Никакого резкого разделения не существовало. Старым богам удалось устоять. С течением времени они сливались с пришельцами, преображали их, и в конце концов вечные формы снова становились ясными, только под другими именами. Диауш Питар, с его солнечной колесницей и боевым топором, стал Тором, чья повозка была запряжена скромными серыми козлами и чей молот возвещал дождь, который есть жизнь. Рыжебородому не предлагали кровавых жертв: он сам был йоменом. А когда Один, одноглазый бог в волчьем обличье, которому военачальники приносили человеческие жертвы, пал, уступив место Христу, и остался в памяти всего лишь троллем, Тор принял имя святого Олафа. Фрей стал святым Эриком, чья повозка выезжала каждую весну для благословения полей, а Она надела голубую мантию Пресвятой Девы Марии. И всегда, во все времена существовали маленькие боги, эльфы, домовые, гномы, русалки, настолько близкие к реальному миру, что их даже не называли богами; они превращались людьми в символ помощи и зла, любви и страха, удивительной тайны и непостоянства, которые и составляют жизнь.
Сам Локридж был агностиком (дитя грустного, превозносящего интеллект и отвергающего инстинкт времени, которому, как он теперь видел, недолго оставалось жить) и не стал высказывать мнения по поводу затронутых объективных истин.
Насколько он понимал, Мария могла быть настоящей Царицей Небесной, а Триединая Богиня — лишь ее интуитивным восприятием. Рассудительный человек вроде Йеспера Фледелиуса мог этому поверить. Или же обе могли быть тенями, отбрасываемыми некоей абсолютной реальностью, или обе могли быть мифом. В истории имеет значение не то, что люди думают, а то, что чувствуют.
И в этот гигантский, медленно развивающийся конфликт и переплетение двух мировоззрений вмешалась война во времени. Патруль организовывал нашествия воинствующих племен и их воинственно настроенных богов; Хранители изыскивали тайные пути для того, чтобы сберечь старых богов и подогнать новых под их образ. Патруль поддерживал народ томагавка, который уничтожил культ общей могилы; однако кочевники неолита превратились в земледельцев и мореплавателей бронзового века, и солнце стало уже не духом огня, а хранителем земли и ее оплодотворяющим супругом. Пришло христианство с его книгами и с первым из богов, каравшим за неверное представление о его природе, — и вскоре сердца людей стали принадлежать Марии. Реформация вернула Иегову, вооруженного страшным оружием против инстинктивной веры — печатным словом, — но сама религия осталась тонко разделенной, дискредитированной, выхолощенной, пока, спустя пять или шесть веков, мир не ощутил собственное бесплодие и не возжелал новой веры, которая была бы более глубокой, чем слова. Локридж попробовал заглянуть в столетие, следующее за его собственным, и не смог увидеть победного шествия науки; перед его мысленным взором представали люди, собирающиеся на холмах во славу нового бога — или возрожденного старого.
А может быть, богини?
— Как она пришла к тебе? — спросил он.
— Ну… — В грубом и хриплом голосе Фледелиуса звучало благоговение. — История довольно длинная. Надо сказать тебе, что я — самый крупный землевладелец округи около Левмига, точнее, был им так же, как и мои предки со времен первого Вальдемара. Это бедный район; Фледелиусы никогда особо высокого положения не занимали и гордыней не страдали, были близки к своим крестьянам; а в Ютландии до сих пор простые люди более свободны, чем на островах, где крепостные продаются и покупаются. На моей земле находился кемпехей («Я знаю этот дольмен», — мрачно подумал Локридж), где простой народ имел обыкновение делать небольшие жертвопроношения. Люди рассказывали о происходящих там время от времени чудесах, которым были свидетелями, странных появлениях и исчезновениях, о всякой всячине. Но если священник ничего не говорит, то кто такой я, чтобы вмешиваться в старинные обычаи? Это приносит несчастье. Лютеране еще узнают это, стране на горе.
Ну так вот. Я воевал. Не стану ничего говорить против милорда короля Кристиана. Швеция принадлежала ему по праву, восходящему еще к королеве Маргарите, и я считаю Стена Стуре предателем за то, что он поднял королевство против датского правления. И все же… пойми, я не тряпка какая-нибудь, я не одну башку расколотил… и все же… Когда мы вошли в Стокгольм, была обещана амнистия; тем не менее обезглавленные трупы были сложены высокими штабелями: дни стояли морозные. Так что я вернулся домой несколько расстроенный и зарекся покидать свои песчаные земли. Жена моя тоже умерла — хорошая была старуха, действительно хорошая, — а сын учился в Париже и, надо полагать, смотрел на меня свысока: я ведь свою подпись еле умею поставить…
И вот как-то летним вечером я шел по полю возле этого дольмена, и тут появилась Она.
Фледелиус попытался описать ее, и по его неуклюжим словам Локридж узнал Сторм Дарроуэй.
— Ведьма, или святая, или вечный дух земли — я не могу сказать, кто она. Возможно, она околдовала меня. Ну и что с того? Она не стремилась отвратить меня от христианской веры; она больше рассказывала о некоторых вещах, про которые мне было неизвестно, — например, про Шабаш, — и предупредила, что впереди ждут тяжелые времена. И еще она показывала мне чудеса. Я своими бедными старыми мозгами не могу толком понять ее рассказа о путешествиях из прошлого в будущее и обратно, — но разве не все возможно с Божьего соизволения? Она дала мне золота, в котором я крайне нуждался, столько времени пробыв на войне и вернувшись почти без добычи. Но в основном я служу ради нее самой и в надежде когда-нибудь увидеть ее снова.
Обязанности мои просты. Я должен быть в гостинице «Золотой Лев» в канун Дня всех Святых в течение двадцати лет. Видишь ли, она ведет войну. Ее друзья, как и ее враги, перелетают с места на место, даже по воздуху; они могут объявиться где угодно и когда угодно. Колдуны — не простые, которые лишь немного связаны с язычеством, а их вожди, которые могут им приказывать, — подчиняются ей, составляют часть ее сети шпионов и агентов. Но они не могут показываться в приличных местах, а я могу. Если кто-то появится — как вы — и ему понадобится помощь, я должен там быть и отвести его на Шабаш, где он найдет мощное оружие и волшебные машины. Был еще человек, выполнявший те же обязанности, только в канун Майского дня, но он умер. В общем, нетрудная работа за кучу золота, а?
«Ночи равноденствия, — подумал Локридж, — принадлежав земным богам. Летнее и зимнее солнцестояние принадлежит солнцу — ими владеет Патруль».
Голос Фледелиуса стал еще глуше:
— Безусловно, она думала, что в своем ожесточении я останусь нейтральным и, таким образом, буду в безопасности в войне, которую она, должно быть, предвидела. Но я не оправдал ее надежд. Очень часто я не мог быть на месте. Кто-нибудь погиб из-за меня, как ты думаешь?
— Нет, — ответил Локридж. — Мы тебя нашли. Вспомни: война ведется во всем мире и во всех временах. Твой форпост — лишь один из многих.
Ему стало не по себе, когда он подумал, сколько их может быть всего. Никто не в состоянии вести наблюдение за всеми отрезками пространства и времени. Сторм была вынуждена заключать такие маленькие союзы, опирающиеся на полупонимание, как языческий культ, родившийся от отчаяния, основанный на существовавших с незапамятных времен символах, которые она вернула к жизни и интерпретировала. В других эпохах были свои секретные связи. Все — предназначенные для того, чтобы оказать помощь в случае нужды.
И сейчас эта помощь нужна была как никогда. Ибо Сторм находилась под замком в лапах Брэнна, за тридцать три столетия до нынешнею времени; когда прибудет его технический персонал, они высосут из нее все, что ей известно, и выбросят шелуху. Все лучше и лучше осознавал Локридж, какой важной фигурой, должно быть, является она во всем их деле. Если отряд ютов сумеет ей помочь, то это, может быть, послужит оправданием тому, что тысячи и тысячи людей по всей Европе были схвачены и сожжены живьем охотниками на ведьм времен Реформации.
