— А и бездна с тобой, — внезапно махнул рукой Кит, сгребая Йорунн в объятия. — Отлупить бы тебя за такое, да только, боюсь, и без этого тебе не сладко жилось. И, если подумать, не тебе надо передо мной оправдываться, а скорее мне у тебя прощения вымаливать, — он слегка отстранился, крепко сжимая ее плечи и всматриваясь в лицо.
— А ты бы попробовал отлупить, — хмыкнул Эйдан. — Сильно бы удивился.
— И впрямь вернулась. Сон какой-то, — пробормотал Кит себе под нос.
— Да оставь ты ее уже, она больше никуда исчезать не станет. По крайней мере сама по себе, ведь верно?
— Обещаю, — серьезно кивнула Йорунн. — Кит, отпусти, больно.
— Прости, — он тут же убрал руки и улыбнулся виновато. — Не хотел, извини.
— Знаю. Сердишься?
— Конечно сержусь. И злюсь. И радуюсь. И не знаю что думать. И еще мне стыдно настолько, что ерунду говорю.
— Глупости, — она совершенно по-девчоночьи всхлипнула. Страх очередной потери растаял, уступая место слезам облегчения. — Как же я рада тебя видеть! — теперь уже она сама обняла Кита.
— Люди смотрят, — вдруг перебил их Эйдан. — Пойдем, остальное — не для лишних глаз и ушей. Рад, что ты успел приехать до совета — нам понадобится вся поддержка, которая только возможна.
25. Совет
Комната, в которой собирался совет Гилона, выглядела очень похоже на тронный зал Витахольма: мощные деревянные колонны, поддерживающие высокие темные балки, темно-серый камень под ногами, узкие окна от пола до потолка, простор и прохлада даже в летнюю жару. Утренний свет рассекал зал на десяток полос, игрался с пылинками, плавающими в воздухе, пускал отблески от позолоченных узоров, вырезанных на поверхности дерева.
Между колоннами стояли кресла — для самых важных горожан, ремесленников, военачальников. Чуть дальше выстроились массивные лавки, на которых могли расположиться все желающие присутствовать при обсуждении городских дел. Гилон был верен традициям хольдингов — тут все решали общим сбором и каждый мог высказать свои мысли. Однако же принятое решение становилось законом, нерушимым как для его сторонников, так и для противников.
Йорунн ступила под своды зала и замерла на пороге, позволяя всем присутствующим рассмотреть ее.
Сегодня она выглядела безупречно, ровно так, как следовало выглядеть дочери конунга. Волосы заплетены в подобие косы, спускающейся ото лба к затылку, перехвачены бело-золотой лентой. Традиционное платье знатной степнячки, подаренное Аэрин, было украшено по вороту и подолу сложной вышивкой, в которой золотом горели родовые символы дома Хольда. Золотые же фибулы с отчеканенным изображением летящей ласточки скрепляли одежду на плечах, указывая на высокий статус их владелицы. Не хватало лишь одного знака власти — перстня, что принадлежал правящему дому столько, сколько народ Хольда жил в этих землях.
Спокойная уверенность в себе, гордо поднятая голова, осанка истинной властительницы — вот что бросалось в глаза с первого взгляда. И лишь самые близкие люди понимали, что Йорунн волнуется по-настоящему, и что каждый шаг по этому блеклому серому полу выстрадан, оплачен слезами, кровью, годами жизни.
За ее спиной тенями стояли верный друзья юности: Эйдан, Хала и Кит. Лонхат уже занял свое место в зале и теперь внимательно наблюдал за тем, как меняются лица собравшихся.
Адой заметил Йорунн первым и поспешил ей навстречу. Голос его с легкостью перекрыл разноголосый шум в зале, градоправителя привыкли слушать с почтением и вниманием.
— Госпожа, для нас огромная честь видеть вас сегодня в зале советов Гилона, — он развернулся к остальным и громко объявил: — Приветствуйте Йорунн дочь Канита, последнюю в роду Хольда.
В Йорунн впились десятки глаз, рассматривая, разбирая по ниточке каждый завиток вышивки на одежде, отмечая оттенки эмоций на лице. Минуло несколько мгновений — и по залу прокатилась тихая волна: люди склонялись в приветствии. Адой тоже поклонился: не так глубоко, как наследнице великого рода, но и не настолько пренебрежительно, как самозванке или отступнице. Йорунн кивнула точно выверенным движением. Первый шаг сделан, ее признали.
— Я рада быть сегодня здесь, с вами, — голос ее прозвучал в абсолютной тишине.
Взгляды обжигали, многое смешалось в них: надежда, восторг, любопытство, настороженность, недоверие, пренебрежение. Когда-то давно, в прошлой жизни, Йорунн бы смутилась и сломалась под тяжестью чужих суждений о самой себе. В те времена она хотела бы видеть в глазах людей лишь обожание, признание и поддержку.
Сегодня все было не так. Да, для неё по-прежнему оставалось важно их одобрение, их вера в ее силы и общую победу. Она высоко ценила преданность дому Хольда, однако теперь четко понимала — даже враг может стать союзником, если предложить ему что-то по-настоящему важное.
Среди собравшихся не было тех, кто бы ненавидел ее, но были те, кто по недомыслию, глупости или гордыне позволил себе осудить ее поступки, не разобравшись в их причинах. Йорунн знала, что не станет оправдываться перед этими людьми за сделанный выбор, равно как и открывать истинные мотивы, которыми она руководствуется сегодня. Ей нужно было не их преклонение и бесконечное восхищение, но верность клятвам и союзам.
В полном молчании она прошла через весь зал и опустилась в кресло по правую руку от Адоя Гасти. Он лишь слегка сжал губы, но более ничем не выдал своего напряжения. Третьим свое место занял Дуараг, градоправитель Танасиса, глава торговцев и давний друг детей Канита. Именно его семья, род Дуланак, некогда приняла в гостях юного конунга и его сестру во время их первой поездки по стране.
Толпа шевельнулась, люди рассаживались по лавкам. Те, кому не хватило мест, застыли у колонн и под стенами.
— Позвольте мне поприветствовать всех, кто явился сюда по зову сегодня. Давно под этой крышей не собиралось столько достойных мужей и жен, — начал Адой. — Но, честно сказать, и повода такого не помнит ни королевство Хольда, ни Великая Степь. То, что вы, госпожа Йорунн вернулись к нам после долгих лет отсутствия — чудо. Не скрою, все мы считали вас погибшей и искренне горевали об этой потере. Падение Витахольма поставило под угрозу будущее целого народа, мы выживали как умели, позабыв о гордости и привычках прошлого. К счастью это или к худу, но королевство Хольда, лишившись законного правителя, так и не нашло ему замену. Возможно, мы просто были не готовы смириться с потерей, а может, не явился еще тот, кто был бы достоин высокой чести принять венец Хольда.
Адой сделал небольшую паузу, давая возможность слушателям проникнуться его словами. Затем продолжил:
— Как вы знаете, наше положение сейчас можно назвать шатким миром, хотя никто из присутствующих не сомневается в его недолговечности. Все вы, верные дети рода Хольда, неотлучно были со своим народом в самые печальные часы, пережили скорбное падение, но сумели подняться и протянули руку помощи тем, кто нуждался в ней. Сегодня я обращаюсь к вам, ибо кто, как не вы, имеете право решить будущее нашего королевства?
Градоправитель поднялся с места и вышел в центр зала. Йорунн не видела его лица, но ей этого и не требовалось, не понять, куда клонит Адой из рода Гасти, было крайне затруднительно.
— Тем печальнее то, что в этот день сердце мое полнят сомнения. Как подданный, давший клятву служения, я должен поприветствовать последнюю в роду Хольда и с общего одобрения вернуть ей наследие предков. Однако разум мой кричит об осторожности, смиряя порывы души, как бы глубоки и искренни они ни были. Уверен, вы, жители Гилона и Танасиса, коневоды и фермеры, мирный люд и прославленные воины подтвердите, что будущий правитель обязан быть воплощением всех достоинств своего народа. Ему должны быть присущи прямота, сила, мудрость и, — Адой сделал внушительную паузу, — верность и честность по отношению к подданным. Таков был Лид, таков был его отец Канит, таковы были все их предки до самого Хольда. И хотя радость моя от встречи с госпожой Йорунн безмерна, но я не могу не задать вопроса, — тут он повернулся прямо к ней и в глазах его на миг скользнуло что-то злое: — где вы были эти четыре года?