лице улыбку.

— Если вы и мне позволите говорить откровенно, комендант — возможно, вас удержало то, что в таком случае и терранские воздушные силы вступили бы в бой, а?

— На кого в таком случае легла бы ответственность за эскалацию? — пожал плечами Рунеи.

— Использовав свое судно против… э-э… тоборканского города, ваша планета тем самым приняла прямое участие в войне.

— Это был акт возмездия, милорд, и не со стороны Мерсейи, а со стороны злетоварского Шестиконечника, с участием инопланетных добровольцев, получивших временный отпуск по месту своей постоянной службы. Именно Терра выдвинула доктрину, согласно которой ограниченные репрессалии не являются поводом к войне.