А потом Ульф отправился в поездку по крепостям и увез с собой Йорунн. Намекнул, что та настолько засиделась в городе, что скоро забудет, как выглядит седло и с какой стороны у лошади хвост. К разочарованию Виалы, Арен тоже уехал.

Зима в тот год выдалась снежной, и все трое надолго застряли где-то на перевалах, занесенных снегом. Одиночество быстро наскучило Виале и стало ясно, что ей не хватает не только брата и подруги, но и теплого, мягкого взгляда серо-зеленых глаз миатца. Открытие удивило, напугало и обрадовало одновременно. Девушку раздирали радость и сомнения, она понимала, что рано или поздно нужно будет рассказать о своем прошлом. Примет ли Арен ее или откажется, не желая прикасаться к той давней грязи?

Былые страхи всколыхнулись и поднялись в душе, смешав воедино чувства, переживания и надежды. Не найдя покоя, Виала отправилась в обитель Семиликой — единственное место, где она могла говорить откровенно.

Дорога к храму оказалась длиннее обычного. Снег, засыпавший улицы, скользил под ногами и норовил забраться в обувь. Однако солнышко улыбалось приветливо, щедро освещая белые сугробы. В храм Виала вошла замерзшей, слегка уставшей, но спокойной.

Склонив голову перед изваяниями Семиликой, тихо пошла по кругу, вглядываясь в детали изображений. Дева, Жена, Мать, Воительница, Собирательница, Разрушительница, Смерть. Сегодня Виала взглянула на них по-новому. Обычно эти образы ей казалось удивительно разными. Как может Мать идти рука об руку с Разрушительницей? Теперь же воплощения богини стали невероятно похожими друг на друга. В выражении лица, во взгляде, даже в застывших жестах просматривалась одна и та же женщина, чья суть была древнее самой земли.

Виала опустилась на скамью напротив Собирательницы и мысленно потянулась к ней, облекая в слова рассуждения, что не давали ей покоя долгие годы. О вине и наказании, прощении и искуплении, о новых страхах, о тоске и возрождении из пепла собственной души. И о надежде, о праве вновь жить и вдыхать полной грудью, праве любить и быть любимой.

Каменное изваяние смотрело на Виалу прямым взглядом и было в его лице что-то такое живое, что девушка вздрогнула и встала. На краткий миг ей показалось, что фигура в белом проследила за ней, слегка повернув голову, а после озарилась мягким свечением. В сердце толкнула теплая волна, наполненная добротой, пониманием и бесконечной любовью. Виала моргнула — и таинственный свет пропал.

— Не часто я вижу, чтобы богиня откликалась на зов молящихся, но сегодня она ответила на твои вопросы, — раздалось из-за спины. — Благословен ее приход, ибо она — жизнь воплощенная.

— Настоятельница, — склонила голову Виала, — не слышала, как вы вошли.

— Не хотела отвлекать тебя от раздумий, — улыбнулась старшая жрица.

— Вы сказали, что богиня ответила мне, значит, мне не привиделся этот свет и ее живые глаза?

— Конечно нет. Богиня всегда являет себя по-разному, но это не спутать ни с чем. Ее приход — щедрый дар для всех нас, не только для тех, кто молится Семиликой.

— Как странно, — Виала вновь повернулась к изваяниям. — Я столько лет приходила сюда, была с вами бок о бок, делилась всеми своими переживаниями и бедами, принимая вашу помощь как должное, но ни разу не спрашивала о том, что привело вас в этот храм.

— Дитя, так ли это было важно? — глаза жрицы лучились теплом. — Ты слишком юна, чтобы взваливать на себя чужие заботы. Цени свою молодость. Она так быстро проходит, надо ловить каждую ее минуту. Всего пара десятков лет — и груз прожитого неизбежно ляжет на плечи. Тогда у тебя появится и терпение, и мудрость, и умение облегчить чужие печали. А сейчас время еще не пришло… нет, совсем не пришло.

Она подошла к Виале, взяла ее ладони в свои и сказала твердо:

— Отбрось свои страхи, отпусти их и живи дальше. Откройся и доверься тому, кого выбрало твое сердце. Если он достойный человек, то все поймет верно и станет тебе соратником, опорой и защитой. Если же правда оттолкнет его, то значит ему не место рядом с тобой.

— Откуда вы знаете, что речь идет об… особенном для меня человеке? — залилась краской Виала.

— Я много чего знаю, — хитро улыбнулась настоятельница. — И глаза еще не обманывают меня. Цветы не должны бояться прихода весны, это время торжества, а не сомнений.

Виала почувствовала, как слова сами рвутся изнутри:

— Я боюсь. Что, если я оттолкну его? Быть может, не стоит ворошить прошлое? Оставить его только себе, спрятав, похоронив в иных воспоминаниях?

— И прожить всю жизнь зная, что обманываешь? Нет, — жрица покачала головой, — это малодушие и трусость, а ты никогда не была трусливой. Робкой, возможно наивной, но не трусливой.

— Может правильнее оставить все, как есть? Не решать ничего. Стать другом, но не более?

— Нет большего преступления перед лицом богини, чем отказаться от ее дара. Ведь умение любить — это священный огонь, наша задача хранить его и заботиться о нем. Да и потом, сможешь ли ты жить, годами наблюдая, как страдает чья-то душа, измученная неизвестностью и недоверием?

— Я не хочу причинять ему боль…

— Тогда доверься себе, — настоятельница крепко обняла Виалу. — Ты сильная, что бы ни случилось, ты справишься.

— Благословите меня, — тихо попросила она, опускаясь перед жрицей на колени и склоняя голову.

— Ни к чему тебе человеческое благословение, если тебя отметила богиня, — рассмеялась жрица. — Ступай уже отсюда, не теряй время впустую!

Виала покинула храм, чувствуя, как липкий страх перед прошлым отступил, позволяя сердцу биться свободно и легко. Оставалось только дождаться прихода тепла и возвращения брата.

Однако весна принесла сразу несколько неожиданностей, а события закружились в безудержном водовороте. Визит хольдингов, происшествие с мальчишкой, отъезд Йорунн — все это на время отвлекло Виалу от собственных волнений.

Впрочем, заметив однажды вечером знакомый силуэт напротив выхода из обители, она обрадовалась и приветливо махнула рукой.

Они вдвоем неспешно шли по улицам, разговаривая обо всяких мелочах или просто наслаждаясь молчанием — не тягостным, а полным спокойствия и весенних звуков. Дома второго круга постепенно остались позади, и дорога шла через просторный парк, тонущий в сгущающихся тенях. Легкий ветер срывал с цветущих деревьев белые лепестки, поднимал их в воздух, осыпая волосы и одежду. Виала несколько раз пыталась стряхнуть их, но в итоге махнула рукой и задорно рассмеялась. Изумрудно-зеленые глаза ее лучились счастьем, а в голосе слышался звон серебряных колокольчиков. Арен смотрел на нее и думал, что прекрасней, чем в эту весну, ей не быть никогда.

И потому чуть не пропустил тот момент, когда из-за деревьев на дорогу вышли трое вооруженных мужчин, перекрывая путь вперед и отсекая возможность к отступлению.

То, что это не случайная встреча, Арен понял сразу. Слишком слаженно эта троица окружила их, слишком тихое и пустынное место для засады выбрала.

Выглядели они странно: одеты неаккуратно, даже неряшливо, но с хорошим оружием, да и видно было, что действовать сообща им не впервой. Арен уже видел таких людей прежде. Наемники. Отбросы даже по меркам тех, кто не чурается зарабатывать на чужой крови. У убийц и преступников, как бы странно это не звучало, тоже есть свои правила, нарушение которых карается жестоко и беспощадно.

Однако там, где есть спрос на грязные и темные дела, всегда найдется и тот, кто готов их выполнить. Иногда для подобных людей даже вопрос цены был важен меньше, чем возможность получить удовольствие от работы: от страха жертвы, ее беспомощности, слабости.

Эти трое были как раз из тех, кто пришел за ощущением абсолютной власти, а не за золотом. Такие вещи Арен научился замечать по лицам, ухмылкам, особому блеску глаз. Так смотрят только хищники, получающие удовольствие от самой охоты, а не от ценности добычи.

Виала, кажется, не сразу поняла, что сейчас произойдет. Она еще пребывала мыслями в ласковом и полном очаровании вечере, и Арену пришлось схватить ее за руку, останавливая, оттягивая назад, отодвигая за спину.