Пламя взвивается. Рассыпается снопом искр. Языки пламени вытягиваются в причудливые фигуры.

– Теперь смотри, – маг отступает в сторону, – смотри очень внимательно. И запоминай. Потому что все, что ты здесь увидишь, имеет значение. Даже самая пустяковая мелочь может оказаться жизненно важной.

***

Я смотрю. Но если честно, не слишком хорошо понимаю, что вижу. Пламя пляшет передо мной, выписывая кренделя. Потом словно бы отдаляется, расслаивается, в нем возникают помехи, точно на старой киноленте. Только кинолента не черно-белая, а желто-красная. Пытаюсь сосредоточиться на пляске огненных языков, но все равно пропускаю момент, когда в огне возникает картина…

Картины…

Незнакомый город. Разрушенные стены, черные столбы дыма, пылающие дома.

В уши вместе с треском поленьев въедается чей-то крик. Я даже чувствую запах гари.

Вижу искаженные ужасом лица.

Солдат в странных латах и шлемах с опущенным забралом. Они закалывают пиками бегущих людей.

Кто-то падает, чтобы уже никогда не подняться. Кто-то ползет по каменной мостовой, оставляя за собой темный след. Кто-то пытается скрыться в тени деревьев и стен.

В той толпе почти нет мужчин. Только женщины и… дети. Девочки… Совсем маленькие и немного постарше. В ночных рубашках, простоволосые и босые. Видимо, нападение случилось ночью – их всех вытащили из постелей, чтобы убить...

Мерзко… как мерзко…

К горлу подкатывает комок тошноты. Хочу отвернуться или закрыть глаза, но какая-то сила не дает этого сделать. Я не могу даже отвести взгляд.

Картинка меняется. Теперь я вижу женщину в длинной рубахе и тяжелой широкой шали, наброшенной на плечи. Ее коса растрепалась, рубаха покрыта грязью и кровью, а подол прожжен в нескольких местах. Она бежит босиком по узкому переулку, постоянно оглядывается и что-то прячет под шалью, прижимая к себе.

Вот она оборачивается в очередной раз. Ее лицо перечеркнуто ужасом. На секунду наши глаза встречаются, и меня охватывает странное чувство. Узнавание? Нет… но… что-то похожее…

Шаль соскальзывает с плеч женщины, и я вижу, что она прячет. Незнакомка прижимает к себе двух младенцев. Таких крошечных, словно они только-только появились на свет.

Мое сердце совершает кульбит и падает куда-то в желудок. Горло сжимается, а все тело бросает в жар…

Картинка снова меняется. Та же женщина, но теперь ее волосы собраны в строгий узел. На ней темное платье с высоким воротником и белый чепец уважаемой горожанки. Она степенно вышагивает вдоль торгового ряда, держа за руку маленькую светловолосую девочку, в которой я…

Узнаю себя.

Моргаю. Трясу головой.

Но картинка продолжает стоять перед глазами.

Как такое возможно?

Вглядываюсь внимательнее.

Длинные деревянные столы, матерчатые навесы, булыжная мостовая… Вокруг высятся каменные стены домов, неторопливо прохаживаются женщины в длинных платьях и чепцах, снуют босоногие мальчишки, кричат лоточники, рекламируя свой товар.

Я никогда не была в этом городе. И моя мать совершенно не похожа на эту женщину. Да и вообще у нас уже лет двести как не носят подобные наряды…

Толпа, наводнившая улицу, расступается. Я вижу лошадь и всадника – высокого, слегка полноватого мужчину с окладистой бородой. На нем колет из красно-коричневого бархата, шляпа с пером, а на мощную грудь спускается толстая золотая цепь с крупным рубином.

Горожане кланяются ему. Женщина с девочкой тоже. А мне внезапно приходит мысль, что это местный синьор. Он останавливает лошадь рядом с женщиной, спешивается и что-то говорит.

Женщина опускает голову, а потом согласно кивает.

Городская улица исчезает. Теперь передо мной зал с гобеленами на стенах, камин, в котором пылает огонь, музыканты с лютнями и флейтами, длинный стол, ломящийся от изобилия, и пирующая толпа.

Во главе стола – тот самый мужчина. По правую руку от него сидит моя незнакомка, скромно потупив очи. На ней красное платье, расшитое гранатами, а высокую прическу украшает красная кружевная мантилья.

Кажется, это свадьба…

Перед тем, как пламя окончательно гаснет, я снова вижу себя. Или, точнее, свою копию. На этот раз уже взрослую, лет двадцати. А рядом с ней стоит… Дарион.

Я вглядываюсь в его лицо, отмечаю каждую черточку, ловлю взгляд…

И мне очень не нравится, как нежно он улыбается моему двойнику, как осторожно держит ее за руку.

Ревность захлестывает меня жгучей волной. Волосы на затылке шевелятся, по спине ползет холодок…

И только когда картина рассыпается серой золой, вспоминаю: девочка!

Во время бегства у женщины на руках было два младенца, но потом я видела ее только с одной дочерью. Куда делся второй ребенок?

Чувствую себя истощенной. Как физически, так и морально.

– Такова плата за возможность заглянуть в прошлое, – объясняет Лохан. – Будущее требует в пять раз больше сил. И не всегда «смотрящий» остается доволен увиденным. К тому же, будущее не предопределено, пока его не знаешь. Любой твой поступок может все изменить.

Я не слушаю его. У меня болит голова. Так болит, что малейший звук отдается в ней ударом гонга. Еще и камень в руке…

Немного подумав, прячу изумруд за пазуху. Мужчины с интересом наблюдают за мной, но молчат. Правда, Лохан многозначительно хмыкает, а Дарион вдруг подхватывает на руки, несет к стулу, садится и усаживает меня себе на колени. Баюкает, как ребенка. А я и рада стараться: привалившись к его плечу, закрываю глаза.

Покой. Мне нужен покой.

Но, кажется, с покоем придется подождать, потому что я хочу получить ответы.

– Вы сказали, что ответите на мои вопросы, – произношу, морщась от ломоты в висках.

– Да, – Лохан протягивает чашу с золотистой жидкостью, пронизанной сотнями пузырьков. – Выпей-ка вот, это восстановит силы.

– Что это?

– Эльфийский мельх.

Снова эльфы! Кстати, а куда делся тот… Хатш, кажется…

Мои руки слишком слабы, чтобы удерживать чашу. Дарион помогает, и я посылаю ему благодарный взгляд.

На миг наши глаза встречаются. Меня окатывает теплом с ног до головы, а в ложбинке между грудей начинает пульсировать камень.

Осторожно пробую напиток. Он достаточно сладкий, терпкий и густой. Растекается по горлу каплей патоки. Пузырьки газа щиплют язык.

Лохан откидывается на стул, смотрит, как я смакую эльфийский мельх.

В голове слегка проясняется. По крайней мере, меня уже не тошнит от слабости.

– Спрашивай, что ты хотела узнать? – напоминает маг. – А я пока кое-что сделаю для тебя. Дайка-ка свой камень. Да не боись так, я в нем просто дырочку просверлю, вставлю ниточку, а ты наденешь на шею – будет тебе Луннар.

– Что? – зажимаю свою драгоценность в кулак.

– Драконий амулет. Такие амулеты дарги надевают либо детям, либо своим шиами.

В его словах есть резон. Носить изумруд на шее куда удобнее, чем за пазухой.

– Только ниточку можно покрепче?

– Обижаешь, – Лохан забирает протянутый камень, – мои нити сложно порвать.

Он поднимается и идет к дальним полкам. Возвращается с небольшой шкатулкой, из которой достает ювелирное сверло и монокль в медной оправе.

Пока он корпит над кристаллом, я думаю, с чего же начать…

Наверное, с самого начала…

– Я не знаю, что именно видела. И не знаю, можно ли это считать моим прошлым.

Замолкаю и обвожу мужчин взглядом. Напряженно жду, что они скажут.

– К сожалению или к счастью, все, что Священный огонь показал тебе – чистая правда, – заверяет маг, не отрываясь от работы. Ковыряет мой камушек своим адовым инструментом. – Что бы ты ни увидела – можешь верить безоговорочно.

– Но это значит, что… вся моя жизнь – обман! – выдыхаю в отчаянии. – Мама, отчим, сестра…

И замолкаю, прикусив язык.

Если продолжить, то придется рассказать про договор и Артемку. А я не могу! И не потому, что боюсь нарушить чертов договор, а потому, что боюсь за сына. Боюсь, что Анабель причинит ему вред!