Джонафер вздохнул и сдался. Но когда она отказалась принять Рогара, он приказал ей сделать это и вести себя с ним корректно, как полагается цивилизованным людям.
Клев вошел в помещение биолаборатории (Эвелит не хотела встречаться с ним в жилых комнатах), держа в руках подарок — меч, сохранившийся со времен империи. Она заколебалась. Без сомнения, это бесценный дар для музея.
— Положите на пол, — велела она Рогару.
Поскольку Эвелит занимала единственный стул, Рогар стоял. Он выглядел постаревшим.
— Я пришел, — прошептал он, — чтобы сказать, как мы в Локоне счастливы, что вы смогли отомстить убийце.
— Смогу отомстить, — поправила она.
Он не мог вынести ее угрюмого взгляда.
— Я рад, что Рожденная в Небесах смогла… легко… найти тех, кого хотела… и знает верность, живущую в наших сердцах… Мы не хотели зла ее народу.
Ответа не последовало.
Пальцы Рогара сплелись узлом.
— Тогда почему ты оставила нас? — взмолился он. — Когда вы пришли, когда мы увидали вас впервые и вы заговорили с нами, ничтожными, вы сказали, что останетесь на много лун, а после вас придут другие, чтобы учить и торговать. И сердца наши возрадовались. И не одни товары, что мы когда-нибудь купим у вас, тому причиной, и не способы ваших мудрецов покончить с голодом, болезнями, опасностями и скорбями. Нет, радость нашу и благодарность вы породили словами о чудесах. Мир наш, дотоле тесный и душный, распахнулся. Но теперь вы уходите. Я спрашивал, когда осмеливался, и всегда ваши мужи говорили, что никто более не вернется к нам. Чем мы оскорбили тебя, о Рожденная в Небесах, и как нам искупить вину?
— Перестать обращаться с другими людьми как со скотиной, — процедила Эвелит.
— Дошло до меня… что вы, люди со звезд, почитаете дурным то, что происходит в Святом Месте. Но мы делаем это лишь раз в жизни, о Рожденная в Небесах, и не по доброй воле!
— Иной причины нет!
Рогар пал перед ней ниц.
— Быть может, нет ее у Рожденных в Небесах, — взмолился он, — но мы лишь смертные! Если сыны наши не обретут мужества, им не придется зачать собственных детей, и последний из нас умрет в одиночестве, в мертвом мире, и некому будет расколоть ему череп в смертный его час, дабы выпустить душу…
Рогар осмелился поднять взгляд, но то, что увидел он, заставило его, скуля, уползти.
Позднее к Эвелит подошла Чена Дарнард. Они выпили по коктейлю, поболтали немного ни о чем, и только тогда антрополог перешла к делу.
— Ты была довольно сурова с сахемом.
— Как ты… А. — Эвелит вспомнила, что разговор записывался, как и все беседы с туземцами — для последующего изучения. — А что мне оставалось делать — поцеловать эту лживую тварь в щечку?
— Да нет, наверное. — Чена заметно вздрогнула.
— Ты первая подписалась под официальной рекомендацией предоставить эту планету ее судьбе.
— Верно. Но теперь… не знаю. Я испытывала такое отвращение. Оно и сейчас есть. Однако… я наблюдала за медиками, когда они обследовали твоих пленников… Ты была там?
— Нет.
— Зря. Если бы ты видела, как они дрожат и визжат от страха, когда в лаборатории их пристегивают ремнями, как льнут друг к другу, вернувшись в комнату.
— Но ведь им не причиняют боли и, надеюсь, никого не покалечили случайно?
— Конечно, нет. Им пытались объяснить, что бояться нечего. Но как они могут поверить словам своих тюремщиков. Во время исследований им не дают транквилизаторов, иначе результаты окажутся недостоверными. Их изматывает мучительный страх перед абсолютно неведомым. Ладно, Эвелит, хватит об этом. Больше не могу. — Антрополог вздохнула, пристально посмотрела на собеседницу. — А вот ты можешь.
Эвелит покачала головой:
— Ты думаешь, я злорадствую, торжествую? Нет, поверь. Да, я застрелю убийцу Данли, этого требует честь моей семьи. А остальные пленники смогут уйти, даже его сыновья. Несмотря на то, что они ели мясо моего мужа.
Она налила себе в бокал побольше и залпом выпила. Почувствовала, как горит все внутри.
— Надеюсь, ты будешь милосердна. Данли одобрил бы это. Он любил одну пословицу, по его словам очень древнюю — не забудь, мы из одного города и я знаю… знала его дольше, чем ты. Он часто повторял: не уничтожай врагов, если это поможет сделать их друзьями.
— Подумай, — ответила Эвелит, — ведь ты не пытаешься подружиться с ядовитыми насекомыми. А давишь их каблуком.
— Но человек — продукт того общества, в котором он живет, — настойчиво продолжала Чена. Она сжала руку Эвелит, но та не ответила на рукопожатие. — Что такое один человек, одна жизнь против всего, что его окружает, против тех, кто живет рядом с ним или жил раньше? Каннибализм не был бы распространен на острове повсеместно, если бы он не был наиболее глубоко укоренившимся культурным императивом этой расы.
— Что это за раса такая, — с возрастающим гневом хмуро ухмыльнулась Эвелит, — если они приняли такой императив. И, согласись, я ведь тоже имею право на свои собственные культурные императивы… Я стремлюсь домой. Хочу увезти ребенка Данли подальше от вашей безвольной цивилизации. Но он не будет расти униженным из-за того, что его мать оказалась слишком слабой, чтобы воздать за убийство его отца. А теперь, извини, мне пора — завтра рано вставать, предстоит много дел с упаковкой грузов и перевозкой их на корабль.
И день действительно оказался трудным. Эвелит вернулась домой на заходе солнца. Она устала больше обычного. Однако боль, постоянно терзавшая ее, понемногу стихала. Она подумала однажды, и эти абстрактные размышления не показались ей ужасными, что еще молода, что пройдут годы и, возможно, другой мужчина появится в ее жизни. Но моя любовь к тебе никогда не умрет! — мысленно обратилась она к Данли.
Эвелит шла, еле волоча ноги. Скрипел песок. Наполовину все уже было собрано, упаковано и отправлено на «Новую Зарю». Большая часть персонала тоже перебралась на корабль. Стоял тихий вечер. Небо отливало желтым светом. Немногие оставшиеся в лагере члены экспедиции суетились среди машин. Локон казался стихшим и успокоенным, каким он станет вскоре после их отлета. Глухой звук собственных шагов был приятен Эвелит. Она вошла в кабинет Джонафера.
Он ждал ее, неподвижно сидя за столом.
— Все прошло успешно, без всяких инцидентов, — отрапортовала женщина.
— Садитесь, — устало произнес капитан.
Она подчинилась. Оба молчали. Наконец, не меняя выражения лица, Джонафер сказал:
— Медики закончили клиническое обследование пленников.
Для Эвелит это было как гром средь ясного неба. Она попыталась подыскать слова:
— Как, уже?.. Я хотела сказать… ведь у нас нет специального оборудования и занималось этим всего несколько человек… да и без Данли, эксперта по биологии Земли… Антропологи нуждаются в полном исследовании на хромосомном уровне, его невозможно провести так быстро.
— Да, это так, — согласился Джонафер. — Ничего существенного они не нашли. Может, результаты и были бы другие, если бы Уден и его сотрудники представляли, что ищут. Тогда бы они сформулировали пару гипотез, а затем проверили бы их, исследуя организмы аборигенов. Может, и удалось бы понять, как идет у них процесс жизнеобеспечения. Вы правы, профессиональная интуиция Данли Сэрна смогла бы направить эти исследования в нужном направлении. А так им приходится практически наугад, да и от запуганных невежественных дикарей нет никакой помощи. В общем, биологи вынуждены работать вслепую, методом проб и ошибок. Они, правда, выявили некоторые особенности деятельности пищеварительной системы, но все это может быть следствием местной экологии.
— Тогда почему ученые прекратили обследование? Мы же уедем самое раннее через неделю.
— Они сделали это по моему приказу. После того как Уден продемонстрировал мне, что у них происходит. И сказал, что независимо от того, что я решу, он не намерен продолжать эти пытки.
— Пытки? А, понятно. Вы имеете в виду психологические мучения пленников?
— Да, я видел привязанную к столу тощую женщину, всю опутанную проводами от гудящих и вибрирующих приборов. Она не заметила меня. Ее глаза побледнели от ужаса. Ей, наверно, казалось, что из нее вынимают душу. А может, она думала, что происходит что-то более страшное, чему она не могла подобрать названия. Я видел в камере ее детей, держащихся за руки. Они как раз достигли возраста возмужания, и, кто знает, как все пережитое скажется на их психологическом и сексуальном развитии. В той же камере лежит их отец, напичканный наркотиками после того, как решился проложить себе путь прямо сквозь стену. Уден и его помощники пытались расположить к себе пленников, стать их друзьями, но ничего не вышло. Поскольку те знают, что они в руках ладей, ненавидящих их, а причина этой ненависти — смерть.
