Среди крестьян свободно расхаживали подданные Ванимена. Иван Шубич на свой страх и риск разрешил им гулять на празднике вместе с людьми. Он ни минуту не сомневался, что они сдержат данное слово и не попытаются сбежать. Сегодня они всюду находили радушный прием, а завтрашний день сулил им долгожданное исполнение надежд. Ради соблюдения приличий жупан велел всем подданным морского царя одеться, как люди. Жаль только, что многим досталась старая заштопанная одежда с чужого плеча.

Но для лири это ровным счетом ничего не значило, прежде всего потому, что все они были беспредельно счастливы, ведь в день праздника всему племени наконец позволили объединиться. К тому же, если двое уходили с луговины и уединялись где-нибудь в зарослях или под деревьями на берегу реки, они тут же сбрасывали ненавистное тряпье.

Радостней и громче всех веселился отец Томислав. Он прибыл в Скрадин вместе с Ванименом. Когда морской царь рассказал Ивану о своем плане поимки Водяного, отец Томислав хотел непременно отправиться на озеро вместе с жупаном и солдатами, и его лишь с большим трудом уговорили остаться и ждать в городе возвращения отряда. Теперь же, как только люди, взявшись за руки, встали в хоровод и пустились в пляс вокруг костра, на котором жарился бык, радость отца Томислава просто хлынула через край и захлестнула всех, кто был с ним рядом.

— Эге-гей, веселей! Пляши живей! — кричал Томислав. — Эх, и спляшем же! Спляшем, как царь Давид плясал пред Господом! Ах вот вы где, мои красавицы, — обрадовался он еще больше, увидев хорошеньких девушек. — А ну-ка, берись за руки, посмотрим, кто кого перепляшет?

Ванимен и Миива надолго уединились. Они вернулись на луг, когда все уже наплясались досыта. Сын Ивана Лука побежал через луг поздороваться с ними. Лука был худощавый юноша с задумчивым лицом, которому совсем не шел нынешний по-праздничному яркий наряд. Он с первого дня принимал живейшее участие в судьбе странных созданий, явившихся из морской пучины, и жадно расспрашивал обо всем, что имело к ним отношение.

Помимо того Лука настойчиво требовал, чтобы с ними хорошо обращались.

После того как Ванимен одержал победу над озерным чудовищем, юноша преисполнился восхищения морским царем.

— Приветствую тебя, — громко сказал Лука среди веселого шума. — Твое лицо мрачно, отчего ты не весел? Могу я чем-нибудь тебе помочь?

— Благодарю, но мне как будто ничего не нужно, — ответил Ванимен.

— Случилась неприятность?

— Позже, когда праздник закончится, я поговорю с твоим отцом. Не хочу омрачать вашей радости.

— Прошу тебя, скажи, в чем дело. Вдруг я смогу быть чем-нибудь полезен?

— Ладно, — согласился Ванимен.

Миива, которая так до сих пор и не выучилась языку хорватов, незаметно отошла в сторону.

— Ладно, Лука. Коли ты так настаиваешь, скажу. Слышал ли ты, что мы встретили на озере русалку?

Лука удивился.

— Как ты говоришь, русалку?

— Да. Призрак утонувшей девушки. Он обитает в водах, которые поглотили тело утопленницы.

Лука широко раскрыл глаза и вздохнул.

— Это вилия, — сказал он. — С кем ты говорил о ней? — Лука немного помедлил. — Я не знал, что ты ее видел. Никто не сказал — люди вообще боятся о ней говорить.

— У вас ее зовут вилией? — настороженно спросил Ванимен. — Однажды я столкнулся с призраком из их рода. Далеко отсюда, на севере. И потому я сразу понял, что это за существо, когда увидел ее на озере. Меня охватил ужас, и я бежал, скрылся от нее в водах озера. Я стыжусь своей трусости. Твой отец прогнал призрак, но потом, когда я хотел объяснять, почему храбрость мне изменила, он не пожелал разговаривать.

Сказал, что ему неприятно слышать что-либо о подобных вещах.

Лука кивнул.

— У отца есть на то причины. Однако, я думаю, если бы ты проявил настойчивость, он не отказался бы тебя выслушать. Тут нет никакой тайны. Это печальная история, но не позорная для отца.

— Эта… вилия насмехалась над нашей победой. Как я заметил, люди радуются тому, что смогут теперь рыбачить на озере, и рассчитывают на помощь мою подданных. Неужели твои земляки лишились рассудка? Если Водяной едва не погубил их, то как же они не боятся вилии? Ведь она убьет их!

— Вилия? Убьет? — Лука опешил. — Да от нее никакого вреда. Леший — и тот зловреднее. Она, конечно, из озорства может нагнать ветер, и он, скажем, сорвет развешанное на веревках выстиранное белье. Младенца утащить может, если мать зазевается, но она всегда сразу же приносит дитя и кладет в колыбельку. Да ведь и отпугнуть ее легко, она боится полыни. Конечно, если кто-нибудь поддастся ее чарам н пойдет за ней, он совершит смертный грех. Да только никто об этом не мечтает, никогда ни с кем такого не случалось, даже с теми, кого она пыталась заманить в лес. Оно и понятно, ведь призрак уже сам по себе внушает людям ужас.

Я это очень хорошо знаю… Слишком хорошо. Лучше бы не знать.

— Почему? — Ванимен пытливо поглядел в глаза юноши.

Лука поежился, словно от озноба, хотя стоял теплый солнечный день, шунный, звонкий и радостный.

— Я был тогда с Михайлой, моим братом, на охоте. Тогда-то она его и приметила. Это случилось два года назад. Я видел ее лицо. У нее было лицо Нады, девушки, которая утопилась в озере три года тому назад.

Тут кто-то схватил Луку за плечо и швырнул наземь. Перед ними стоял отец Томислав.

— Ложь! Все ложь, до последнего слова! — крикнул старик.

Он незаметно подошел сзади и слышал, о чем говорит Лука. Теперь он стоял над упавшим на землю пареньком. Вмиг смолкли голоса и звуки музыки, настала полная тишина, все испуганно смотрели на Томислава.

Тот поборол гнев и глухо произнес:

— Лука, я не хотел сказать, что ты обманщик. Ты был обманут. То было случайное сходство, оно тебя обмануло. Или происки дьявола. Прости, Лука.

Томислав обвел взглядом всех, кто в молчании стояли вокруг. И вдруг из глаз у него полились слезы.

— Моя дочь не утопилась! — прошептал он. — она не совершила греха самоубийства. Господь не осудил мою дочь, она покоится в освященной земле, на христианском кладбище. А ее душа, она… Она в раю.

Старик побрел прочь в расступившейся перед ним толпе.

Ночной дождь стучал по крыше замка, за окнами завывал ветер. От каменных стен, проникая сквозь плотные шпалеры, струился холод Сумрак силился поглотить огоньки свечей. Иван Шубич и морской царь сидели друг против друга. Иван решил обойтись в этот вечер без слуг, и потому его жена не ушла спать, а сидела в дальнем углу зала, грелась возле жаровни с углями, и по знаку Ивана подавала на стол вино.

— Ладно, — сказал Иван. — Лучше уж я сам расскажу тебе обо всем. Иначе ты станешь избегать озера, а я ведь надеюсь, что ты и твои подданные поселитесь в наших местах и передадите людям свое уменье и опыт, обучив их рыболовному промыслу. Да и нет ничего постыдного для моей семьи в том, что с нами случилось. — Иван тяжело вздохнул. — Не стыд а печаль… Нет, скорее горечь. Я понимаю, что не прав, но чувствую именно горечь.

Иван притронулся к шраму, которым было изуродовано его лицо.

— И тебе, Ванимен, нисколько не должно быть стыдно, что ты тогда бросился бежать от нее. По моему мнению, подобные существа и здесь, на юге, не менее страшны, чем те, что обитают в северных странах, как ты мне рассказал. Признаюсь тебе: я до конца дней не забуду ужаса, который пережил тогда, хоть и сам лучше всех знаю, что недаром слыву храбрецом. Однако — не могу объяснить почему, может быть, потому, что мы во многом совсем не такие, как люди племени руссов, мы настолько другие, что и сама смерть вас с руссами не уравняет — как бы то ни было, вилия не принадлежит к числу страшных призраков или демонов, какими являются северные русалки. О, конечно, если человек по глупости пойдет за ней, тогда… Но все-таки раньше у нее была душа. Ты… — Иван вдруг осекся.

Ванимен через силу улыбнулся.

Иван отхлебнул из кубка и поспешно заговорил о другом: