– Черт, – с досадой говорит Чекан несколько минут спустя, – что-то типа португальского.

– Бразильяне, – делает очевидный вывод Хан.

– Угу. А я по-ихнему никак.

– Я тоже, – пожимает плечами младший егерь, – но конвойщики уж точно должны знать английский.

– Да ясно, что должны, но невежливо.

– Вот по-русски было бы невежливо, – вставляю я свои двадцать центов, – а английский будет чужой и для них, и для тебя. Так что нормально.

Еще несколько минут переговоров уже по-английски, и Чекан сообщает:

– Все, сидим и ждем. Велено держаться не ближе сотни метров от крайней машины с хвоста, а пока колонна проследует мимо, это еще больше часа.

В светлое время суток пересечь горы мы не успеваем и останавливаемся на ночевку прямо там. Фортов-заправок и постоялых дворов на новоземельных дорогах, вернее, направлениях хоть и немало, однако мест, где автоколонне приходится останавливаться на ночь, гораздо больше. Профессиональные конвойщики такие места, удобные для отдыха, разведывают загодя, плюс по возможности стараются и обустроить так, чтобы, если придется, можно было держать там оборону хоть от четвероногих, хоть от двуногих противников.

На данной конкретной площадке, которая формально находится уже на техасской стороне гор, если кто-нибудь даст себе труд точно провести здесь границы, ночевать можно, и для обороны она тоже, пожалуй, годится, а вот иных плюсов лишена. Ни хвороста, ни воды, так что если кто не озаботился прихватить запас с собой... Ну, в нашем случае таких проблем нет, принять ванну не выйдет, разумеется, но смыть пыль с морды лица и заварить кофий или травяной отвар – запросто.

Рядом с нашим "хайлюксом" стоит изрядно побитого вида уазовский грузовичок с тентованным кузовом, хозяева которого, как ни странно, не наши люди, а вовсе даже техасские фермеры с ранчо под Вако – Большой Барри и его кузен Пит. Техасцы предлагают организовать к ужину общий стол, мол, разнообразнее; ну, почему бы и нет. Барри и Пит выставляют "в общий котел" пару кругов колбасы, французские багеты и две банки домашнего кетчупа, мы добавляем закупленные еще в Гарце ветчину, копченый сыр и курагу – хлеб закончился, а сухари рядом с багетами и предлагать стыдно. Ничего, такой себе походный фуршет, не ресторан, но съедобно. Барри еще активно склоняет "по глоточку", мол, домашняя самогонка тройной очистки, которую делает их дедуля для себя и избранных друзей, самолучшей "Одинокой звезде" даст сто очков вперед, однако Чекан непререкаемо-армейским тоном заявляет, что в дороге у нас сухой закон – другим не препятствуем, разумеется, но сами ни-ни.

Наверное, это он безопасности ради. Чтобы в самогонку не подмешали клофелин или нечто схожее.

Жара, дышать нечем. В голове поселилась целая стая трудолюбивых дятлов. Язык как наждачка. Подбрасывает, качает, мутит.

Руки словно свинцовые, ноги вообще едва шевелятся. Открываю глаза и ни хрена не вижу. Нет, не потому что темно, а просто кто-то мне на голову что-то намотал, и как бы не мой собственный шемах, ткань там плотная, даже прямые солнечные лучи изрядно ослабляет – для того и нужна, вообще говоря...

Пытаюсь хотя бы сдвинуть повязку и посмотреть, на котором свете нахожусь – вроде вчера на такой вот поворот ничего даже не намекало. Или уже не вчера? В общем, ерзаю туда-сюда, пытаясь игнорировать тех самых дятлов, высвобождаю левую руку...

– О, ожил, – по-английски и с акцентом, – не вертись. Пить дать?

– Да!..

Ко рту прижимается горлышко фляги. Теплая вода смачивает язык и полость рта, но едва сглатываю – меня тут же выворачивает наизнанку в приступе рвоты, только и успеваю повернуть голову.

– А, путамерда, – по интонации понимаю, что это не похвала, – не глотай, соси, по капле...

Возня, потом шемах-повязку с меня все-таки снимают. Лежу в кузове грузовика, снаружи ясный день, машина куда-то там едет. Рядом незнакомый пожилой типус с седыми бровями а-ля Брежнев, вроде видел такого среди конвойщиков...

– Что... – с трудом проталкиваю слова сквозь горло, – случилось?...

– Траванули вас, пеквено.

Ну, это я и сам догадался. Травиться я так капитально ничем прежде не травился, но представление имею.

– Остальные... живы?

– Да. Раз очухались – жить будете. До Аламо дотянете, а там доктор и все условия.

Та-ак. Чекан боялся клофелина? Получите по полной программе.

А что самогон не пили, значит, подмешали "химию" куда-то еще. Сдвигая головную боль далеко в сторону, пытаюсь сообразить, как же все случилось, вспоминая вчерашний ужин в подробностях...

...и отключаюсь. Сил нет от слова совсем.

Когда снова прихожу в себя, грузовик уже стоит – судя по часам, как раз короткая послеполуденная остановка, не сиеста, так, отряхнуть пыль и размять ноги, а также прогуляться в кустики, кому надо. Бровеносец елозит мокрой тряпкой, наводя какую-никакую, а чистоту, и в кузов заглядывает Хан.

– Влад, ты как? Фельдшер не замучил?

– Бывало и получше, – хрипло, дотягиваюсь до фляги, немного отпиваю – так, чуть-чуть, язык смочить, – и, не глотая, перекатываю во рту, пусть сама всасывается. – Откуда клофелин взялся?

– Не клофелин это, – отмахивается егерь, – другая хрень...

– Пофиг. Только нас задело?

– Ну да. Барри и Пит отработали. Кетчуп.

– Массаракш... – картина понятная. Мы в колонне неучтенный "хвост", конвойщики за нами присматривали с целью охранять не так нас самих, как ОТ нас. То есть глотки нам резать без повода не позволили бы, а вот если мы вроде как наклюкались вчера за ужином и утром с перепою не сумели продрать глаза – никто не виноват, наши тушки помогли бы загрузить в машины, а дальше Пит, как и прежде, поведет уазовский "головастик", Барри же сядет за руль "тойоты", мол, подвезем знакомых, не оставлять же людей посреди дороги... и уже после того, как обе тачки отвернут от автоколонны и Северной дороги по направлению к Вако, с нами сделали бы понятно что.

Но раз план клофелинщиков не сработал, кто-то, выходит, все же сумел очухаться, хотя бы утром, и не просто очухаться, а выдать конвойщикам версию, что произошло на самом деле, и убедить поверить не Барри и Питу, а нам. Хотя техасцы подопечные и все такое, а мы просто "хвост".

"Кто-то", как нетрудно догадаться, это Хан и есть.

– Не сильно я уважаю, как говорит моя Айриян, эту кровь мертвых помидоров, а заодно и все, что из нее готовят, – сообщает егерь, – так, попробовал немного, потому утром хоть и был как пьяный, но встал сам. Пока эти деятели шарили у вас по карманам и утащили себе в "уазик" кое-что из шмоток – я тихонько уполз в сторонку, позвал одного из охраны и потребовал обыска. Ну и описал, где что... Деметрио, старший конвоя, потом сказал, у них в Сао-Бернабеу воров пускают на корм крокодилам, жаль, мол, здесь цивилизованный Техас, и преступников, даже взятых с поличным, надлежит передать шерифу... Но крюк до Вако делать не будем, пусть-де разбираются в Аламо.

– Там вполне разберутся, – киваю я, и тут же боль подступает снова. Массаракш... с такими приступами я не то что воевать или вести машину, я и пассажиром ехать не очень смогу. – Что остальные наши?

– Живые, – повторяет Хан то, что я уже слышал от пожилого конвойного фельдшера, – Динар уже встает, Чекану хреново, но до больницы дотянет. Мы, кстати, уже не хвост, а официально в составе колонны, типа как извинение, бесплатно довезут до любого места по основному маршруту.

Ну, с учетом необходимости срочных врачебных процедур в оборудованной клинике, "любое место" – это Аламо и будет, вряд ли с нашим отравлением разберутся за пять минут.