Он ласковым тоном задавал вопросы по каждому проекту, вёл записи, постоянно спрашивал, не устала ли Катя, не хочет ли она пить или есть, приглашал в гости, и рассказывал между делом истории из их с миссис Дуглас семейной жизни.

К концу рабочего дня, все дела были переданы. Катю мучила неизвестность. Утром она приехала на работу, ничего не подозревая, а что она будет делать утром следующего дня? Ей не хотелось верить, что и она уволена.

— Джастин, почему ты не запретил Мэтту показывать свою презентацию? Мы могли потерять клиента, — спросила она вечером.

— Ты ведь была уверена, что это прорыв. — Джастин только вышел из душа. Он откинул полотенце и надел спортивные штаны и футболку.

— Ты знал, что это провал. Вон, подготовил другие макеты.

— Видишь ли, Катя. Мэтт никудышный специалист, но ты сказала, что я из ревности не хочу его нанимать. Если бы я забраковал его идею, ты бы тоже считала, что из ревности. Такое замечательное решение! А, я вредный и консервативный, не даю талантам пробиться.

Катя последовала за Джастином на кухню.

— Но мы могли потерять важного клиента, — повторила она. — Разве главнее было доказать мне свою правоту? Ты собственник, приказал бы выбрать другую стратегию и дело с концом.

— Ага, и сразу плюс десять очков Мэтту. — Джастин смотрел на нее, облокотившись об открытую дверцу холодильника.

— Вот в чем дело, — ахнула Катя. — А я не серьезно говорила о ревности. А оно, вон оно как.

Она смотрела как Джастин открывает консерву с бобами, выливает содержимое в фольгированную емкость, сверху укладывает ломтики бекона. Когда он засунул блюдо в духовку, вымыл и вытер руки, Катя задала главный вопрос:

— Я уволена?

— Ты ушла в беременный отпуск. — улыбнулся Джастин.

— А как же твоё менеджерство? У тебя заканчивается контракт с Эирспарком.

— Это уже не имеет значения. Джереми вернул мне долг и я выкупил ещё одну долю компании. Теперь у меня большинство голосов и я принимаю решение уволить меня с должности менеджера или оставить.

— Ты мне ничего не говорил….

— Я хочу дома отдыхать, а не обсуждать рабочие вопросы. Всё, что тебя теперь должно волновать — это рождение сына.

Утро. За машиной Джастина закрываются ворота. Тишина. Нет больше восторженного возбуждения от обсуждений проектов, нет встреч с клиентами, нет совещаний с работниками, и шуток Мэтта больше нет. Нет лекций и студенческого гвалта. Ни напряжения ни паники многозадачности. Есть она и толкающийся малыш в животе. Есть рябь бассейна и холодный ветер. Стены, мебель, кухонная утварь и гул города вдалеке.

— Я хочу на тебя работать.

— Мы что ли нормально разошлись? Или в городе нет работы для молодых и перспективных специалистов?

— Я хочу работать именно на тебя.

— Ясна твоя мотивация. А у меня какая?

— Что?

— Мотивация? Допустим, есть у меня вакансия. Пришли ко мне два специалиста. Почему я должен выбрать именно тебя? Убеди меня.

— Я скажу то же самое, что и другой претендент. Стрессоустойчив, многозадачен, охрененно работаю на результат. Бла бла бла. Но предложу кое-что ещё. Я предложу себя и в нерабочее время.

— Трудовое законодательство нам это не позволит.

— А я не о трудовых отношениях.

Джастин долго разглядывал Мэтта. Его обтягивающие джинсы и заправленную рубашку голубого цвета. Подкатанный рукав и мускулистую руку, покрытую волосами, нежный изгиб уха, мелкие складки на губах.

— Это то о чем я подумал?

— Это именно то, о чем ты подумал.

— Катя говорила, ты ненавидишь геев.

— Я ненавижу геев, но люблю тебя.

— Ой, не надо, Мистер Мастер громких слов.

— Мне противна мысль, что это может не случиться. Между мной и тобой.

— А работа тут при чем?

— Мне нужен весь пакет. Такое желание попасть на работу через постель. Хочу почувствовать себя шлюхой.

— Ок. Понимаю.

Джастин снял трубку и нажал пару кнопок, спросил о наличии вакансии в компании. Свободна должность ассистента в отделе исследований. Годовой доход двадцать семь тысяч долларов.

— Дешевая шлюха, — усмехнулся Мэтт.

Джастин глянул в ежедневник.

— Шесть вечера в отеле Бест Вестерн. Я сниму номер.

Мэтт был принят на работу в Эирспарк.

Катя пыталась замедлиться, найти занятия, увлечения и не спеша, обстоятельно, на грани медитации ими заниматься. Например, неделю выбирать кроватку. Стать специалистом в области детских кроваток. Поразить продавцов знанием деталей. Забросать их вопросами о наличии автоукачивания, встроенных ящиков для белья, москитной сетки, мониторинга сердцебиения, в конце концов.

За две недели живот раздулся и в машине упирался в руль. Если отодвинуть кресло, то ноги не доставали до педалей. Дорога из дома ей была отрезана. Кроватку выбирать не хотелось и не моглось. О такси она как-то не подумала.

Несколько раз забегала в гости Энн. Самые праздничные дни. Они трещали не умолкая, держась за руки. Час, не больше. Энн убегала. На учебу или на работу. Катя завидовала подруге. Когда Энн уходила, тишина в доме становилась гуще. Катя включала аргентинское танго и медленно кружилась по террасе.

Родителей она любила на расстоянии. Те не могли говорить ни о чем другом, а только о покупке дома. Каждый раз сетуя, что некоторой суммы не хватает, и где же взять эти деньги, и если кто-нибудь доложил бы недостающее, и, желательно, не в кредит, а просто так, подарил, в конце концов Катя удачно вышла замуж.

Катя уже три часа лежала на заднем дворе и смотрела на город, который жил, шумел, ворочался, да всё отдельно от нее. Голос жалости к себе тихо скулил внутри и когда ей захотелось заплакать в голос, раздался звонок

Она засунула в тапочки ступни и потащилась вокруг дома, через террасу и парковку к входной двери. За долгий путь, что она проделала, звонок не повторялся. Или померещилось, или гость попался терпеливый.

Катя заглянула в глазок. По ту сторону двери стояла незнакомая женщина, блондинка, красивая как Гвинет Пэлтрой, но в возрасте. Посетительница не походила на курьера, да и за работника социальной службы ее можно принять, только закрыв глаза и дорисовав мысленно папку с бумагами в руках.

— Я — мама Джастина. — сообщила женщина.

Катя открыла дверь и впустила гостью.

— Лаура, — блондинка в возрасте протянула руку.

Катя представилась, и, пожав руку, застыла. Они рассматривали друг друга, Катя с любопытством, Лаура выжидательно.

— Ты меня пригласишь пройти?

— Ах да, будете кофе или воду?

— Кофе, без сахара, пожалуйста. Крепкий, лимон положите.

Пока Катя делала кофе, Лаура стояла возле дивана на террасе, медленно развязывая пояс пудрового плаща, оглядываясь.

— Тебе говорил мой сын о моем существовании? — спросила она у Кати, когда та вернулась с кофе для гостьи и водой с лимоном для себя.

— О существовании говорил, — Кате было не по себе. Мама Джастина говорила строгим тоном, и Кате казалось, что это всё её вина, что о маме как-то забыли.

— Что-то рассказывал? Случаи из детства, подросткового возраста?

Катя пыталась вспомнить. Думала, думала. Лаура глядела в чашку, не поднимая глаз.

— Он до трёх лет жил в семье Джереми. И с четырнадцати тоже.

— О своей жизни с трёх до четырнадцати рассказывал?

— Нет. — Катя сдалась. Ничего Джастин ей о своём детстве не рассказывал, сколько не пытайся вспомнить.

Лаура кивнула удовлетворенно, словно такой ответ ей подошёл. Она задала несколько вопросов о самочувствии Кати, о дате родов, об имени для малыша. Казалось, ведёт она разговор из вежливости, для паузы и ответы ее не особо интересуют.

— Мой сын тебя не обижает? — вдруг спросила она.

Катя быстро помотала головой. Лаура смотрела внимательно на ее реакцию. Не так важны были фразы, как эмоции за ними спрятанные. Разговор был декорацией за которой обе женщины пытались разгадать друг друга и их роль в жизни мужчины, для одной — мужа, для другой — сына.