— Мы с мужем не собирались заводить детей. Моя беременность стала неожиданностью для нас двоих. — Лаура делала паузы почти после каждого слова, но затем быстро спросила, — А вы планировали ребёнка?

— Нет, — выдохнула Катя.

— Я сопровождала мужа в научной экспедиции. Жили в бедных африканских странах. На тот момент в Сомали. Мой муж отправил меня рожать домой, в США. Но я не выдержала разлуки. Родила и вернулась к нему. Ты, наверное, так не поступила бы.

Лаура улыбалась. Катя нет. Она покачала головой в ответ.

— Джастин держит на вас зло из-за того, что вы бросили его сразу после рождения? — спросила Катя.

— Не думаю. Спасибо за кофе.

Лаура встала и, завязывая пояс плаща, добавила:

— Не говори ему, что я заходила.

Джастин вернулся домой поздно.

— Сегодня Мэтт приходил, — сказал он, выйдя из душа.

— Ааа. Странно, зачем? Ко мне тоже приходили неожиданные гости.

— Это кто же?

— Твоя мама.

Джастин вытирал волосы и на фразе Кати замер. Краешек мохнатого полотенца упал на лицо.

— Надеюсь, ты ее не впустила? — он кинул полотенце в сторону.

— Как же я могла не впустить? Твою маму.

— Ах да. Мою маму! И что она, что ли рассказывала что-то?

— Ничего такого не рассказывала. Спрашивала о моем самочувствии. Сказала не говорить, что приходила.

— Понятно. — Он поднял с тумбочки листок бумаги, — Что это?

Катя заулыбалась. Странно, что Джастин до этого не замечал такие листочки со списками имен, которые Катя оставляла на тумбочках, столах, а на полу мансарды валялся веер списков. Выбор имени для малыша стал страстью, ежедневным хобби, она тасовала имена, пробовала на звук, с цоканьем языка, в различных сочетаниях.

— Я подбираю имя для нашего сына. Посмотри, какое тебе больше нравится?

— Люк, Дилан, Джон, — Джастин читал вслух, — Арнольд… Кто? Арнольд? Это даже не смешно.

Он быстро смял лист, комкал его зло, прикусив нижнюю губу, так что и не видно ее стало, и все лицо перекосилось в гримасе.

— Его имя — Виктор, слышишь? Мы назовём его Виктором.

— Э… — Катя не находила, что ответить. Она осмотрелась по сторонам, будто готовые слова для ответа должны были появиться на стенах. Руки дрожали. Ни в одном из составленных ею списков не было озвученного Джастином имени, и почему именно «Виктор»? да и не нравится ей это имя, о чем она не решалась сказать.

— Джасти, давай обсудим. Найдем имя, которое нравится и тебе и мне.

— Мы не будем обсуждать. Назовём его Виктором, других вариантов нет.

— Но… я тоже имею какое-то отношение к этому ребёнку. Я его рожать буду. Вынашиваю. Я не хочу называть сына… этим именем.

Джастин мотнул головой и вышел из комнаты.

Катя осела на пол. Она не понимала, как реагировать на ситуацию, дурацкую и одновременно показательную. Сюрреализм какой-то. Вот пустяковая задача! Выбор имени для наследника. Тут нет места для спора или эгоизма. Или Джастин, воспользовавшись шансом, желает в очередной раз показать, что он принимает все решения, без права на обсуждение. И ведь не подступишься, нет диалога.

Катя, стащив с кровати подушку, поплелась в другую спальню. Она легла на диван и зарыдала в подушку, так жалко ей себя стало, что наволочка быстро стала мокрой, а слёзы не заканчивались и лили, лили.

И если бы она лучше знала Джастина, то продолжение конфликта было б очевидным. Если он закручивал гайки, то делал это до упора, надежно, до излома. Приколотить намертво, чтобы удержать возле себя.

Через час ее уединения в обиде и жалости к себе, он вошёл в комнату и позвал ужинать.

— Я не хочу.

Она почувствовала, его руки поднимают ее тело. Она садится на диване, и перед лицом его лицо.

— Послушай, Катя!

Ей стало дурно от тона Джастина.

— Знаешь, что я не терплю больше всего?

Катя помотала головой и прикрыла глаза. Всхлипнула. Слёзы текли по щекам, она чувствовала их шеей.

— Я не переношу обиды. Просто башню срывает. Бесит! Не нужно мною манипулировать.

— Я не.

— Внимание, правило! Если тебе что не нравится, ты мне высказываешь спокойно. Без слёз. Никаких обид, никогда, не выношу. Если тебе не нравится правило, то ты рожаешь мне сына и валишь к родителям. Понятно?

Слёзы закончились. Эмоции пропали. Катя смотрела на Джастина и чистый камень любви, через прозрачный кристалл которого видны солнечные блики на море, помутнел, наполнился смолью дыма.

— Я поняла. Пусть будет Виктор.

Со дня на день, да что уж там растягивать, в любую минуту могли начаться роды.

Впрочем, Кате казалось, она вынашивает ребенка вечность, а если и была она ребёнком, девушкой, если существовала жизнь до беременности, то это искусственно внедренные воспоминания, не настоящие, потому что, сколько она себя помнит — ее живот рос, а скорее всего, всегда был большим настолько, что ни ногти на ногах покрасить, не привести себя в порядок в интимном месте без посторонней помощи.

Пугали боль и страдания родов, но назад не отмотать, и если человек глубоко беременный, то вариантов нет — только рожать, проходить через муки, а если повезет, то быстро.

За окнами застекленной террасы бесшумно крутился снег, накапливался слоями на земле, крышах домов, запутывался в сплетенных ветвях деревьев. Катя часами наблюдала за таинственным и бесшумным снегопадом. Мыслей не было, она не перебирала прошлое, не грезила о будущем, а пребывала в моменте «сейчас», застывшая без движения, словно заледеневшая фигурка из льда. Казалось, что зима, как и беременность, будет длиться вечно.

Вечером пришёл с работы Джастин и, как обычно, сел сзади на кресле, обнял. Фигурка изо льда оттаяла, по ногам потекла жидкость, появилась слабая боль, мягко потянуло низ живота.

Снежная королева очнулась, Катя замотала головой, словно стряхивая с мыслей осколки треснувшей льдины.

— Вроде, началось. — испуганно сказала она.

Дальше как в тумане. Джастин довёл ее до туалета. Она медленно шла, слегка согнувшись, оставляя за собой ручейки. Живот скукожился, уменьшился, напрягся. Ноги дрожали.

Катя не помнит, как одевалась, возможно, муж накинул на неё тёплый халат.

Уже в машине боль разогналась, клешни чудовища сдавливали низ живота, затем отпускали, чтобы хватануть посильнее. Если бы чудовище стало видимым, то наверняка оказалось бы лохматой злобной кикиморой с острыми зубами. Катя стискивала свои, терпела, чтобы не стонать.

Позже она уже не сдерживалась, ни от стонов, ни от криков. Джастин всё время был рядом, успокаивал, делал все, чему учили на курсах подготовки к родам, которые они вместе окончили неделю назад. Поил чаем, гладил волосы, держал теплую ладонь на опустившемся книзу животе, дышал вместе с Катей правильно, разговаривал с малышом тихо, и ласково с Катей.

Так прошла ночь. Половина следующего дня. И в обед, в то время, когда они, бывало, ходили с Мэттом в кафе подкрепиться супом и сэндвичами в ближайшее кафе, в бытность ее работы в Старлегион, или лежали с Энн на лужайке во время большой перемены в колледже, в те древние времена, которые не вернуть, Вики появился на свет.

Боль неожиданно ушла, и без нее стало тихо, так бывает после грозы. Катя с любопытством поглядывала на нового человечка с лысой головой, вымотанная, без сил приподняться на кровати, чтобы лучше разглядеть, что делают с ее малышом. Врач колдовал над ним, лежащим на столике у противоположной стены. Рядом с врачом стоял Джастин и они о чем-то тихо переговаривались. Врач засунул в ротик ребенка палочку, обмотанную ватой на конце. Вытащил и положил в колбу. Ту же манипуляцию проделал с Джастином.

Наконец малыша принесли Кате и положили на грудь. Она с удивлением разглядывала незнакомое круглое личико, приоткрытые глазки. Малыш оказался не лысым, мокрые светлые волосенки густо покрывали голову. Катя нежно гладила малюсенькие пальчики. Это крохотное чудо покинуло ее тело и то место, что еще недавно было домиком ее сыну, наполнилось восторженным ощущением новой, только родившейся любви.