Родонис ускорила свой полет. Флагман был совсем уже дом, горными вершинами возносились к ночному небу его башни. Здесь горело много светильников — и на палубе, и в ролу прикрытых ставнями окнах. И вокруг плота, и над ним тучей роились воины. Адмиралтейский флаг все еще реял на мачте, так что Старик еще не умер, но толпа, ожидавшая этой смерти, становилась все гуще.

Словно стервятники, с дрожью подумала Родонис.

Один из охранников свистом велел ей задержаться и неторопливо подлетел ближе. Тускло сверкнул полированный наконечник копья.

— Остановись! Кто ты?

Родонис была готова к подобной встрече, однако на мгновение язык застыл у нее во рту. Ведь она — всего лишь женщина, а там, внизу, гнездится чудовище.

Тронутые порывом ветра, с треском ударились друг о друга подвешенные к нок-рее сушеные крылья — крылья какого-то провинившегося матроса, который привязан теперь к веслу либо к мельничному жернову. Перед глазами Родонис встала спина Дельпа с двумя красными культяпками, ее гнев разрядился криком:

— Ты смеешь так обращаться к са Аксоллон?

Воин не знал ее лично, но он видел шарф офицерской касты. Видел он и ее стройное, не обезображенное каждодневным трудом тело.

— На палубу, ничтожество! — продолжала кричать Родонис. — И прикрывай глаза, разговаривая со мной!

— Я, м… миледи, — в ужасе прозаикался стражник. — Я н-не…

Родонис резко спикировала, и он вынужден был метнуться в сторону.

— И это, — добивала она несчастного воина резкими, как Удары хлыста, выкриками, — если твой боцман сумеет получить предварительное разрешение на такой разговор.

— Но… но… но… — подлетели другие воины, они беспомощно кружили вокруг разъяренной женщины. Такие законы Действительно существовали. Правда, ими столетия уже не пользовались, однако…

Офицер, встретивший Родонис на палубе, взял ситуацию в свои руки.

— Миледи, — сказал он со всем подобающим уважением — даме не подобает летать одной, без сопровождения, а тем паче — посещать этот плот скорби.

— Крайняя необходимость, — резко бросила Родонис. — у меня неотложное сообщение для капитана Т’хеонакса.

Капитан у ложа своего уважаемого отца, миледи. Я не решусь…

— Ну что ж, это твои зубы он вырвет, узнав, что Родонис са Аксоллон могла предупредить новый мятеж!

Она пересекла палубу и оперлась о фальшборт, словно делясь своим гневом с морской гладью. У офицера перехватило дыхание, как от удара в живот.

— Миледи! Я сейчас… подождите, подождите, пожалуйста, здесь, одно, буквально одно мгновение. Часовой! Часовой, сюда! Охраняй миледи, следи, чтобы с ней все было в порядке. — Он исчез.

Родонис ждала. Вот теперь предстояла настоящая работа.

До этого момента все было просто. Флот взбудоражен, ни один офицер не смог бы отказать ей, услышав про возможное повторение мятежа.

Хватило и первого. Восстание против Оракула Верховной Звезды — такого не случалось уже более сотни лет, а чтобы еще и в военное время… Все попытались сделать вид, будто ничего серьезного не произошло. Так, недопонимание. Весьма, конечно, прискорбное, но не имеющее особого значения. Воины Дельпа отважно сражались в этой безнадежной битве из ложно понятой верности своему капитану… трудно, в конце концов, ожидать, чтобы рядовые моряки глубоко прочувствовали современный принцип, согласно которому Флот и его адмирал всегда и при любых обстоятельствах превыше интересов отдельного плота и его капитана.

Перед Родонис снова встал недавний разговор с адмиралом. Только сейчас в ее глазах не было слез.

— Мне очень жаль, миледи, — сказал Сайранакс. — Поверьте, мне очень жаль. Вашего мужа спровоцировали, а к тому же он был ближе к истине, чем Т’хеонакс. Я прекрасно знаю, что эта схватка не планировалась заранее, просто случайная искра воспламенила старую неприязнь, и главная вина лежит на моем сыне.

— Так пусть ваш сын и ответит, — воскликнула Родонис.

— Нет, — неумолимо покачал головой старик. — Будь у него сколько угодно недостатков, все равно он — мой сын. И наследник. Сам я долго не протяну, а война — не самое подходящее время, чтобы устраивать свары по вопросам престолонаследия. Ради сохранения Флота Т’хеонакс должен наследовать мне без каких-либо сомнений и возражений, а для этого репутация его должна быть незапятнанной. Хотя бы официально.

— Но почему нельзя освободить и Дельпа?

— Каким образом? Всех остальных я могу амнистировать, и я их амнистирую. Но должен же быть хоть один виновный, кто-то, на чей счет мы спишем горечь всех своих ран и потерь. Дельпа придется обвинить в подготовке мятежа, а затем и наказать, чтобы все остальные могли говорить: «Верно, мы сражались друг с другом, но только по его вине. Теперь мы можем снова быть одним целым».

— Звезда свидетельница, — печально вздохнул Сайранакс, — мне не хочется так делать. Мне бы хотелось… ведь вы, миледи, тоже мне нравитесь. Мне бы хотелось, чтобы мы стали друзьями.

— Мы можем стать друзьями, — прошептала Родонис. — Если вы отпустите Дельпа.

Какое-то время победитель Майона хмуро смотрел на гостью и молчал.

— Нет, — качнул он головой. — И больше нам говорить не о чем.

Затем последовали мучительно долгие дни ожидания, затем был кошмарный фарс суда, затем кошмар приговора, но приговор не привели в исполнение сразу, и снова потянулось ожидание. Налет ланнахов стал чем-то вроде пробуждения из горячечного сна, он был отчетливым и реальным, сосед по плоту перестал казаться искоса поглядывающим на тебя врагом и превратился в воина, который отогнал варваров от твоих детей.

Прошло еще три ночи, и вот адмирал Сайранакс умирает. Не заболей он так вовремя, Дельп лишился бы уже крыльев, стал бы рабом, но напряжение и неопределенность момента заставили повременить с этой ужасной процедурой — далеко не все офицеры воспринимали приговор как справедливый.

А как только Т’хеонакс станет адмиралом… Уж он-то тянуть не станет… Если только…

— Не будет ли миледи добра проследовать сюда?

Офицеры, проводившие Родонис по палубе, а затем — в огромное мрачное бревенчатое сооружение, были до тошноты раболепны. Слуги, носившиеся по освещенным лампами коридорам, смотрели на нее с почти нескрываемым ужасом. Непонятно как, но самые большие секреты сразу становятся известными обитателям полубака — нюх у них, что ли, такой?

Здесь было темно, душно и тихо. Угнетающе тихо. Море никогда не молчит; только сейчас Родонис осознала, что ни разу в жизни была отгорожена от плеска волн и пения такелажа. Ее крылья напряглись, хотелось закричать, взмыть и улететь безразлично куда.

Родонис продолжала идти.

Перед распахнулась дверь, она вошла, и дверь снова закрылась, начисто заглушив все внешние звуки. В маленькой, богато устланной мехами и коврами каюте горели бесчисленные лампы, воздух здесь оказался настолько спертым, что у Родонис закружилась голова. Т’хеонакс возлежал на койке, играл с одним из земных ножей и смотрел на неожиданную гостью. Больше в каюте не было никого.

— Садись, — сказал он.

Родонис присела на корточки, она смотрела Т’хеонаксу прямо в глаза, как равная — равному.

— Что ты хотела сказать? — равнодушно, без всякого выражения спросил наследник трона.

— Твой отец еще жив?

— Да, но боюсь, что ненадолго. Аэк’ха поглотит его не позже полудня. — В глазах Т’хеонакса появилось затравленное выражение. — Как долго тянется ночь!

Родонис молчала.

— Ну так что? — не выдержал в конце концов хозяин каюты. Голова его по-змеиному откинулась назад, голос звучал хрипло. — Ты что-то там говорила… говорила про новый мятеж?

Родонис сидела совершенно неподвижно, как каменная.

— Да, — холодно процедила она. — Команда мужа не забыла своего капитана.

— Возможно, и нет, — бросил Т’хеонакс. — Но за это время в них вбили достаточно лояльности к адмиралу.

— Лояльности к адмиралу Сайранаксу, — поправила Родонис. — А ее хватало и прежде. Ты не хуже моего знаешь, что не было никакого мятежа, просто возмутились ненавидящие тебя воины. Сайранаксом они всегда восхищались, хотя, может быть, и не очень его любили.