– Ну, девочка, наделала ты делов. Разве так можно?

Я напрягаюсь в попытке ответить, с трудом разлепляю ресницы. А с моих губ срывается тихий хрип.

– Очнулась? На вот, выпей. Тебе это полезно.

Лохан помогает мне сесть и приставляет стакан к моему рту. Я пью, захлебываясь, пряный мельх.

– Что… что со мной было?

– Неконтролируемый выброс магии, спровоцированный страхом. Такой сильный, что накрыл не только Разлом и пустыню, но и весь Дардаас.

Лохан смотрит на меня без осуждения. Наоборот, в его глазах я вижу отеческое беспокойство.

– Что это значит? – спрашиваю, чувствуя, как от мельха в желудке растекается приятное тепло.

– Это значит, что все создания Бездны сейчас находятся в трансе, опьяненные твоей силой.

– Их… их всех убьют?

– Не думаю. Даргов вышибло из пустыни. Кто-то или что-то накрыло ее защитным куполом. Так что теперь мы можем только наблюдать за тем, что там происходит.

Я прикрываю глаза. Шир, наверное, тоже опьянен моей магией. Поэтому не отвечает. Он едва не погиб. Это я во всем виновата…

– Простите меня, энейре, – шепчу, пряча лицо в ладони, – я совершила ошибку…

– Нет, девочка, твоей вины в этом нет. Ты бы не смогла долго противиться зову крови.

Я смотрю на него:

– Вы… оправдываете меня?

– Просто констатирую факт. Дарион должен был лучше присматривать за тобой.

– Я не ребенок, чтобы за мной присматривать.

– Конечно, нет, – усмехается Лохан, – ты хуже. В твоей крови бьется неукрощенная магия. Знаешь, что это значит?

Мотаю головой.

– Это значит, что ты как залитый маслом фитиль: стоит поднести огниво – и вспыхнешь. Только в твоем фитиле масла достаточно, чтобы выжечь половину Ламаррии.

Не могу поверить в то, что он говорит:

– Я… опасна?

– К счастью, твоя магия на даргов не действует. К несчастью, она действует на тварей Бездны.

За окном раздается жуткий вой, пронизанный болью и страхом. Я вздрагиваю, а потом сжимаюсь от острой боли. Кричу. В моей груди разверзается рана…

– Анья? – Лохан удерживает меня, не давая упасть. – Что происходит?

А мое тело бьется в агонии, пронзаемое невидимыми клинками. Я чувствую, как меня рвут на куски невидимые крючья. Как из ран хлещет кровь…

Чувствую, но не вижу, потому что в действительности на моем теле нет ни единой царапинки, и осознание этого наполняет меня первородным ужасом.

– Все драконьи боги и Рханг в их числе! – ругается Лохан. – Держись, девочка, не дай ей утащить тебя за собой!

Я не понимаю, о чем это он. Просто кричу, захлебываясь слезами. Мечусь в его руках, не зная, как избавиться от этой раздирающей боли…

Кто-то выносит дверь в комнату сильным ударом.

– Анья!

Дар… это он… Его руки обнимают меня, прижимают к его груди. Он заглядывает мне в лицо, но я почти ничего не вижу от боли.

– Что с ней, энейре? Что с моей шиами?!

– Похоже, она чувствует то, что происходит с той мантикорой, – отвечает Лохан, и в его голосе я слышу недоумение.

– И что мне делать? Ты можешь это остановить?

– Нет, рийке, прости. С таким я еще не сталкивался…

Дарион отпускает меня. Я хриплю, пытаюсь удержать его, но мое тело скручивает новый спазм. Сквозь пелену боли вижу, как Дар бросается к окну и распахивает его настежь, едва не вырвав рамы вместе с петлями. Слышу, как он кричит:

– Остановите казнь! Остановите! Это приказ!

Он возвращается ко мне. Снова обнимает меня, сажает себе на колени, осыпает мое лицо сотней лихорадочных поцелуев, в которых вина смешалась со страхом потери:

– Протерпи, потерпи, моя маленькая, сейчас все пройдет!

И правда, боль медленно, нехотя, но отступает.

– Что со мной? – шепчу, прижимаясь к своему даргу.

Меня бьет крупная дрожь, во рту разливается горечь, но я хотя бы могу связно соображать.

– По всей видимости, аурная отдача, – тихо произносит Лохан.

– И что это значит, энейре? – вмешивается Дар.

– А то, что твоя шиами каким-то образом смогла привязать к себе взрослую мантикору. И, кажется, не только ее… Даю свою седую голову на отсечение, но боюсь, это повторится, попытайся вы причинить вред любому из созданий Бездны.

Лицо Дариона становится смертельно бледным, а тело напрягается под моими руками.

– Нет, энейре, скажи, что ты пошутил…

– Прости, рийке, тебе известно, что я не умею шутить…

Я продолжаю цепляться за Дара. Его потухший взгляд останавливается на мне.

– Мы это исправим, – говорит он так, будто не верит своим словам. – Я покажу тебя лучшим магам…

– Боюсь, рийке, это бессмысленно. Ни один дарг не станет помогать ведьме. Даже учитывая, что она твоя шиами.

Дарион застывает, прижимая меня к себе. Его руки сжимаются с такой силой, что мне тяжело дышать. Но я рада этим объятиям и не хочу, чтобы он меня отпускал. Не сейчас.

– Тогда… я знаю, кто нам поможет, – каждое слово дается ему с трудом.

– Мы вернемся в Лемминкейр. Я вчера получил известие, что в одном из дольменов был выброс магии. Мои ньорды уже отправились туда.

– Думаешь, это Орден?

– Уверен.

– Но с чего ты взял, что они захотят помогать?

На его губах расцветает жуткая улыбка:

– Я не оставлю им выбора. Вам известно, энейре, что я могу это сделать.

– Дура, – констатирует Анабель.

С минуту она разглядывает меня, сидящую на коленях у Дариона, самого Дариона, у которого на лице ни кровинки, и Лохана. Тот пристроился сбоку и с любопытством естествоиспытателя заглядывает в зеркало.

– Наивная дура, – добавляет она, покачав головой. – Неужели и правда думаешь, что дарги на твоей стороне? Особенно этот.

Ее последние слова касаются Дариона. Я слышу скрип его зубов и глухой голос:

– Придержи свой язык.

Она ухмыляется:

– Да ты Ордену должен ноги целовать, муженек, как и мне. Если бы не моя афера с подменой, ты бы никогда не встретил свою шиами!

Он скрипит зубами, его тело превращается в камень, кожу покрывают чешуйки…

Но Анабель права. Если бы не она – мы бы не встретились, жили бы каждый в своем мире, одинокие и несчастные.

– Нам всем нужно успокоиться! – вмешивается Лохан. Единственный, кто способен сохранять хладнокровие и чистый разум. – Льера Анабель, мы будем вам очень благодарны за помощь в этом деле.

– Никакая она не льера! – рычит мой дарг. – Обманщица!

Анабель выгибает бровь.

– Прости, рийке, – пожимает плечами драконий маг, – но юридически она все еще твоя жена, а значит – льера Лемминкейра.

– Скоро мы это исправим!

– Неужели? – хмыкает моя сестра. – И как ты собираешься это сделать? Ты не можешь просто взять и отозвать брачные клятвы, я ведь должна ответить согласием. А ты уверен, что я соглашусь?

– Хватит! – встреваю я.

Иначе эти двое сейчас разругаются в пух и прах, а я так хотела, чтобы все прошло мирно! Чтобы мы все наконец-то встретились и услышали друг друга!

– Хватит, – повторяю тише, – давайте просто решим, что делать дальше.

И смотрю на сестру с мольбой.

Анабель, по всей видимости, ждала, что я свяжусь с ней. Вон, даже кресло в прихожую притащила, поставила напротив зеркала.

Из зала доносится лепет Артемки.

Мне больно слышать его, но я давлю эту боль. Еще недавно я с маниакальным упорством рвалась домой, но потом, узнав, что мое присутствие вредит близким людям, изменила решение. Никто не знает, чего мне это стоило. Никто не знает, что я чувствую, когда думаю о сыне. Но мне не оставили выбора.

– Ладно, – нехотя говорит Анабель, – я скажу все, что знаю, но с одним условием… – она впивается в меня пристальным взглядом, – ты позволишь мне остаться здесь, в этом мире, вместо тебя.

Я ждала, что она это скажет.

– Хорошо.  

Голос срывается от захлестнувших эмоций. Но так будет правильно.

– Говори! – резко бросает Дарион.

Игнорируя его, Анабель обращается к Лохану: