– Что, выезжаем уже сегодня?

– Послезавтра с самого утра, и не выезжаем, а отплываем. Морем будет чуть дороже, зато надежнее. Бусик я в порт забираю прямо сейчас. Итак, что решаешь?

– Лучше все-таки поплыву с тобой, Влад, – дергает плечом девчонка. – Ты, конечно, эгоист, зануда и ретроград, но хотя бы не сволочь.

– Ты мне тоже нравишься, – усмехаюсь я.

– А чего ж ни разу даже на ночную прогулку не пригласил? – делает она большие глаза. – Ладно ты дискотеки и ночные клубы не любишь, но вот так вот потусоваться под луной...

Склонив голову, рассматриваю стажерку с преувеличенным вниманием, потом качаю головой.

– Сама ведь требовала "не приставать", ну а главное, тебе еще тогда и объяснили, что сперва придется как следует подкормиться. Бо не знаю кто как, а я не собака и на кости не бросаюсь.

– Между прочим, – с обиженным видом заявляет филиппиночка, – я утром взвесилась, уже девяносто[64]! Это все твоя вина, еще немного, и придется ушитую форму расширять обратно!

– Ага, конечно, я тебя заставляю питаться четырнадцать раз в сутки и силой впихиваю по две добавки.

– Нет, но ты меня приковал к монитору, а я, когда тружусь за компом, привыкла что-нибудь грызть...

Не могу не рассмеяться, отчего Хуана делает еще более надутые губки.

– Морской болезни у тебя нет?

– Раньше точно не было.

– Жаль.

– Почему?

– Нам до места плыть как минимум неделю, и на море в сухой сезон тишь да гладь, максимум три балла. Если бы ты совсем не переносила качки – может, успела бы похудеть обратно, а так, на свежем морском воздухе да с изобилием свежих морепродуктов – дело дохлое...

– Черт с тобой. Потом на диету сяду.

– Да-да, когда мы с женой только познакомились, она первые месяцы так каждую неделю и говорила.

Филиппиночка фыркает, примерно представляя дальнейшее, но все равно задает вопрос:

– А потом что?

– А потом появились дети и более важные дела, чем попытки уследить за фигурой.

– Здоровье не может быть неважным.

– Так от всех этих диет и попыток загнать себя в рамки чужого мнения о правильном обхвате талии – здоровье только портится.

– Но почему?

Выразительно пожимаю плечами.

– Так откуда же, массаракш, взяться тому здоровью, если у тебя после полудюжины диет нервы вразнос и полудохлая пищеварительная система... Лучше иметь то, что имеешь, и не париться. Хорошие врачи говорят, пока организм работает нормально, в его работу чем меньше вмешиваться, тем лучше – а у хороших программеров сия мысль выражается короче, "не сломано – не чини".

Снятый с колес бусик стальными тросами внатяжку закреплен – по науке это вроде зовется "принайтован" – к палубе прямо под корабельной мачтой. Парус на ней сейчас свернут, поскольку ветер далеко не попутный, а траулер – не какая-нибудь баркентина и не винджаммер, всякие там повороты оверштаг под бом-брамселями в его случае вариант хоть и возможный, но совершенно не желательный. Все-таки во время оно парус как основной судовой движитель экономически проиграл паровой машине, каковая, в свою очередь, в силу тех же причин сдала позиции дизелю. И полностью от паруса профессионалы-мореходы не отказались сугубо потому, что ветер, в отличие от дров и прочего топлива – бесплатный.

Салон микроавтобуса, кстати, так ничем дополнительно загружать и не стали; видимо, сперва суперкарго хотел втиснуть его в грузовой трюм, где критичен был бы именно объем всего перевозимого, однако в итоге переиграл и оставил сей габаритный "багаж" на палубе. Ну и ладно, нам же проще, и спать можно на свежем воздухе, а не черт-те где. Кому на свободную койку в каюте, кому в кабину бусика – сами пока думаем; в принципе-то мы можем не занимать и ту законно оплаченную койку, бросить второй спальник на пол в салоне "транспортера" – и нормально, только надо чуток сдвинуть снятые колеса. Ну и, поскольку спальники у нас легкие, ночью придется под куртку поддеть свитер, тоже решаемо... Комфорт? Так это смотря что понимать под ним, в "фольксвагене" на палубе свежий воздух и не надо сталкиваться носом с другими пассажирами "Шенандоа".

Кроме нас, таковыми в нынешнем рейсе выступает семейство Расмуссенов. Ни сам Ларри, ни его дочь Стефани не особенно похожи на своих далеких норвежских предков, а сыновья Ларри, трехлетние карапузы Рик и Арчи, еще слишком мелкие, чтобы говорить о каком-то сходстве. Куда подевалась миссис Расмуссен, я спрашивать не стал, нечего зря лезть людям в душу; так, поболтали немного в процессе погрузки. Недавние мигранты из Пенсильвании, две недели как из-за ленточки, задержались в Порто-Франко из-за болезни мелких – то ли акклиматизация, то ли карапузы сунули в рот какую гадость, а сестра не уследила, – ну и попутно разведали обстановку, в итоге свой верный "рэм" Ларри без особых сожалений сдал автодилеру на реализацию и купил билеты в "морской круиз" до Форт-Рейгана. Понадобится ли им машина на острове Манхэттен, и если да, то какая именно – разберутся на месте. Разумно. По первоначальному плану с мелкими в одной каюте должна была обитать именно Стефани, которая уже явственно смирилась с должностью временной няньки, а меня соответственно подселили бы в другую каюту, к Ларри, на соседнюю койку. Посмотрим. Стефани с Хуаной уже успели найти общий язык на почве киногероев и рок-групп, а что мисс Расмуссен, барышня рослая и крепкая для своих пятнадцати заленточных годиков, при желании может просто сгрести "старшую подругу" подмышку и утащить куда угодно, общению не помеха...

Словно исполняя торжественную церемонию, выключаю мобильник и вынимаю портофранковскую сим-карту. Оба агрегата по отдельности упаковываю в рюкзак, сотовый мне дальше понадобится не ранее чем в Демидовске, и то уже с другой симкой, а кусочек чипованного пластика с прошитыми параметрами сотовой связи Порто-Франко в любом раскладе будет ждать моего возвращения в этот город. Что, конечно, однажды произойдет, но прямо сейчас все земные, в смысле, сухопутные заботы, от Патрульной службы и Россиньоля до задания директора Крофта, обернувшегося такими забавными последствиями – временно уходят в прошлое.

В Океане, говорили некогда за ленточкой древние греки, нет Времени.

А другой, чуть менее древний грек и почти мой соотечественник, утверждал, что люди делятся на живых, мертвых и тех, кто в море[65].

Мы, жители современного мира, не настолько отрываемся от реальной жизни, однако определенная отстраненность от всего, что осталось на суше, и правда чувствуется практически сразу, как только отвязывают причальные концы, как только запах морской воды, соленый бриз и океанская свежесть перебивают рыбно-мазутные портовые ароматы. Как только город остается позади, а впереди – океан, а под ногами мерно покачивающаяся палуба... О земном-то думать можно и сейчас, не возбраняется.

Но совершенно неохота.

Мыс, разделяющий акватории Восточного океана и Большого Залива, мыс, где еще первые орденские экспедиции поставили метеостанцию и радиомаяк, по этому объекту безыскусно и названный Маяком – мы, в смысле, "Шенандоа" оставляем настолько в стороне, что с палубы его и не видно. Как пояснил вахтенный, лысый аки коленка шотландец Кевин Уркхарт, там у берега чертова катавасия рифов, ветров и течений, и нормальные корабли стараются держать дистанцию до Маяка миль этак в десять, а лучше в двадцать. Небольшой крюк, он предпочтительнее, чем пускать судно с пропоротым бортом на корм рыбам. Видел я тех рыб в справочнике переселенца, да уж, такие не то что человека – слона, массаракш, схарчат в несколько минут.