Середину болта занимали офисы собственника здания и других компаний. Над этажом с конференцрумами и залом для церемоний Эирспарк разместил своих бухгалтеров, юристов, эйчаров, финансистов. Венчали империю кутерьмы кабинет Джастина, кабинет креативного директора, переговорная комната и приемная.

Такое разделение было неудобно, но компания расширялась и агрессивно отвоевывала у других арендаторов площади, подбирала те, что выкидывали на рынок аренды. Сотрудники нижних этажей между собой называли верхний этаж “поднебесной”, работников предпоследнего этажа “бездельниками”, а себя “трудягами”. Бездельники же в отместку обзывали работников первых этажей “набалдашниками”, намекая на место их локации в болте здания.

Джастин каждое рабочее утро, шесть дней из семи, возникал на входе в здание, быстрыми шагами пересекал вестибюль и заходил в лифт. В этот понедельник его появление вызвало изумление. Разведка донесла сотрудникам об аресте, но об освобождении сообщить не успела.

Джастин влетел в свой кабинет, плюхнулся в кресло и немедленно приступил к работе. Задачи, которые он тщательно планировал, расписаны по секундам. Рабочий день проносился вихрем и моментально наступал вечер. Чтобы приостановить время, нужно бежать впереди него. Он не мог себе позволить ошибочные действия, неверные решения, тормозящие работу процессы, лишние фразы в диалогах с подчиненными. Каждая задача выполнялась на пике эффективности.

В кабинет без стука и предупреждения помощницы зашел мистер Рерайт. Он остановился было, увидев Джастина, затем нерешительно сдвинулся с места, сел на кресло и положил на стол свой потертый саквояж цвета корицы.

Джастин мельком взглянул на него и заводил быстрее ручкой в блокноте.

— Не ожидал вас здесь увидеть мистер Коэн.

— Удивительно, — Джастин отложил ручку, — каждый раз, когда вы сюда приходили, тот один раз, вы меня ожидали увидеть. А сегодня не ожидали. Что-то произошло? Меня уволили, но забыли сообщить?

— Мы с вами прекрасно знаем, что подписанный с вами контракт, ввиду непрофессионализма юриста, который его составлял, имеет пункты, не позволяющие вас уволить. Во всяком случае, уволить, избегнув излишней бюрократии и дальнейшего судебного разбирательства, которое вы, несомненно, инициируете.

Джастин вздохнул и посмотрел с тоской на блокнот, а затем на часы.

— Мистер Рерайт, через час у меня встреча с клиентом у него в офисе, не могу дождаться, что поскорее начать готовиться к ней.

— Отныне никаких встреч с клиентами! — Старик швырнул на стол бумаги, саквояж скинул на пол, — Вы дискредитировали себя полностью. Я не дам вам погубить компанию. Все встречи с клиентами буду проводить лично я. Передайте мне материалы.

— Рассмотрите сначала на собрании вопрос сужения моих обязанностей, — Джастин собрал со стола документы и встал, — я пока поработаю в переговорке.

— Располагайтесь, — он обвел рукой кабинет, — вон там кофемашина, из окна чудесный вид.

— Мистер Коэн, — мистер Рерайт встал, — надеюсь, вы отдаете отчет в дерзости своего поведения. Нет такого чуда, которое заставит учредителей через полгода продлить с вами контракт.

Джастин остановился около двери и оглянулся:

— Я буду очень стараться, — вкрадчиво ответил он, — Надеюсь заслужить ваше доверие, мистер Рерайт. Хочу, чтобы вы меня полюбили.

Старик сплюнул.

— Работайте, мистер Коэн, — он поднял с пола саквояж и засунул в него обратно бумаги, — единственное успокоение, мистер Спарк не увидит гибели своей компании.

— Что вы имеете в виду? — Джастин опустил ручку двери и уставился на приближающегося учредителя. — Как его состояние?

— Вы не знаете? Мистер Спарк умер в пятницу ночью.

Мистер Рерайт остановился перед Джастином. Тот делал короткие вдохи, но никак не мог выдохнуть. Смотрел на старика и не видел его.

— Дайте пройти, — через несколько десятков секунд Джастин услышал просьбу мистера Рерайта и отступил в сторону.

Катя ощущала себя инвалидом без рук и без ног. В колледж она сегодня не поехала, у нее не было свежей одежды, даже расчески не было. Заниматься дома без книг не имело смысла. Джереми задерживался, ему поручено было съездить с Катей, купить все необходимое. В доме не оказалось ни книг, ни телевизора.

Дом Кате нравился, он еще пах стройматериалами. Точечные мазки красивых элементов интерьера: несколько контрастных картин, необычной формы светильники, витражные двери, экзотический цветок на открытой полке дополняли лаконичный минимализм обстановки.

Кухня, наоборот, заставлена машинами, оборудованием, всевозможной утварью. Новые, нетронутые, их будто установили на стенде для выставочного показа. Выставочные дни закончатся, и образцы развезут по магазинам для розничной продажи.

Что не хватало этому дому, так жилого духа. Ни одного намека на наличие у него хозяина, ни потерянного в углу носка, ни забытой вещи на стуле, ни вмятины на диване, даже этикетки с обратной стороны тарелок не содраны.

Катя с опаской раздвинула дверцы шкафа и вздохнула с облегчением. Несколько полок пустовало, но остальные были забиты сложенными кое-как вещами, на плечиках висели рубашки и пиджаки. Тюбик с зубной пастой в ванной комнате смят, баночки с жидкостями наполовину пусты.

У дома была необычная планировка. Дверь каждой комнаты выходила на широкую террасу, под навесом которой уютно расставлены диван и круглый столик с изящными стульями. С одной стороны терраса упиралась в бассейн, а с другой стороны спускалась лесенкой к небольшой парковке. У каждой комнаты был также выход во внутренний коридор, из которого можно попасть на небольшую мансарду. На мансарде можно играть на музыкальных инструментах, заниматься спортом на тренажерах или лежать на малиновом диване-татами. Джастин провел ей вчера экскурсию, но сейчас туда подыматься страшно.

Катя сидела на заднем дворике и смотрела на шевелящийся город. Какое-то время ей удавалось ни о чем не думать, затем возмущенные мысли подняли муть в голове, что вылилось в приступ клаустрофобии. Она вскочила, пересекла бегом террасу и дернула ручку входной двери. Заперта. Код электронного замка она не знала. Она вернулась в дом, залезла с головой под одеяло и пролежала так миллион минут. “Ничего, — подумала она, засыпая, — заключенному в одиночном карцере сейчас намного хуже”.

Джереми приехал вечером. Он извинялся за то, что не сумел отменить свои планы. Они съездили на его синенькой хонде в ближайшие магазины и приобрели вещи первой необходимости и немного одежды. Джереми разговаривал мало и явно торопился.

По дороге назад он рассказал немного о себе. Ведет праздную жизнь, не работает. Увлекается музыкой. Как раз сегодня он со своей группой арендовал студию для записи песни.

— Мы создаем хиты в гараже, — рассказывал он, одной рукой придерживая руль, — Не выступаем на вечеринках, не поем на чужих праздниках. В общем, не вытираем пыль шелковым платком.

— Ого, как ты сравнил, — улыбнулась Катя.

— Мы сегодня увлеклись. Джасти звонил, а я часа через три только увидел пропущенные вызовы.

— Да? А он мне ни разу не позвонил, — с горечью отметила Катя.

Джереми мельком взглянул на нее и больше не проронил ни слова.

Он помог занести вещи в дом и собрался уходить, но замешкался у выхода. Он кинул несколько нерешительных взглядов на Катю, потоптался и вернулся.

— Всё-таки будешь чай? — весело спросила она.

Он покачал головой и заговорил, запинаясь:

— В общем, ты, наверняка, хороший человек. Я не знаю тебя. Не знаю, как для тебя хорошо.

Катя смотрела на него с удивлением.

— Я люблю Джастина, и тоже не знаю, как для него хорошо. Он сам думает, что знает, но может ошибаться, — Джереми перебирал в руках брелок и ключи от машины.

— В общем, — он поднял глаза на Катю, та подбадривающе ему кивнула, — давать советы — последнее дело. Смысла никакого в советах нет, особенно когда ты сам не понимаешь, что, зачем и к чему…