Только сама в это не верила.

И вот теперь у меня есть возможность отвлечься. Хотя бы на время. Но я сомневаюсь.

– Не думаю, что это хорошая идея.

Дарион ловит мой взгляд, направленный на кольцо, которое я машинально кручу на пальце.

– Связывалась с ней? – он кивает на перстень.

– Она не отвечает. Я очень волнуюсь…

– Тогда тем более тебе нужно пойти со мной и отвлечься. К тому же ты не можешь отказать хозяевам крепости. Твой отказ будет принят как оскорбление.

– Предлагаешь мне отвлечься от мыслей о сыне? – невесело хмыкаю.

И вижу, как мрачнеет Дарион. Кажется, ему не нравится, когда я упоминаю о своем ребенке. Что это – банальная ревность мужчины к прошлому его женщины? Или тоска по собственным детям, которых может не быть?

– Ты все равно сейчас ничем не можешь ему помочь, – говорит Дарион ровным тоном, но я чувствую, что он напряжен, и эти слова даются ему непросто. – Только бессмысленно изводишь себя.

В его словах есть резон.

– Ладно, – нехотя соглашаюсь. – Сколько у меня времени?

– Часа тебе хватит?

– Более чем.

Мне все равно, в чем идти, но Дарион прав, я должна взять себя в руки. Хотя бы ради того, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. Объясняться с местными кумушками точно не хочется.

Рилия положила мне в саквояж три платья, подходящих для выхода. Одно из темно-зеленого бархата со вставками из золотой парчи, второе из тонкой коричневой шерсти, похожей на кашемир, расшитое серебряным галуном, а третье из золотистого шелка. Оно самое красивое. Я провожу рукой по прохладному шелку и решительно укладываю назад в шифоньер. Слишком открытое.

В конце концов останавливаю выбор на шерсти. Скромненько и со вкусом, а главное, не придется мучиться с пуговицами и искать, кто их застегнет, потому что у этого платья шнуровка находится по бокам, а еще к нему прилагается короткий редингот.

Взяв одежду в охапку, растерянно замираю.

Здесь нет гардеробной. Конечно, можно переодеваться в комнате, но здесь Дарион… Или закрыться в уборной…

Размышляю, искоса наблюдая за даргом. Тот так и сидит, запрокинув голову. Глаза плотно закрыты, грудь мерно вздымается.

Неужели уснул?

Ступая на цыпочках, обхожу его и направляюсь к кровати. Мне повезло, что он сидит к ней спиной. Быстро начинаю сдирать с себя одежду до нижней сорочки. Мне очень не хватает привычного белья, без бюстгальтера чувствую постоянно себя голой. Вот и сейчас кончики грудей заострились то ли от прохлады, то ли от нервного напряжения, и проглядывают сквозь ткань, заставляя меня ощущать неловкость.  

Мысленно чертыхаюсь и путаюсь в платье. Затягиваю корсет, расправляю складки и набрасываю редингот. Теперь можно заняться прической.

И снова, стараясь не шуметь, обхожу Дариона. Склоняюсь над зеркалом. Решаю не мудрствовать лукаво и просто завязать волосы в узел. Ну нет у меня желания поражать кого-то своей сомнительной красотой.

Последний штрих…

Открываю шкатулку с косметикой. Взгляд цепляется за хрустальный флакончик. Знакомая вещица…

Это же те духи, что дала Анабель… Неужели Рилия положила их в шкатулку?

Удивленная, беру флакончик в руку, но тут же мою кисть накрывает чужая ладонь. Сзади прижимается мужское тело, и хриплый голос шепчет мне в ухо, опаляя горячим дыханием:

– А вот это оставь.

Я замираю. Дарион разжимает мои ослабевшие пальцы, забирает пузырек с духами и подносит к носу. Ошеломленно смотрю на него. Как он умудрился подкрасться так бесшумно? Я же была уверена, что он спит!

В глазах дарга вспыхивают желтые искры.

– Откуда у тебя эти духи?

Мне не нравится его тон, но я все-таки отвечаю:

– Анабель дала. Сказала, это чтобы я пахла, как она.

Дарион снова принюхивается к флакончику.

– Похоже… Она всегда использовала сандал и белую амбру, но здесь есть кое-что еще… Кровь дракона!

– Что? – теперь уже и я удивленно таращусь на безобидный флакончик. – Именно дарга?

– Похоже, что так. Дай руку.

Неохотно протягиваю свою конечность. Дарион утыкается носом мне в запястье, шумно вдыхает, будто хочет запомнить, как я пахну. А затем стеклянной палочкой наносит капельку духов. С минуту молчит. Искры в его глазах медленно гаснут, взгляд тускнеет, становится равнодушным.

– Что ты чувствуешь? – спрашиваю осторожно. – Я пахну как… она?

Вместо ответа он сжимает флакончик с такой силой, что стекло хрустит в его ладони.

– Да, – выдавливает мой дарг через силу. – Но не это их главное назначение. Скажи, когда ты перестала ими пользоваться?

– Ну…  – краснею, – в тот день, когда в Лемминкейр прибыли гости… я забыла использовать их перед ужином…

Он на секунду прикрывает глаза.

– Значит, так угодно судьбе, – после чего разжимает ладонь и стряхивает на пол осколки стекла. – Позову служанку, пусть приберется…

– Подожди! – останавливаю его. – Ты можешь объяснить, что с этими духами не так?

Дарион пожимает плечами:

– Все так. Кровь дракона не имеет своего запаха, ее очень сложно обнаружить в других жидкостях. Но если нанести на кожу живого существа и дать понюхать такому, как я, она будет вызывать инстинктивное отторжение. В эти духи ее добавили, чтобы я не привязался к тебе, чтобы мой дракон не унюхал свою…

Он обрывает себя. 

– …шиами, – договариваю за него.

– Да, шиами.

Мы стоим друг против друга на расстоянии вытянутой руки. Так близко, что я слышу, как тяжело вздымается его грудь, вижу, как нервно бьется жилка на виске. И в то же время мне кажется, что между нами мировой океан: много, очень много холодной воды, которую невозможно переплыть. И что стоит мне только сделать шаг, как эта вода захлестнет меня, накроет темной волной и утащит на дно…

В потухших глазах Дариона прячется сожаление. А я вдруг ощущаю непреодолимое желание шагнуть к нему, прижаться и почувствовать себя под защитой этого сильного и невозможного мужчины.

Я почти готова шагнуть…

Он опережает меня. Поднимает руку и касается моей щеки. Скользит пальцами вдоль виска, вдоль линии челюсти, касается губ, обводит их контур.

– Мне плевать, кого ты любила раньше, – раздается хриплый голос. – Теперь ты моя. Драконы ни с кем не делятся своими сокровищами.

Я хватаю ртом воздух.

– Что… что ты хочешь этим сказать?

– Скоро поймешь.

В дверь стучат.

– Ваша Светлость, – в комнату заглядывает Моран, – комендант просил передать, что уже все собрались и ждут только вас.

Рука Дариона падает мертвой плетью. Его лицо темнеет, черты заостряются.

– Запомни, Анья, – произносит он, наклоняясь ко мне, – никто не должен знать, что ты… что в тебе течет проклятая кровь. И еще: для всех я – твой муж, а ты – Анабель Лемминкейр.

***

Женой рыжеволосого коменданта оказывается довольно милая женщина. Она выглядит чуть старше меня, улыбчивая и тихая. Встречает нас на пороге, проводит в гостиную, где уже собрался местный бомонд. Быстро и непринужденно представляет меня остальным гостям, среди которых несколько супружеских пар и Эрден Ларрейн. Он единственный, кто пришел без дамы, а по иронии судьбы еще и сел за стол напротив меня.

Очень скоро я замечаю, что Дариону такое соседство не нравится. Особенно то внимание, что Эрден уделяет моей груди. Надо сказать, скромно спрятанной под платье с высоким воротничком. Мой дарг с каждой минутой становится все мрачнее и неразговорчивее. Впрочем, это его естественное состояние. Я уже не уверена, что он вообще умеет улыбаться.

Мужчины что-то бурно обсуждают, перебрасываются шутками и смешками. Женщины ведут себя намного скромнее. В основном улыбаются да молча ковыряют в тарелках, делая вид, что едят. Я искоса наблюдаю за ними, а они поглядывают на меня. Присматриваются, видимо, уделяя особое внимание моей прическе и платью.

Наконец одна из них, блондинка с пышной грудью и глубоким декольте, не выдерживает:

– Простите за любопытство, – посылает мне извиняющуюся улыбку, – но в нашей крепости очень редко бывают гостьи… Может, расскажете, что нынче носят в Кортарене? А ваша прическа – это новая мода?