– Зачем ты сказала перед всеми, что ведьма?

– А разве это не так? – пожимаю плечами.

– Моя жена не может быть ведьмой!

– А я не твоя жена.

– Что?

Он замолкает, ошарашенно глядя на меня. Я вижу, как бледнеет его лицо, как выступают зеленоватые чешуйки, как глаза наполняются багрянцем.

Произношу тихо и по слогам, выделяя каждое слово:

– Я не твоя жена, Дарион Лемминкейр. Не принимай желаемое за действительное.

Глава 20

Дарион открывает рот, чтобы ответить (судя по его лицу, что-то гневное и не совсем цензурное), но тут в дверях появляется Моран с моими саквояжами в обеих руках и шляпной картонкой под мышкой.

– Простите, ваша светлость, – парень запинается на пороге. – Я тут это, багаж принес…

– Ничего, я уже ухожу, – цедит мой дарг сквозь зубы и пролетает мимо него с таким видом, что у бедняги даже волосы дыбом встают.

Я же мысленно выдыхаю. Ушел – и хорошо. Пусть остынет. А у меня и без него дел полно.

Жду, пока мой надзиратель поставит саквояжи, и выпроваживаю его за двери. Правда, он далеко не уходит, заверяет, что будет стоять на часах, охранять мой покой. А то вдруг «светлейшей льере» что-то понадобится.

Конечно, понадобится. Например, зеркало, чтобы связаться с Анабель.

В одном из саквояжей нахожу две шкатулки. Одна с нехитрой косметикой, вторая с украшениями. В крышки обеих вделано по зеркальцу, да еще одно отдельно лежит. Как же мне повезло!

Ставлю одно зеркальце перед собой, а второе так, чтобы его невозможно было увидеть из первого, и поворачиваю кольцо.

В моем мире только-только занимается рассвет, но Анабель откликается сразу, будто ждала.

– Ну, что там? – она впивается в меня пронзительным взглядом.

– Жива, как видишь, – жестко усмехаюсь в ответ.

А вот в ее глазах трепещет огонек тревоги.

Анабель уже не кажется мне такой страшной, как прежде. И уверенности в ней поубавилось.

– Что ты сказала Дариону?

Этот вопрос не застает меня врасплох, потому что легенду для Анабель я подготовила заранее, воспользовавшись ее любезным предложением и когда-то прочитанным фэнтези.

– Поскользнулась, упала, очнулась в твоей кровати и в твоем теле. О прошлом ничего не помню.

– И что, он поверил? – она недоверчиво прищуривается.

Я невозмутимо пожимаю плечами.

– Нет, конечно. Но вопросов не задает, его, видимо, мое прошлое не интересует.

В какой-то мере это чистейшая правда.

– Я же говорила! – восклицает она. – Ему плевать на тебя! Кто ты, откуда – его не волнует. Главное, чтобы ты родила этого гхаррового наследника! В этом все дарги! Женщины им нужны, только чтобы рожать этих…

Она резко замолкает и проглатывает последние слова. А я решаю умолчать о том, что этой ночью Дарион ночевал отдельно.

Анабель кидает взгляд мне за спину.

– Вижу, вы уже не в Лемминкейре.

– Да, только что прибыли в Дардаас.

– Я знаю, где это. Рилия с тобой?

– Нет, Дарион решил, что в крепости служанка мне не понадобится.

– Плохо… – она на секунду задумывается. – Сколько раз ты пила отвар?

– Четыре.

– Маловато, конечно… ну ладно.

– Для чего маловато?

– Чтобы выяснить, беременная ты или нет. Я не собиралась ждать, пока у тебя начнутся женские дни.

– А теперь?

– А теперь у меня нет выбора, – бурчит она зло. – Ну, раз ты жива и здорова, то я пошла спать. А то всю ночь глаз не сомкнула.

– Никак переживала за меня?

«Сестрица», – едва не сорвалось с губ.

– Конечно, переживала! – Анабель стреляет глазами куда-то вбок, в сторону входной двери. – Если с тобой там что-то случится, я тут застряну!

Я делаю вид, что не заметила ни ее нервного взгляда, ни лихорадочно вспыхнувших щек. Но сразу перевожу разговор на другую тему:

– Как мой сын?

– Спит, что ему сделается.

– Я хочу увидеть его.

– Мы же договорились… – недовольно начинает она, но я перебиваю.

– Обстоятельства изменились. Дарион знает, что я самозванка. Ты же не хочешь, чтобы я рассказала ему о нашем секрете?

Она бледнеет, но тут же берет себя в руки.

– Если ты это сделаешь, то никогда не увидишь сына!

А вот это она зря.

Печать на груди отзывается ледяным холодом. Из нее выстреливают странные нити – невидимые глазу, но вполне осязаемые. Тонки, темные и дрожащие, будто нити паутины. Они пронизывают мое тело сетью вен и нервных волокон, а потом наполняются темной силой. Пугающей и почти неуправляемой.

Все происходит буквально за один вдох.

Сила клокочет во мне. Волосы медленно распрямляются. На глазах появляется красная пелена. В кончиках пальцев – покалывание, будто от статического электричества. Кажется, стоит сжать пальцы в щепотку – и возникнет искра!

Еле сдерживаясь, наклоняюсь ближе к зеркальцу.  

– Если с головы моего сына упадет хоть волосок, то ты и твои дружки пожалеете, – собственный голос кажется мне чужим. – Я сгною вас заживо.

И резко захлопываю крышку шкатулки, разрывая связь между зеркалами.

Падаю на стул.

Нити во мне стремительно сжимаются, уползают внутрь печати. Тело охватывает озноб. Кажется, что температура в комнате упала ниже нуля. Я обнимаю себя руками, чтобы согреться.

Зря я это, ох, зря. Не выдержала, сорвалась. Теперь Анабель знает, что ведьмин знак пробудился…

– Не переживай, девочка, – голос Лохана заставляет меня вздрогнуть и изумленно глянуть на второе зеркало. – Ты молодец.

Я и забыла про него!

– Что теперь будет? – спрашиваю, кусая губы.

– Посмотрим. Если Анабель знала о твоих силах, то она знала и то, что они могут проснуться, едва ты переступишь порог этого мира. Жаль, у меня нет образца того напитка, которым служанка поила тебя… Думаю, к деторождению он не имеет ни малейшего отношения.

– Тогда зачем?

– Возможно, чтобы сдерживать твои силы.

– Но ведь я должна была пить его всего три дня!

Лохан вздыхает и трет переносицу. Потом поясняет:

– Чтобы зачать, ведьма должна на время подавить в себе магию, иначе плод не приживется. Да и потом, вынашивая ребенка, она не может использовать свои силы. Колдовство и беременность несовместимы.

Я со стоном закрываю глаза.

– Что мне делать, господин Лохан? Я боюсь за сына! Она же первым делом побежит все рассказывать своим сообщникам!

– Называй меня просто энейре. Какой из меня господин? И не переживай, они не посмеют причинить вред твоему ребенку, ведь его имя стоит в магическом договоре. Можно сказать, Анабель сама себя перехитрила.

– То есть?                     

– У каждого договора есть заказчик и исполнитель. В вашем случае исполнитель ты, а здоровье твоего сына это оплата за твои услуги. Правильно?

– Д-да…

– Значит, твой сын – предмет договора с твоей стороны, магически подтвержденный. Любой вред, причиненный ему, отразится как на заказчике, так и на том, кто этот вред причинил. Так что Анабель будет беречь его как зеницу ока и никому в обиду не даст. А вот после того, как услуга будет оказана и оплачена…

Он многозначительно замолкает.

Я издаю тяжкий вздох:

– Понятно, что ничего не понятно.

– В следующий раз, как свяжешься с Анабель, потребуй, чтобы она показала сына. Я попробую незаметно повесить на него следилку.

– Это что?

– Заклинание такое.

– И что оно даст? Я смогу его видеть?

– Видеть – нет. Сможешь чувствовать. Знаешь, это тоже немало.

– А если Анабель откажет?

От такого предположения у меня по коже ползет мороз.

– Боюсь, она не в том положении, чтобы ставить условия.

– К сожалению, я тоже…

– Дарион уже занимается этим вопросом. Просто доверься ему.

Если бы он только знал, как я хочу довериться и доверять! Но после того, что узнала о даргах и ведьмах…

Мы с Дарионом, по сути, из двух враждующих лагерей. Он видит во мне ненавистную ведьму и в то же время женщину, которая может дать ему столь желанного ребенка. А кого я вижу в нем? Мужчину нечеловеческой расы, с которым познакомилась не по собственной воле. Мужчину, заставившего меня узнать такие вещи, о которых я теперь мечтаю забыть!