«Вряд ли Мэнс сумеет взмахнуть крыльями», — успела подумать Ванда.

Эверард метнулся к темпороллеру. На нем он сможет держать ситуацию под контролем. Лоренцо с криком бросился на него и взмахнул мечом. Эверард едва увернулся. Кровь проступила сквозь порванную одежду, толчками выливаясь из глубокой раны на правом плече и стекая на грудь.

— Вот оно, мое знамение! — завопил Лоренцо. — Ты не демон и не ангел! Умри, колдун!

Он сбросил Эверарда с темпороллера, не дав ему и секунды, чтобы воспользоваться коммуникатором. Ванда подползла к распятию. Схватив его, она вскочила на ноги и тут поняла, что не знает, как пользоваться замаскированным оружием.

— Ты тоже?! — простонал Лоренцо. — Ведьма!

Он двинулся на Ванду. Меч сверкнул над его головой. Неистовая ярость до неузнаваемости исказила лицо Лоренцо.

Эверард бросился в атаку. Правая рука висела плетью, и, чтобы остановить меч, он что было сил ударил Лоренцо сжатой в кулак левой. Удар пришелся сбоку, под челюсть. Треснула кость.

Меч описал дугу и выпал из руки Лоренцо, блеснув, как струя водопада. Рыцарь пошатнулся, обмяк и рухнул на землю.

— Ванда, как ты там? — прохрипел Эверард.

— Нормально. Я не ранена. Что с ним?

Они подошли к Лоренцо. Рыцарь, скрючившись, лежал на земле, недвижимый, с широко открытыми глазами, обращенными к небу. Рот зиял ужасающей впадиной, язык вывалился на выбитую скулу. Голова была неестественно вывернута.

Эверард присел на корточки, осмотрел Лоренцо, выпрямился.

— Мертв, — медленно сказал он. — Перелом шеи. Я не хотел. Но он убил бы тебя.

— И тебя! О Мэнс! — Ванда прижалась головой к его окровавленной груди. Он обнял ее левой рукой.

— Мне нужно вернуться на базу, чтобы меня подлатали, пока я не потерял сознание, — сказал он, немного помолчав.

— Ты можешь… взять его с собой?

— Оживить и вылечить? Нет. Слишком опасно во всех отношениях. Пережитое нами не должно было случиться. Согласись, это настолько невероятно… Но поток времени… словно нес его, стремясь сохранить извращенное будущее. Будем надеяться, что мы наконец-то сокрушили источник всех наших зол.

Эверард нетвердой походкой направился к темпороллеру. Слова его падали отрывисто. Губы стали бледными.

— Если тебе это поможет, Ванда… Я не предупредил тебя, но… в мире Фридриха… отправившись в Крестовый поход, Лоренцо умер от инфекционной болезни. Полагаю, это случилось бы и здесь… Жар, рвота, понос, беспомощность. Достойная ли это смерть для рыцаря? По-моему, нет.

Эверард с помощью Ванды забрался на аппарат. Голос его немного окреп.

— Тебе придется доиграть до конца. Беги к слугам, кричи. Скажи, что на вас напали грабители. Кровь… Он ранил одного-двух воров. Поскольку ты сбежала, разбойники решили, что им тоже лучше скрыться. Люди в Ананьи воздадут должное его памяти. Лоренцо умер как рыцарь, защищая даму.

— М-да.

«А Бартоломео добьется своего и вскоре женится на опечаленной невесте героя».

— Подожди минутку! — Она подобрала с земли меч, подошла к Эверарду и приложила клинок плашмя к его забрызганной кровью одежде. — Кровь бандитов.

Эверард слабо улыбнулся.

— Умница!.. — прошептал он. — Торопись!

— Давай, трогай!

Она поспешно поцеловала его и пошла прочь. Роллер и человек исчезли.

Ванда осталась одна с мечом в руке над трупом Лоренцо.

«Я тоже запятнана кровью», — подумала она отстраненно.

Стиснув зубы, Ванда сделала два надреза на ребрах с левой стороны. Никто не станет пристально обследовать ее раны и задавать вопросы. Криминалистика принадлежит далекому будущему, ее завтрашнему дню, если он существует. В доме де Конти печаль вытеснит мысли, пока гордость не облечет ее в стойкое смирение.

Ванда, склонившись над телом, вложила эфес меча в пальцы Лоренцо и хотела закрыть ему глаза, но передумала.

— Прощай! — прошептала она. — Если Бог есть, надеюсь, Он воздаст тебе.

Поднявшись на ноги, она пошла к поляне, навстречу делам, которые еще ждали завершения.

1990 год от Рождества Христова

Он позвонил ей в родительский дом, где Ванда проводила очередной отпуск. Она не хотела, чтобы Эверард заезжал к ней. У нее уже не осталось сил лгать родным. Встреча состоялась на следующее утро в деловой части города в роскошно-старомодном вестибюле отеля «Святой Франциск». Некоторое время они стояли молча, не разнимая рук и глядя друг на друга.

— Тебе, наверно, хочется уйти отсюда, — наконец вымолвил Эверард.

— Да, — согласилась Ванда. — Не могли бы мы побыть где-нибудь на воздухе?

— Хорошая идея. — Он улыбнулся. — Вижу, ты тепло оделась и захватила жакет. Я тоже.

Его машина стояла в гараже на Юнион-сквер. Они почти не разговаривали, пока двигались в плотном потоке автомобилей и пересекали мост Золотые Ворота.

— Ты совсем поправился? — решилась спросить Ванда.

— Да-да, — заверил он. — Давно уже. Несколько недель ушло на всякие организационные дела, прежде чем меня отпустили отдохнуть.

— История вернулась на круги своя? Везде и во всех временах?

— Так мне сказали, и пока все виденное мною подтверждает нормальное течение событий. — Эверард взглянул на нее, на мгновение отвлекшись от руля. — Ты заметила что-то необычное?

— Нет, ничего. Хотя я и приехала сюда… с неспокойным сердцем, в страхе.

— Полагая, что вдруг, например, твой отец — алкоголик, а сестра вообще не появилась на свет? Тебе не стоило волноваться. Континууму не требуется много времени для восстановления структуры вплоть до мельчайших деталей.

Слова эти, произнесенные по-английски, теряли смысл, но по молчаливому согласию они избегали темпорального языка.

— И первооснова случившегося, всех тех событий, которые мы предотвратили, лежит в прошлом, восемь веков назад.

— Да.

— Не слышу радости в твоем голосе.

— Я… я рада и признательна за то, что ты появился на моей временной линии так скоро.

— Ты ведь сообщила дату приезда. Я решил, что дня два тебе нужно побыть с семьей, отвлечься от служебных забот. Похоже, у тебя это плохо получилось.

— Могли бы мы поговорить позже? — Ванда включила радио. Салон заполнила мелодия Моцарта.

Была середина недели в начале января, промозглого и облачного. Когда они добрались до скоростного шоссе номер один, их машина оказалась почти единственной, мчавшейся на север. В Олеме они купили на ленч бутерброды и пиво. У станции Пойнт-Рейес Эверард свернул к океану. За Инвернессом начинался огромный пляж, в этот сезон безлюдный. Он оставил машину у воды, и они побрели вдоль берега. Ванда взяла Эверарда за руку.

— Что не дает тебе покоя? — спросил он, нарушив молчание.

— Ты сам знаешь, Мэнс, — отозвалась она. — Ведь ты видишь гораздо больше и глубже, чем показываешь.

Ветер унес ее слова, произнесенные тихим голосом. Он пронзительно выл и гудел над недовольным ропотом прибоя, студил лица холодными брызгами, присыпал губы солью, развевал волосы. Чайки кружили высоко в небе, роняя перышки. Прилив только начал накатывать на берег, и они шли по твердому и темному от воды песку. Изредка под ногами хрустели ракушки или лопались пузырчатые бурые водоросли. Справа, впереди и позади них, на сколько хватало глаз, тянулись дюны. Слева из бескрайней дали накатывали гривы волн. Вдали от берега виднелся одинокий корабль. Весь мир окрасился в белый и серебристо-серый цвет.

— Нет, я просто старый бесчувственный чурбан, — сказал Эверард. — А чувства — это твой удел. — Немного помолчав, он спросил: — Тебя беспокоит Лоренцо? Первая насильственная смерть; может, вообще первая смерть человека, которую ты видела своими глазами?

Она кивнула. Тяжесть в душе не уходила.

— Я так и думал, — продолжил он. — Это всегда страшно. И особенно отвратительно, когда дело касается насилия, заполняющего экраны в наши дни. Люди упиваются этими зрелищами, подобно римлянам на боях гладиаторов. Но зрители забывают реальный смысл. Быть может, продюсеры слишком глупы или у них совсем нет воображения. Похоже, они просто не осознают, что такое смерть. Ведь каждый раз это жизнь, интеллект, целый мир ощущений, уничтоженные навсегда и безвозвратно.