— Признаюсь вам, теперь уж всё равно, вы мне напоминаете моего сына, Джастин. Вернее, кем он мог стать. Он был отличником в школе и был занят во многих кружках. Он учился в школе лидеров, посещал занятия по занимательному бизнесу для детей, играл на скрипке, исписывал толстые тетрадки идей, ночью читал под одеялом.

Старику тяжело давались длинные речи, он остановился передохнуть. Джастин смотрел на него исподлобья.

— Нам как-то сказал психолог, что мы перегружаем ребенка, лишаем его детства. Мы отменили все занятия, и он заскучал, затосковал. Наверное, он не нуждался в детстве. А вы Джастин, что насчет вас? Каким было ваше детство?

— У меня его тоже не было.

Старик жевал губами, не решаясь рассказывать о том, что болело, но не выдержал и продолжил.

— Он умер в четырнадцать лет от обычной простуды. Надел новые ботинки в дождь, а они сразу же расклеились. Он несколько часов провел с мокрыми ногами. Конечно, сын ничего не замечал, никаких неудобств. Пришел домой и слег в постель с температурой.

— Мистер Спарк, я не знал… Мне очень очень жаль.

— Вот такая цена безалаберности в производстве. Какой-то ничтожный дефект в обуви стоит человеческой жизни, даже двух. У жены затем случилось обострение рака, через два месяца и она умерла.

Морщины на лице старика горестно стекали. Еще чуть-чуть и они оба зарыдают, нужно спасать ситуацию.

— Мистер Спарк, — живо заговорил Джастин, — раз у нас вечер признаний. Я вам скажу… я вам вот что скажу. Любой мальчик, растущий без отца, видит его в каждом мужчине, который обратил на него внимание. Со мной такого не было. Вернее, со мной такое случилось в двадцать четыре года, когда я познакомился с вами.

— Вы росли без отца, мистер Коэн?

— У меня был отчим, — с неохотой сказал Джастин.

— Где он сейчас?

— Умер в следственном изоляторе. Самоубийство, но говорят, что его убили.

— За что его посадили?

— Подозрение в изнасиловании.

— А он был виновен?

Джастин рассматривал узор на ковре некоторое время. Затем поднял глаза и с улыбкой сказал:

— Никто не знает.

— Мистер Спарк, выздоравливайте скорее, — он встал с кресла, — Вы нужны компании.

— До свидания, Джастин. Очень рад, что ты зашел.

Катя закрыла глаза и приподняла подбородок, чтобы солнце падало на все лицо. Они сидели на веранде дома Эмили. Места было много, и они свободно развалились в креслах, подставляя весеннему солнцу лица и голые щиколотки. На маленьком столике стояли три стакана с зеленым безалкогольным мохито и тарелка с фруктами.

Эмили рассказывала о занимательных путешествиях с новым парнем. Каждый выходные они садились в автомобиль, тыкали пальцем в любой Национальный парк на карте, озеро или просто красивое место и ехали. Целый день бродили по выбранному месту, затем ночевали в ближайшем приличном отеле. На следующий день гуляли и возвращались домой.

— Вы мне сильно не завидуйте, — заявила Эмили подружкам.

— Хорошо, не будем сильно, — быстро ответила Энн.

— Я его, наверное, брошу. Не хочу до старости в Национальные парки ездить, да в дешевых отелях ночевать.

— Эмили, вы только начали встречаться, какая старость? — урезонивала рассудительная Энн.

— Я знаю мужчин. В отношениях главное, кто кому первый на голову залезет. Мною дирижировать не получится.

— Ты что-то поняла? — обратилась Энн к Кате.

— Да, — с неохотой подала голос Катя, — Эмили хочет проявлять инициативу в отношениях.

— Ничего ты не поняла! — Эмили стукнула стаканом о столик, — Девушка сразу должна дать понять, как с ней можно, а как нельзя. На мне, например, нельзя экономить.

— А что можно с тобой? — усмехнулась Энн.

— Можно меня отвезти на пляжи Гавайи. — Эмили мечтательно потянулась в кресле, прикрыв глаза.

В соседнем дворе появился мальчик с мячом. Он подкидывал мяч и пытался отбить его коленом, что не всегда получалось, редко получалось. Мяч гулко отскакивал от асфальта и убегал в кусты.

— Ну а ты, Катя? — обратилась Эмили к подруге, — Долго еще будешь с лицом мученицы ходить?

Катя следила глазами за мечом и не отвечала.

— Я где-то читала, — вставила Энн, — человеку требуется шесть месяцев, чтобы отойти от разрыва.

— Да у нее и отношений то не было, — возразила Эмили, — сколько времени уже прошло?

— Еще чуть-чуть осталось, — тихо сказала Катя.

У нее и отношений то не было. Значит, после шести месяцев она уж точно полностью восстановится, возродится и заживет новой жизнью. Рассвет уже наступает, голубые пиксели множатся на темном небе над краем земли, за которым вот-вот появится солнце.

За прошедшие пять месяцев она видела Джастина два раза, он поджидал Итана на парковке колледжа, как когда-то ее. Она проходила мимо, они здоровались и он спрашивал, как у нее дела. “Нормально”, сухо отвечала она, а сердце колотилось. Она шла дальше, а он смотрел ей вслед. Ей так хотелось вернуться и выплеснуть свои чувства. Крикнуть, что совсем не нормально у нее дела, ей плохо. И как он может себя вести, словно между ними ничего не произошло, словно они едва знакомы и уже не помнят, что их когда-то свело. Но не возвращалась и не выплескивала.

Сколько раз она хотела позвонить ему, держала телефон в руках и удерживала палец, чтобы не нажать на вызов. Но чем бы помог звонок? Он бросил бы Итана и зажил с ней счастливо до конца дней? Однозначно, нет. Значит, и звонить бессмысленно.

Катя пошарила в уголках памяти и еще одна история, косвенно связанная с Джастином, выплыла наружу. Он шла по коридору колледжа, навстречу ей шел Итан, он смотрел в упор и надвигался прямо на нее. Она хотела обойти его, но он повернулся следом.

— Держись подальше от Джастина, — сказал он ей, приблизившись.

— А то что? — прищурилась она.

— Я пока предупреждаю. И не звони ему больше!

Катя мысленно ахнула, но вслух сказала:

— Хорошо, теперь обязательно позвоню.

Они разошлись.

В кармане куртки завибрировал телефон и отвлек Катю от мыслей. Звонил Джастин. Она посмотрела на подруг, встала и ушла в сторонку.

— Я соскучился.

Катя ковыряла носком кроссовка камень в земле. Что отвечать, она не знала.

— Мы хотим устроить вечеринку. Придешь?

— У тебя дома?

— Нет, я больше не устраиваю вечеринок у себя дома.

Камень поддался, и Катя принялась раскатывать его подошвой по земле.

— В пятницу мы идем в ночной клуб. Фредди заберет тебя из дома. Ты не работаешь в пятницу?

— Я больше не работаю в кофейне.

— Почему? Впрочем, потом расскажешь. До пятницы.

Мяч равномерно застучал по асфальту, вернулись звуки проезжающих машин.

Катя подошла к подружкам и опустилась в кресло.

— Позвал меня на вечеринку, — безразличным голосом сказал она.

— Кто? — удивилась Энн.

— Кто-кто, — передразнила Эмили, — Джастин ее ненаглядный.

— Катя, не надо, не иди, — Энн перегнулась через спинку кресла и заглянула подруге в лицо.

— Я и не собираюсь, — твердо сказала Катя.

Серый форд мчал прямиком в толпу людей. Катя зажмурила глаза и вцепилась в ручку двери. Машина резко остановилась и она с опаской открыла правый глаз. К машине шел Джастин. Синяя футболка с надписью, черные джинсы. Он открыл дверь и протянул руку помогая выйти. Поцеловал в щеку.

Они шли к входу в ночной клуб восьмерками в обход крикливых компашек молодежи. Катя скользнула глазами по лицам людей и почувствовала боком чей-то пристальный взгляд. Она повернулась и увидела Итана. Тот стоял поодаль от толпы, облокотившись спиной о стену, и смотрел прямиком на нее. Катя отвернулась.

Джастин заплатил за вход, и они зашли в клуб. Музыка гремела так, что Катя закрыла ладошками уши. Джастин ждал, пока она привыкнет к громкости. Ждал и смотрел на нее, без улыбки, внимательно. Так смотрят художники на рассвет, чтобы нарисовать его дома по памяти. Говорить было бесполезно, разве что, приблизив губы к уху собеседника, а уши у Кати были закрыты руками. Наконец она их отняла, Джастин взял ее за руку и повел дальше. Посетители танцевали на танцполе, танцевали на лестнице, ведущей к танцполу, возле барной стойки, вокруг столов танцевали. Они протискивались через танцующих, нечаянно наступали им на ноги.