— Узнаю. Но кто мне скажет? — он усмирил свой нрав. — Не будем ссориться, моя госпожа. Я пришел по-дружески.
«По дружбе, которая когда-то была меж мной и тобой, продолжал он в уме, но она этого услышать не могла. — Мы хорошо работали вместе ради Иса. То было приятное ощущение, словно члены одной команды. А потом в постели — о, мы никогда не влюблялись, ни один из нас. Сердца наши были где-то в другом месте. Но приходили времена, снова и снова, когда мы отказались от других привязанностей; и мы создали меж собой эту девочку, и любили ее, и воспитывали. Так как нам теперь, враждовать?
Как так может быть, что я сам, в глубине души, так мало беспокоюсь, за исключением того, что желательно нам прекратить вражду?»
— Отец, он подарил мне вот это, — сказала Юлия. — В честь моего экзамена. И праздник…
— А еще что? — спросила Грациллония Ланарвилис. — Знак не сошел на мою дочь?
Он боролся с яростью. Его жена пожала плечами.
— Что ж, лучше нам воздержаться от открытого разрыва, — сказала она. — Мы по-прежнему будем соединены одним бременем. Но нет, Юлия, мы не переступим его порог, до тех пор, пока он не воздаст должное нашей сестре, и богам.
Девочка сглотнула, заморгала, прижала к груди коробочку и выбежала. С минуту Грациллоний и Ланарвилис стояли молча. Наконец, он сказал:
— Зло все это.
— Действительно, — ответила она.
— И дело не только в тебе и во мне, большинство остальных разделились. Галликены. Часто плачет Тамбилис, сталкиваясь с холодностью своих сестер.
— Она может улучшить отношения. И ты тоже.
— Ты же знаешь, это невозможно. Почему вы не поможете мне найти выход из создавшегося положения? Новая эра, Дахут первая по-настоящему свободная королева…
— Ступай, — сказала она.
Он послушался.
Кинан стоял в охране на дворцовых воротах. Военная выправка сразу покинула его, едва он увидел своего центуриона. Он шагнул вперед.
— Сэр, — неуверенно объявил он, — мы только что получили вести. В проклятом Лесу еще один претендент.
В тот момент, когда он увидал Карсу в Священном Месте, Грациллоний понял, что сегодня он вполне может и умереть.
Молодой человек был босой, его сильное тело одето просто, в шерстяную тунику с поясом, к которому в ножнах был привешен большой нож наподобие тех, что используют моряки. Под пояс была воткнута короткая палка с кожаным ремнем, от которого тянулась привязанная веревка. В левой руке он сжимал небольшой деревянный круглый щит. В правой была простая праща. На ремне через плечо висела толстая широко открытая сумка. Все это обмундирование казалось скудным против полностью вооруженного центуриона, но Грациллоний знал, что могут совершить эти приспособления.
Хотя губы у Карсы были плотно сжаты, на лице его не видно было ни следа напряжения, и стоял он с непринужденностью кошки. Сколько ему лет — восемнадцать, девятнадцать? Даже если он не обременен кольчугой, человек сорока двух лет и близко к нему не подойдет, чтобы соперничать в быстроте и гибкости; сила аж пульсировала в обнаженных конечностях.
Грациллоний отошел в то помещение в строении справа, где одевался. Он, как всегда, отказался от помощи. Возможно, он в последний раз делает это в одиночку. Он отдал Админию обыкновенные распоряжения («Если он побеждает, то он король, и никто из вас не должен против него восставать».) и больше не пожелал сцен. На самом деле, он все торопил и немедленно согласился на битву, хотя мог, по крайней мере, попрощаться с Тамбилис, Бодилис, с кем бы ни захотел. Лучше подождать в зале, среди идолов, пока моряки образовывали барьер через Церемониальную дорогу, а Сорен отводил туда псарников.
Подкладки, юбка, наколенники, кольчуга и шлем, меч, кинжал, большой продолговатый щит, и на сей раз тяжелый дротик.
— Митра, выслушай меня; и если я погибну, прости мне грехи мои и отпусти мою душу, и в завершении моих странствий прими меня.
Слова казались пустыми, как будто бог умер.
Когда он вышел, воздух пощипывал как раз так, как и ожидалось. Стояло тусклое солнце, уже сильно склоняясь к Призрачной бухте, кладя продолговатые тени. Где-то закаркал ворон. Все это Грациллоний осознавал четче, чем ритуал, который вел Сорен. Оратор монотонно произнес все слова и когда закончил, воздержался от любых замечаний. Грациллоний смотрел сквозь него.
Король и претендент зашли под деревья. На фоне неба веточки создавали хрупкие узоры. Он пошел по тропинкам, что изучил за множество лет, к тому месту, где подросшие деревца создавали густую и запутанную основу среди гигантских пожилых. Остановившись и обернувшись, Грациллоний произнес:
— Ну вот мы и пришли.
— Я так и думал, что ты выберешь место вроде этого, — тоже на латыни ответил Карса.
Грациллоний говорил с неизменным спокойствием.
— Прежде чем начнем… Мне любопытно — зачем ты это делаешь? У тебя вся жизнь впереди.
— Все еще есть. Зло Иса — это оскорбление Господу. Пора положить этому конец.
— И потом ты проведешь жертвоприношения Таранису и женишься на девяти верховных жрицах Белисамы? Я думал, ты христианин.
Карса побелел.
— Начали! — выкрикнул он.
Грациллоний кивнул и приподнял дротик.
Неудивительно, что Карса проворно отклонился назад. Ему было нужно пространство. Грациллоний ждал. Если он сразу метнет копье, Карса наверняка от него уклонится.
Бурдигалец остановился. Свободно извивалась уже заряженная праща, промеж пальцев была зажата сумка. Верхней частью туловища Карса изогнулся, чтобы весь свой вес вложить в раздвоенное свинцовое ядро. Хрустнуло его запястье. Послышался звук щелкающего хлыста. В тот же момент Грациллоний бросился.
Ядро по косой вонзилось в дерево щита. Он чуть его не выронил. Ремень сильно дернул плечо. Брызнули слезы. Сквозь их дымку он разглядел ударивший по претенденту дротик. Он надеялся, что тот пронзит плоть, но Карса проследил более медленный снаряд в полете. С быстротой юноши он переместил щит, чтобы задержать.
Тем не менее железо вошло глубоко, древко волочилось, и щит превратился в бремя. Карса бросил его. Грациллоний вытащил меч и атаковал.
Карса понял, что единственной целью короля было потратить его дальнобойное оружие. Без него он мог драться лишь на близком расстоянии. Нужно было время, чтобы перезарядить пращу, по минуте на каждый выстрел, время, за которое легионер мог подвести все к справедливому завершению.
Снова хрустнула праща. Грациллоний почувствовал мгновенный удар в правую лодыжку. Стало очень больно. Самое худшее отразил наколенник. Он припал к земле и, атакуя, чуть уворачивался назад-вперед. Если бы ядро настигло его между шлемом и краем щита, в лицо, то это был бы конец. Если медлить, то результатом станет сломанная ступня; Карсе было бы нужно просто стоять в сторонке и обстреливать его. Щит принял еще один удар, но выдержал, лишь отозвавшись болью в суставах.
Теперь он был там, а Карса естественно, нет. Юноша ускользнул в сторону. Грациллоний видел его за завесой молодых деревьев и лоз. Карса ухмылялся. Не имея возможности хорошо стрелять сквозь эту баррикаду, он мог зато исправно размахивать пращой.
Грациллоний отказался от искушения. Он удержался, чтобы не ринуться сквозь заросли. Он начал ходить вокруг них, умышленно, выжидая момента. Карса выжидал. В нужный момент он со свистом совершил бросок. Грациллоний движение поймал и медленно двинулся вперед, шаг за шагом. Карса отступал.
Некоторое время они подкрадывались друг к другу меж стволов. Праща промахнулась. Грациллоний услышал, как ядро прожужжало мимо. Где-то в подсознании у него мелькнуло: это интересно. А он сможет истощить мою силу и ноги прежде, чем я израсходую его патроны? Ну что ж, иди медленно, старичок. Если можешь, играй с ним, пока не наступит ночь; тогда игра перейдет в твои руки.
Солнечный свет все еще касался верхних ветвей, но под ними тени превращались во мрак.
Неожиданно Карса увидел подходящее ему дерево. Он подпрыгнул, ухватился за ветку, и вскарабкался наверх с проворностью моряка. Заняв позицию на высоте десяти футов, там, где ветка отходила от ствола почти под прямым углом, он накинул на нее свою простую пращу и вытащил из-за пояса вторую ее часть.
