— Тебе и не нужно понимать, — вздохнула она. — ТЫ не поймешь. Ты отказываешься.

— А на что мне обратить внимание? На то, что ваши боги на меня злятся? — оскалился он. — В этом ничего нового нет.

Она его удивила.

— Я пришла тебя предостеречь, — сказала она, — не потому, что мне велели Они. Они не просили. Знак был предназначен для меня, чтобы я передала его сестрам, что если мы не вернемся к Богам, которых ты нас заставляешь покидать, Они покинут нас. Но мне пришлось сказать это в первую очередь тебе.

— Зачем?

Она наклонилась вперед.

— Потому что я люблю тебя, Граллон.

Он притянул ее к себе. Когда она поднялась с кровати и стала искать одежду, за окном был тусклый восход.

— Ведь ты не уходишь, правда? — спросил он. Огонь погас; от усталости ее голос был невыразительным.

— Я должна. Никому не говори о том, что между нами было.

Он взволновался, встревожился.

— Почему?

Она смотрела на него таким взглядом, словно из клетки, куда ее заперли.

— Ты не уступишь, — сказала она. — Прошлой ночью я говорила неправду. Я думаю, что мне велела прийти затемненная луна, а когда ты заснешь, найти нож и полоснуть тебя по горлу. Так Ис хотя бы можно было спасти. Но я не смогла. Теперь я должна уйти и вынести наказание, какое только смогу. Прощай, Граллон.

Он рванул вслед за ней. Она знаком велела ему остановиться, и он почему-то только и смог, что послушаться и беспомощно смотреть, как она одевалась. Потом они едва поцеловались. Она повернулась и ушла, ни разу ни оглянувшись.

— Сегодня я поеду верхом, — сказала Дахут. Прежде чем ответить, горничная поколебалась:

— Опять? Моя госпожа проводит много времени в седле. — Она не рискнула упомянуть о запущенных священных и светских делах, и лишь добавила: — Вы хотя бы должны взять с собой сопровождающих. На той стороне могут повстречаться нехорошие люди, или случится что-нибудь, и некому будет помочь.

Дахут вскинула голову.

— Я знаю, что делать. А ты должна делать то, что умеешь.

Служанка сложила на груди руки и низко поклонилась. Дахут не выносила, когда слуги вмешивались. Наследовав дом Фенналис, она не только с пола до потолка заменила в нем отделку и мебель, но и полностью заменила всю прислугу. Давая волю языку, и шлепая их по щекам и по ушам, быстро их увольняя, она добилась того, что домашние ей подчинялись как следует.

Но они за ней следили, следили постоянно, а когда она уходила, судачили на ее счет.

Свою свечку она взяла с собой в ванную. Там горели лампы; благоухания смешивались с туманами — видениями горячей воды. Она там долго блаженствовала, восхищаясь своим телом, наливая его силой, прежде чем подняться и позвать горничную. Насухо вытеревшись, она вернулась в ванную и облачилась в разложенные там наряды — льняную тунику, брюки из телячьей кожи, полуботиночки, сумка и привязанный к поясу кинжал. Слуга расчесал и заплел ей волосы и плотно уложил их светящимися кольцами вокруг головы. Она стала носить их короче, чем большинство женщин в Исе, распущенные, они доходили ей только до середины спины. Так их длину было легче замаскировывать.

Позавтракала она как всегда легко, хлебом, маслом, сыром, медом и молоком. Когда рядом никого не было, она вынула из кошелька пузырек, потрясла его в руке, поцеловала, и выпила настой. Потом надела шерстяной плащ, толщина которого скрывала изгибы ее груди и бедер. Все завершал капюшон.

— Ждите, когда я вернусь, — сказала она и вышла навстречу зимней заре.

Свысока было видно, как крыши в нижнем Исе высвечивались из тьмы, тогда как вершины башен уже морозно сияли вовсю. Над серовато-синим морем неуклюже вздымались мысы. Воздух был тих и прохладен. Пока еще на улицах никого не было. Когда из дома ее уже не было видно, она сменила свою походку и пошла более развязно, как она тайком научилась. Ей казалось, что так она похожа на мальчика.

Зачастую она в сущности искала конюшни за Верхними воротами, поскольку в черте города кроме короля лошадей держать никому не разрешалось. Но никто не догадывался, что Дахут так поступала не всегда. Сегодня она окольным путем направилась в Нижний город. Пока она шла, свет усиливался, а движение увеличивалось.

Проходя мимо Шкиперского рынка, чтобы пересечь дорогу Лера, она обнаружила, что на площади, которая обычно в это время пустовала, собралась небольшая толпа, причем народ все прибывал и проталкивался вперед. Она дернула за рукав какого-то рабочего.

— Чего там? — спросила Дахут. Она постаралась, чтобы голос был ниже и грубее.

Бросив на нее мимолетный взгляд, он мало что разглядел под темным капюшоном.

— Я слышал, там стоит чужой корабль, — сказал он ей. — Какие-то северяне.

Мгновенно захотев посмотреть, женщина смешалась с толпой и протолкнулась на пристань. Из-за отлива Морские ворота отворились. Корабль, которому предстояло стоять там, пока не рассветет, когда команда проберется между скал, подплывал все ближе. Не менее опытным глазом, чем у исанцев, она определила, что это действительно был корабль из-за Германского моря, но не совсем типичный саксонский корабль. Корпус около семидесяти футов в длину, с широкими перекладинами, обшитый в накрой, открытый в тех местах, где сидело двадцать гребцов. Высокие вырезанные форштевень и ахтерштевень. По правому борту одно рулевое весло. Мачта, нок-рея, и посреди корабля лежал свернутый парус. Некогда яркая краска облезла и откололась, выдавая долгие странствия. Людей было человек сорок, в основном крупные и белокурые. Капитан их — по ее предположению — стоял на носу в шлеме, в кольцевой кольчуге, с копьем в руке, и даже на таком расстоянии представлял собой роскошное зрелище.

— Пираты? — забеспокоился кто-то.

— Да нет, — заглумился другой. — Будь они такими сумасшедшими, чтобы отправить против Иса один-единственный корабль, они бы досюда не добрались. Но берегись уличных драк.

— Может и нет, — сказал третий. — Когда варвары в хорошем расположении духа, зачастую они ведут себя вежливее, чем городской люд. Я бы с радостью послушал те байки, что они плетут, если хоть кто-то из них говорит на нашем языке.

Дахут чертыхнулась про себя. Мешкать она не могла. Сегодня у Будика выходной. Он, может, уже ждет.

Она выскользнула и торопливо направилась на окраину района Рыбий Хвост. Легионер был там, в штатском и тоже в капюшоне. Его радость просто звенела.

— О, чудесно! Я боялся, что вы не сможете прийти.

— Тихо, — предостерегла Дахут. Нежелательно, чтобы прохожий обратил внимание. Подойдя к двери, она слегка коснулась его, доставая из кошелька ключ.

Он тщательно подыскивал ей это место. Дом был старый, и внутренние стены из тесаного камня были почти такие же толстые, как и наружные. Принадлежал он вдовцу, глухому, безразличному, довольному своей жизнью и пропивающему арендную плату с полдюжины постояльцев. Текущим народонаселением были моряки, дневные чернорабочие, лоточники, шлюхи, небогатые иностранцы, словом, народ, который смотрел да не подсматривал. Для них она была Кианом, юношей-скоттом, недавно приехавшим из Муму, чтобы помочь Томмалтаху. После смерти хозяина он стал рассыльным того смотрителя, которого король назначил до новых распоряжений Конуалла Коркка, когда возобновится весенняя торговля. Киана часто посылали на большие расстояния, и потому он бывал здесь только временами. Он мало говорил на ломаном исанском, на латыни не разговаривал вообще, и если не приходили друзья, он сидел у себя.

Дахут научилась у Томмалтаха беглому акценту и достаточному количеству слов, которые звучали как ибернийские.

Она не в первый раз проводила Будика через этот вход вверх по лестнице, по узкому коридору, где располагалась ее комната. Отперев замок, она впустила его и заперла изнутри на засов. Это была маленькая комнатушка, обставленная бедно. Тусклый свет проникал через промасленную ткань на единственном окне. Незажженная жаровня никак не спасала от сырости и холода. Однако вино в глиняном кувшине было превосходное. Дахут налила в две деревянные чарки.