— На заброшенном тракте вдоль гор. Хан и император уже давно используют его, чтобы обмениваться вестями.

— Ты оставил там засаду? — уточнила Йорунн.

— На переправе у какой-то речки, где озеро в форме полумесяца, — Ульф удовлетворенно потянулся и опустился в кресло. — Отличное место, его нельзя объехать: севернее — обрывистые скалы, южнее — слишком сильное течение и глубоко. Боюсь только, что суть письма от меня ускользнула. О чем пишет Великий Хан?

— Увы, — вздохнул конунг, — я не владею языком ойра.

— Позволите? — подал голос Хала и, слегка смущаясь, пояснил: — выучил немного. Как и наречие хулайд, решил, что лишним не будет.

Он сосредоточенно впился глазами в строки.

— Великий Хан пишет, — воин замешкался, — “сияющему как солнце”, не знаю, как это перевести точнее.

— Сиятельному, — негромко подсказал Ульф. — Один из титулов императора.

— Великий хан шлет сиятельному свою любовь и преданность, — уже увереннее продолжил Хала. — Выражает надежду на скорую встречу. Дальше дословно: “ветер с запада принес злые вести, буря собирается, надо спешить. Прошлое восстало из трав и оделось в тени, дом Хольда жив, будет битва”. Потом опять непонятно: тьма сгустились, загорелся огонь, призраки входят в дома, — он сбился и несколько раз перечитал новую строку. — Вот: “С этой бедой не справиться воинам, но обладающий силой победит. Город на холме будет ждать”. На этом все, дальше только традиционные вежливые фразы.

— Город на холме? — уточнил Ульф.

— Названий Витахольма, если переводить его дословно, — пояснил Лид. — Значит, Талгат извещает императора, что вскоре будет совершено нападение, и понимает, что без магии тут не обойдется. Сколько времени нужно, чтобы вестник добрался до Золотых Земель и вернулся оттуда с ответом?

— Если очень спешить, то около десяти-двенадцати дней в одну сторону. И то, на сменных конях, и не одному человеку, а по цепочке, — прикинул Ульф. — Еще столько же обратно. Но войска, на которые надеется Талгат, не выдержат подобный темп, даже для легкой боевой конницы путь удлинится почти вдвое, пешие воины будут добираться месяц, это если налегке. Остается путь морем — сейчас лето, воды спокойные и толковые капитаны смогли бы пройти его дней за семь-десять. Но это все пустые слова — мои люди сделали так, чтобы до императора не дошло ни единой весточки с начала весны. Даже если Сабир по своему желанию решится отправить сюда людей, южным путем ему не успеть. Когда я покидал Миату, имперцы отошли даже от Эльтре, не говоря уже о более восточных землях. А путь морем закрыт нашими союзниками на островах.

— Сиятельный обратил свой взор на Недоре и не станет сейчас распылять силы. Он понимает, что сражаться с Хальвардом придется всерьез, — заметила Йорунн.

— У Талгата на раздумья осталось десять дней, — подсчитал конунг. — Длительная осада даст ему больше шансов, чем битва за стенами в поле. А у нас лишнего времени нет.

— Кто унаследует власть над кочевниками в случае смерти Великого Хана? — внезапно спросил Ульф.

— Сложно сказать, — ответил за всех Хала. — В последнее время Талгат стал крайне подозрительным и легким на расправу. Он стареет и слабеет, а преданных союзников у него нет. Только за прошлый год он казнил троих своих военачальников. Великого Хана боятся, и боятся не зря — он скор в решениях и не всегда обдумывает их до конца. Но для нас это даже неплохо, ведь если раньше за ним шли из любви и верности, то теперь — больше из страха.

— В окружении Талгата есть четверо военачальников-нойонов — главы родов ойра, тайгута, хулайд и зайсан. Они — основная поддержка хана, но и ближайшие соперники, — добавил Кит. — Правда они ненавидят хольдингов сильнее, чем друг друга.

— Думаю, наша цель не в том, чтобы поменять одного противника на другого, — произнес Лид. — В конце концов, не так важно, кто станет во главе вражеского войска. Но Талгат — символ как большой победы, так и большой беды. Я хочу уничтожить этот символ вместе со всей ненавистью, которую он в себя впитал, а затем найти возможность объединить наши народы. Нельзя позволить превратить имя хана в стяг, под которым кочевники объединятся. Кочевники должны сами отвергнуть Талгата, его идеи и его цели.

— А если мы сыграем на их разногласиях? — Ульф первым озвучил мысль, витавшую в воздухе. — Вобьем клин между Великим Ханом и его нойонами? Это поможет избежать ненужных жертв.

— Мы обязаны придумать способ выманить хана из города, — впервые подал голос Эйдан. — Не знаю, что должно произойти, чтобы он сам отказался от преимущества, которое дают высокие стены. Разве что внутри этих стен хану станет слишком тесно.

— Его могут вынудить, — негромко подсказал Ульф. — Он может отказаться слушать вас, но не своих людей.

— Именно. И это вот, — Лид в задумчивости крутил в руках футляр от письма, — нам поможет. Но нам придется найти способ передать вести в город. Кому-то надо отправиться туда.

— Ни к чему рисковать, я могу послать тень, — насторожилась Йорунн.

— Если мы хотим заручиться поддержкой хотя бы нескольких нойонов, наши слова должны звучать более чем убедительно, — вздохнул конунг. — Они потребуют гарантий, а что может быть весомее, чем жизнь, оставленная в залог?

— В Витахольме остались пленные хольдинги, те, кого взяли в рабство при падении Теритаки, — промолвил Эйдан. — Их жизни тоже станут залогом. Кроме того Талгат может использовать их в качестве живого щита.

— Простите, что скажу это вслух, — Ульф нахмурился, — но, скорее всего, спасти всех не получится.

— Да, — кивнул Лид, — но помнить о них мы обязаны. Мне нужен доброволец, который рискнет передать послание в Витахольм.

— Среди нас только я и Кит достаточно хорошо знаем город и кочевников, — поднялся Хала. — Позволите отправиться мне?

— Нам, — поправил его друг. — Вдвоем у нас больше шансов.

— Даже не думай, — взвилась Йорунн, обернувшись к Хале. — Я не позволю тебе подставлять свою голову под удар. Помни, ты теперь глава Гилона и отвечаешь не только за себя, но и за вверенных тебе людей. А ты, — она гневно сверкнула глазами в сторону Кита, — решил, что вместе умирать не так страшно? Один раз вы оба уже выбрались из западни лишь чудом.

— Но ведь выбрались? — легко улыбнулся Кит.

— Напомнить, какой именно ценой? — Йорунн нехорошо прищурилась.

— Пустой спор, — вставил Хала. — Вам, тем кто примет сражение под стенами города, грозит не меньшая опасность. Или ты хочешь, чтобы я скрывался в этих комнатах всю жизнь, как Адой Гасти?

Йорунн от возмущения даже забыла, как дышать.

— У нас есть еще люди из Витахольма.

— Их слово не будет столь весомым, — тихо заметил Лонхат. — Халу знают и у нас, и у кочевников. Если кому и поверят, то ему.

— Безумие какое-то, — Йорунн переводила взгляд с одного собеседника на другого, но все молчали.

— Не стоит так во мне сомневаться, госпожа. Меня не так-то просто убить, — Хала выпрямился в полный рост. — К тому же, если я смогу найти верные слова, то этот риск будет оправдан стократно. И не оскорбляйте меня и Кита своим недоверием. Мы не заслужили подобного.

Минуту они стояли друг напротив друга, меряясь взглядами. Наконец, Йорунн процедила сквозь зубы:

— Поклянитесь мне оба, что сделаете все возможное и невозможное, чтобы вернуться живыми.

— Клянусь, — Хала не стал спорить.

— Клянусь, — подтвердил Кит.

Лид коротко кивнул, принимая их решение.

— Спасибо. Я ценю вашу преданность больше, чем это можно передать словами, — он мягко коснулся плеча Йорунн, — не поддавайся страхам, сестра. Уверен, они выполнят свое обещание.

Едва успела осесть пыль за спиной гонца, как чутье Талгата недовольно заворочалось. Сквозь монотонный гул сотни переживаний и тревог всплыла одна единственная мысль: не успеет. Почему и отчего родилась это понимание, хан не мог объяснить самому себе. Надежда на поддержку императора таяла с каждым днем, войскам не добраться сюда, разве что осада города затянется. Впрочем, хан уже давно понял, чудеса создаются упорным трудом и точным расчетом, а не везением и пустыми мечтами. И сдерживался изо всех сил, чтобы не сорвать накопившийся гнев на окружающих.