Второе письмо было написано рукой правителя на день позже.
“Сегодня утром в Нисса-Шин прибыли послы Сабира. Император и малый совет предъявляют мне обвинения в заговоре против империи и требуют незамедлительно явиться в Дармсуд. Сиятельный любезно предоставляет мне возможность присутствовать на суде, чтобы словом и делом доказать свою невиновность. Для этого я должен передать власть над Недоре, Миатой и Зелеными островами временному наместнику, который избирается десятью представителями старой и новой знати. В противном случае дальнейший приговор по обвинению в измене вынесет малый совет на основании законов империи. Мой отказ подчиниться будет равносилен полному признанию вины и началу войны между Золотыми Землями и Недоре.
Обвинения императора смехотворны, условия — неприемлемы. Сабир при всех своих недостатках никогда не был глупцом, однако его поступки становятся все более безумными. Сиятельный решился использовать в сражениях стихийных магов и силу демонов. Боюсь, он пойдет на все, лишь бы одержать победу в этой схватке. Вот только какова будет цена такой победы? Увы, нас ждут непростые времена.
А потому я прошу тебя — уезжай так быстро, как только сможешь. Если Великая Степь окажется втянута в эту войну, то скорее всего твой народ будет истреблен. В глазах Сабира степняки — лишь разменная монета, возможно, их земли обещаны демонам в качестве платы. К сожалению, Талгат может оказаться той марионеткой, что приведет к гибели сотни людей, а потому он должен исчезнуть. Право решить его судьбу я оставлю тебе, но прошу сделать все, чтобы он полностью потерял власть.
Я верю в твой успех и, как и прежде, обещаю держать закрытыми южный и северный пути, чтобы кочевники не получили поддержки Золотых Земель.
Не своди глаз с гор, помни о забытых путях.
Хальвард Эйлерт Эйнар».
Йорунн в задумчивости пробежала глазами последние строки. Смысл их оставался непонятен, но опыт подсказывал, что правитель никогда не говорит пустых слов.
— Я уезжаю завтра утром, — произнесла она вслух, обращаясь к коменданту. — Со мной отправится только мой отряд.
— Как прикажете, миледи.
— Те двое детей и травница пока останутся с вами. Они знают, что делать, но надеюсь, им не придётся воспользоваться этими знаниями.
— Мы присмотрим за ними, обещаю вам, — серьезно кивнул комендант. — Могу я кое-что сказать вам, миледи?
— Разумеется.
— Я не спрашиваю у вас, что это было тогда под стенами. Не из сдержанности, а потому что боюсь услышать ответ. Да простят мою слабость все стихии, но есть вещи, которые пугают больше смерти. И все-таки, я должен задать один вопрос. Если подобное нападение повторится, — он тщательно подбирал слова, — и нам повезет меньше, то есть ли у нас шанс на победу в этой схватке?
— Шанс есть всегда, — Йорунн постаралась, чтобы голос ее звучал мягче, — но иногда отступление — лучший из вариантов.
— Что ж, я так и предполагал, — кивнул комендант. — Спасибо за честность.
На рассвете Йорунн в сопровождении крошечного отряда покинула Эльтре. Теперь ей предстояло отправиться на юг, преодолеть затяжной спуск с гор, пересечь пустошь, свернув на восток, пройти лесами вдоль границы Великой Степи и, наконец, выйти к краю безбрежного травяного моря. Йорунн спешила домой.
22. На пути к дому
— Что нового, Тапио? — поинтересовался Скиитле Воокон, глава семьи Арвов, у охотника из рода Мёри, что только-только прибыл в деревню из дозора. — Увидели хотя бы что-то?
— Нет, снова ничего, — развел руками темноволосый крепыш. — Может, потерялись они в глуши, сбились с пути? Или напал на них кто, ненароком и пришибить же могли. Мало ли пустошами злых людей шляется?
— Это вряд ли, — Скиитле задумчиво почесал бороду. — Господин Лонхат предупреждал, что эти не только не потеряются, но и сами кого угодно «пришибут». Оттого и вам велел вести себя почтительно, да на стрелы не лезть без дела. И все-таки уже пора бы им приехать, скоро уж две недели, как явиться должны были.
— Может, собрать людей да поискать подальше? Вдруг помощь нужна.
— Все бывает. Эх, ладно, ждём ещё три дня, не явятся сами — отправлю людей поискать. Все, иди отдыхай.
Скиитле уже месяц скучал в гостях у рода Вису, сманив в дорогу для разнообразия двоих спутников из Мёря и Ямит. «Сколько можно сидеть за стенами, прячась друг от друга, — рассуждал Воокон, — так и детей скоро меж собой женить станем на погибель роду. Нет, дурное это дело. Надо, чтобы один род узнавал остальные, учился договариваться, принимать чужие обычаи. Только вместе мы что-то сможем, а по отдельности сгинем, как вода, пролитая в песок».
Впрочем, тут начинались проблемы для самого Скиитле. По складу ума он был человеком непоседливым и любопытным, возможно именно потому у него так хорошо сложились отношения с Эйданом из королевства Хольда. А вот Вису — самый удаленный от Степи род, чьи владения выходили к пустым землям, были замкнутыми даже по меркам лесных жителей.
Скиитле изо всех сил старался не допустить непростительной оплошности, чтобы не оскорбить хозяев, но неуемная живость привычек все время играла с ним злые шутки. Откуда, к примеру, ему было знать, что нельзя разговаривать на улице после заката солнца с женщиной из Вису? Или, что явиться к завтраку без трёх оберегов на одежде — значит приманивать зло в дом? Последний раз вышел и вовсе неловким: Скиитле набрел в лесу недалеко от частокола на чистый родник, а поскольку день стоял душный и солнечный, решил освежиться холодной водой.
Освежился, как же. Только вот клюкой по темени. Оказывается, этот источник принадлежал местной колдунье, и осквернять его было строжайше запрещено. Воокону пришлось просить прощения у вздорной шумной женщины, напоминающий сморщенный на солнце гриб, а после извиняться перед всеми старейшинами Вису.
Калеви из рода Ямит ещё три дня посмеивался над старшим из рода Арвов, Тапио старательно молчал, но хитрую улыбку с лица стереть не мог.
— Ну удружил ты мне, господин всадник, — ругался себе под нос Скиитле. — Чтоб я ещё раз тебе поверил, что дело недолгое. Вернусь домой — сам в Гилон приеду и стребую извинений за эту прорву впустую потраченного времени.
Мрачные мысли его прервал громкий топот и крик — кто-то звал Воокона по имени, и этот кто-то спешил и сердился. «Ну что теперь не так?», — тоскливо подумал глава Арвов и направился в сторону шума.
— Едут! Видели их уже! Прямо к нам явятся через час! — радостно крикнул запыхавшийся малец.
«А может и не стребую, — настроение пошло вверх. — Везёт тебе, старый Лонхат. Видно, Отец лесов и впрямь бережёт тебя».
Гостей выбежали встречать едва ли не всем поселением. Женщины, дети, взрослые мужи, старейшие рода. Всем им было ужасно любопытно, что ж за люди такие пожаловали из-за гор, что туманным голубоватым маревом виднелись на самом краю горизонта. Детвора лезла вперед, во все глаза рассматривая приезжих, и только строгие окрики родителей вынуждали мелюзгу не соваться под самые копыта рослых, мощных коней.
Первой с лошади соскочила молодая женщина, скорее даже девушка, в черно-синей одежде, лишенной гербов и узоров, на поясе — длинный меч и кинжал. Ее короткие волосы, ещё и не покрытые ничем, были собраны сзади в небрежный хвост и перехвачены простым шнурком. В толпе послышалось возмущенное ворчание:
— Срам один! Что за бесстыдство — косы так обрезать? Людей бы постеснялась.
— Ты смотри, жёнка — а меч нацепила.
— Из чьей она семьи? Не вижу знаков.
— Молчи, глупая. Она не нашего рода, а знатная госпожа из-за гор, может у них принято так.
— И в мужской одежде принято?
— Так и степнячки тоже по-мужски одеваются. Не тебе, старая, их жизни учить. Да и куда с твоим умом поперед старейшины лезть?
А вот сопровождающие гостью воины вызвали слаженный тихий вздох одобрения: сильные, уверенные в себе, с богатым оружием, а кони — вообще загляденье. Как ни смешно было признавать, но одни и те же люди восхищались смелостью, независимостью и свободой, воплощенной в мужчинах, полностью отвергая те же качества в женщине.