— С каждым разом им будет даваться это все легче. Чем больше они получат сил, тем дольше смогут существовать тут.

Йорунн поднялась и в задумчивости прошлась по комнате.

— Скажи, — обратилась она к Лиду, — если переход уже открыт, то можно ли закрывать его так же, как на мосту-между-мирами?

— Возможно, но я не уверен. На мосту все сложнее и проще одновременно. Если миры очень разные, то связь между ними зыбкая и хрупкая, достаточно легкого касания, нужного слова, малой жертвы — и она рушится сама. Но мост иллюзорен, как и его творения. Он питается силой разума, а магия, вложенная в создание реальности, вернется обратно в великое ничто сразу же после закрытия перехода. Если стихийным магам под силу соединить наш мир и место обитания демонов, то сила, нужная для создания врат должна быть огромной. Что за жертва потребуется, чтобы разрушить эту связь? Я не знаю…

Йорунн замерла на месте, словно вспомнив нечто важное. В мыслях мелькнуло изображение, увиденное когда-то в величественном храме на мосту-между-мирами. Рисунок, высеченный на камне. Предсказание, созданное самой Тьмой. Она нахмурилась, остановив слова, едва не сорвавшиеся с губ.

— Снова жертва, опять выбор без выбора, — произнесла она в итоге, сдерживая негодование. — Сколько это будет продолжаться? Разве мало горя принесли нам амбиции Сабира? Хальвард прав. Пора положить этому конец. Сначала мы опрокинем Великого Хана, а потом заставим императора ответить за все, что он сотворил.

У ворот сияли факелы, на стенах теплились неяркие лампы, часовые мерно вышагивали по верхней галерее. Дозорные занимали свои места на площадках, вынесенных за стену и словно бы нависающих над безбрежным травяным морем. Свет факелов почти не добирался сюда, не мешал глазам привыкать к темноте, не отвлекал людей, неустанно высматривающих опасность, скрытую ночным мраком.

А жизнь в степи не замирала ни на минуту. Теплый сухой ветер раскачивал травы, стрекотали кузнечики и цикады, под корнями вспыхивали бледные огоньки светлячков, воздух полнился самыми разными звуками: шорохами, шелестом, тонким писком насекомых, едва слышной поступью мягких звериных лап.

На камне, нагретом за день, свернулась тугими кольцами змея. Ее спину украшал пестрый узор из серых, черных, светло-зеленоватых и ярко-оранжевых пятен, хорошо различимых даже в темноте. Она смотрела на мир немигающими желтыми глазами, мерно покачивая головой из стороны в сторону: поджидала добычу, безошибочно находя степных обитателей то ли чутьем, то ли слухом, то ли зрением.

Где-то скользнула меж валунов вертлявая ящерица — слишком быстрая, прыгнул и пропал среди травинок кузнечик — мелочь, не стоящая внимания, пронеслась в воздухе ночная птица — опасный противник, вооруженный острыми когтями и загнутым клювом. Внезапно змея замерла, уловив рядом едва слышное дыхание. Неосторожный длиннохвостый грызун вознамерился забраться на вершину ее камня и усердно сопел, цепляясь крохотными коготками за трещинки и сколы на серо-коричневой поверхности.

Змея подобралась, свила кольца плотнее и уже хотела рвануться вперед, распрямляя упругое тело, когда почувствовала невдалеке чужое присутствие. Желтые глазки мигнули и погасли, а уже в следующее мгновение пестрая извивающаяся лента скользнула в траву, не желая оставаться рядом с самым опасным хищником здешних мест.

Две человеческие тени скользнули мимо камня и растворились в темноте. Они спешили достигнуть городских стен до рассвета. Сегодня наступил указанный в послании час, и их уже ждут у маленькой неприметной дверцы в стороне от главных ворот. Они смогут войти в город и выполнить приказ Великого Хана, да будет слава его вечной!

***

— Ты! Да как ты посмел? Что ты наделал?

Яфаг схватил градоправителя за рубашку и встряхнул с такой силой, что Адой на миг забыл как дышать.

— Ты сказал мне, что прибудет вестник, что он просто передаст послание! Гонец с письмом, а не двое убийц, которых я впустил в город! Ты, да ты, ты…! Грязный предатель и клятвопреступник, вот кем ты являешься на самом деле!

У него не хватило слов, ярость и жгучий стыд вытеснили прочь все остальные чувства. Градоправитель вцепился своими тонкими сухими пальцами в запястья Яфага, пытаясь заставить того разжать руки. Без толку. Яфаг был моложе, сильнее, тренированнее.

— Если я таков на самом деле, — сдавленно прошипел Адой, — то и ты не многим лучше: отправил послание Талгату, а теперь указал путь его людям. Поздно скулить, как побитый пес. Будь мужчиной, отвечай за свои поступки!

Яфаг не сдержался и отвесил своему господину звонкую пощечину. Адой осел на пол, потирая горящее лицо.

— Я просто передал вести, исполнил твой приказ. Откуда мне было знать, что ты задумал? — в отчаянии выкрикнул невольный соучастник. — Одно дело — сказать Великому Хану, что выскочка из рода Хольда хочет идти на него войной, и совсем другое — связаться с убийцами. Ответь мне: они ведь пришли за Йорунн? Или ты отдашь им и жизнь конунга?

— Удачное совпадение: все наши проблемы решатся единым разом, не так ли? — Адой встал, пошатываясь отошел подальше и пристроился в широком кресле у очага. — Ты, конечно, можешь сейчас выйти отсюда и рассказать всему городу о моих планах. Уверен, тебя услышат. Слишком многие радуются, как дети, возвращению Лида, они захотят его спасти, о да. Как же иначе? — он презрительно скривился, — конунг — это символ, он идеален, безупречен, его власть священна. И плевать, что мир кругом изменился. Я же хочу, чтобы мы нашли себе новый путь, новое место, достойное народа Хольда. Без наследников Канита.

— Безумец! Я расскажу об этом прямо сейчас.

— Ступай-ступай, — осклабился Адой. — И не забудь добавить в рассказ немного о своей роли в этой истории. Ведь это ты, а не я, слал вести. Ты, а не я, открыл калитку. Ты не позвал часовых, не дал знать стражам о лазутчиках. Нет. Ты бросился сюда, ко мне, чтобы выторговать у своей совести оправдание содеянному. Так я скажу тебе — ты виновен и понесешь наказание вместе со мной. Попробуешь солгать — я расскажу все сам. Твое слово будет против моего, а я поклянусь всем, что есть в степи священного, что говорю правду.

Яфаг почувствовал, как земля под ногами качнулась и поплыла. Он закрыл лицо руками и застонал, а затем развернулся и с силой ударил кулаком по стене. Еще раз, и еще, и еще до тех пор, пока на костяшках пальцев не показалась кровь. Адой смотрел на него молча, чуть улыбаясь и поглаживая ноющую щеку — на коже уже проступили красные следы от удара.

— Я был готов подтолкнуть к пропасти Йорунн, хотел, чтобы она сама покинула степь, не выдержав насмешек и подозрений, — тихо прошептал Яфаг самому себе, но градоначальник все равно расслышал каждое слово. — Я бы не согласился никогда в жизни причинить вред Лиду. Я ведь тоже приносил ему клятву. Ему, а не его сестре.

— Избавь меня от вида своей слабости, — холодно бросил Адой. — Сделанного не воротишь, твоя жизнь накрепко привязана к моей. Погубишь меня — и сам умрешь. Что теперь сомневаться? Просто позволь судьбе самой решать, какую дорогу выбрать.

Яфаг застонал и схватился за волосы.

— Будь проклят тот день, когда я встретил тебя, когда впервые внял твоим речам! — выкрикнул он.

— Тебе надо остыть. Со временем еще спасибо скажешь, — теперь в тоне Адоя звучало неприкрытое презрение. — Ты трус и всегда был трусом, так и ступай, забейся поглубже в свою нору, пока другие сделают всю работу. Вон отсюда — и жди, когда я позволю тебе снова высунуть свой непомерно длинный нос на свежий воздух!

Оскорбление ударило не хуже плети. Яфаг вскинул голову и на какой-то миг подумал, что может с легкостью убить этого негодяя. Раздавить, как ядовитую змею, заползшую в дом. Он даже сделал шаг вперед — и натолкнулся на острый взгляд противника. Что-то особенное было в нем — уверенное, опасное, холодное — что заставило смутиться, усомниться в себе, отступить.

И Яфаг дрогнул, замер в нерешительности, а потом развернулся и вылетел из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.