В итоге вернувшийся с Той Стороны герцог Эверик покидал мои покои куда стремительнее, чем пытался в них попасть. В след ему летели запасные тапочки, щётки, пара подушечек и мой злой рык. Кто сказал, что маги жизни до такого “не опускаются”, тот просто не видел взбешённых волшебниц. У каждого есть чаша терпения и мою умудрились переполнить.

Не знаю, сколько ещё продолжалась вспышка моей ярости, во время которой единожды в жизни я не думала о последствиях, а просто действовала на эмоциях. Забавно, что даже в отцовском доме, где меня злили каждый день, удавалось сдерживаться, а тут всего один мужчина полностью лишил меня контроля, обнажая дурную наследственность.

Лишь когда моя нога запуталась в валяющемся на полу халате, тем самым заставив меня рухнуть на четвереньки, я перестала напоминать заключённый в четырех стенах торнадо. Вся ярость постепенно отступила, оставляя после себя неприятно чувство пустоты. А ещё стыда. Теперь горничным придётся убирать весь тот ужас, что я учинила. Самой мне вряд ли справиться с воцарившимся хаосом.

Чувствуя себя крайне отвратительно, я немного отдышалась, затем медленно села прямо там, где упала и, запрокинув голову, посмотрела в потолок. Он был таким же серым, как и новое будущее, что теперь маячило на горизонте.

Насколько бы герцог сейчас сладко не пел, рано или поздно ему станет плевать на мои желания. Не зря ведь он оказался готов сковать магией не только меня, но и себя – да, в этом моменте я поверила Дастину, что оказалось совсем ему не на руку. Раз он решил зайти так далеко, значит, ждёт, что его жертва окупится сполна.

Влюбился? Чушь! Подлый муж узнал мой секрет, прикинул всю выгоду от союза с магом жизни и решил расплатиться свободой ради сильной пары, которая в нынешних обстоятельствах ему ой как нужна.

Кстати, это что же получается? Наш магический контракт с короной теперь идёт… трещинами? А ведь и правда – почти во всех пунктах договора я значилась как вдова, Эвелин Эверик, а не как герцогиня Эвелин Рэйк Эверик. А раз мой муж не только жив, но и лично завершил нашу связь, то и титул по всем законам Магии теперь при мне. Вот император-то обрадуется.

Кривая усмешка коснулась моих губ, но тут же скисла.

Нашла над чем ликовать. Как только вся правда выплывет наружу, Хоулвилл… возьмут в осаду и попытаются упокоить моего мужа (а теперь вместе с ним и меня заодно) до того, как он заявится в Храм Всех Богов, где при свидетелях заявит о своём здравии. До этого он не более чем призрак.

А раз так, тогда возникает закономерный вопрос: какого демона Дастин вообще здесь столько времени прохлаждался? Уже мог бы спокойно пробраться в столицу, затаиться там, дождаться любого из народных празднеств и “воскреснуть” при необходимом количестве свидетелей. Это ведь самый простой и безопасный способ вернуть себе богатства, имя, а так же… утереть нос всем тем стервятникам, что накинулись на имущество Эвериков.

Неужели он…

– …хочет отомстить? – тихо и с содроганием спросила я у пустоты, придя к неутешительным выводам.

От одной мысли об этом у меня засосало под ложечкой. Если Дастин настроен именно на месть, тогда всё встаёт на свои места. Он явно ослаблен после произошедшего у Разлома – пламя вон после нашего резонанса довольно быстро опало. Значит ему нужно время, чтобы накопить силы, найти союзников, а ещё… создать крепость. И уединённые, проклятые земли, которых все и так боятся, для этого подойдут лучше всего.

– Я в ловушке. Мои земли станут полем боя, а моя сила залогом чужой победы, – прошептала, укрывая лицо ладонями, и уже не видя, как оба элементаля жмутся к моим ногам, пытаясь утешить.

Всю свою жизнь меня одолевал только один страх. Я всегда боялась быть использованной. Именно поэтому из кожи вон лезла, чтобы угодить матери, старалась быть лучшей в тёмном клане, чтобы позже встать в нём выше всех, и даже совестью поступилась ради отречения от опеки отца. И снова… всё впустую.

***

Дастин

Тучи сгущались. Это происходило не только в небе, тем самым грозясь омыть холодной влагой Хаул и его окрестности, но и в душе герцога Эверика.

Дастин не думал, что хоть когда-нибудь испытает подобные душевные терзания. Постоянно принимая взвешенные решения, всегда стараясь не идти на поводу у эмоций, герцог впервые оказался в такой ситуации. И он не знал, что с ней делать.

Считая ревность недозволительной слабостью, Дастин пренебрежительно относился к любым её проявлениям. Когда один из его столичных друзей устраивал сцены, стоило тому увидеть свою жену в компании других мужчин, герцог лишь качал головой и говорил о том, как это неподобающе. Теперь же лично оказавшись на месте, не иначе как, обезумевшего ревнивца Дастин… испытывал стыд. Стыд перед Эвелин.

Все действия герцога Эверика, все его слова ранили девушку. И этого он не мог себе простить. Ведь он знал, настолько остро Эва воспринимала тему брака, осознавал причины такого отношения и потому сначала хотел добиться сильных чувств с её стороны, а только после этого признаться во всём. Да, это было не совсем честно, но Дастин не раз слышал, что люди ради любви готовы на всё. Шанс сразу во всём признаться был упущен, и потому оставалось только надеяться на чувства. Лишь ради них человек мог перебороть свои фобии, а что у Эвелин они были сильны, Дастин не сомневался.

Кроме того глубоко в душе он оттягивал неприятный момент, не желая видеть страх в золотых глазах жены. Забавно, что он сам влюбился в Эву быстрее и куда сильнее, чем она в него. Это герцог Эверик тоже уже понял. И как бы ему не хотелось честно во всём признаться, пока для этого было рано – одного взгляда на Эвелин было достаточно, чтобы понять: она не поверит.

«Наверняка уже надумала себе лишнего», – удручённо размышлял Дастин, сидя в гостиной, которую облюбовал для работы. На небольшом столике лежали важные донесения, письма со сведеньями от кузена, настоящего Микаэля Рэйкера, но герцогу не было до них дела. Он ждал возвращения экономки, и та не заставила себя долго ждать.

Тамилла вернулась с подносом, где стояла чашка ароматного чая и блюдце с закусками. Внешний вид женщины, будто поддерживая настроение её хозяйки, был мрачнее обычного. Экономка и так предпочитала серые платья, но вот уже третий день она носила исключительно графитовые, почти чёрные наряды. Даже арселе на её голове, что удерживало короткие чёрные пряди от падения на бледное лицо, оказался лишён привычных бусин. Головной убор был сделан лишь из тёмно-серого бархата, без намека на вышивку или отделку.

Тамилла поставила перед Дастином поднос и, не дождавшись пока тот озвучить вертевшийся на языке вопрос, сама тихо сказала:

– Господин, нужно что-то делать. Госпожа Эвелин уже несколько дней не выходит из своих покоев.

– Она нормально питается? – мрачно спросил Дастин, понимая: теперь ему и глоток чая в горло не полезет. Не хватало, чтобы жена устроила голодовку. Насильно накормить её Дастин точно не сможет.

– Как птичка, – удручённо поведала экономка. Серые глаза со всей скорбью и толикой обвинения впились в герцога, и Тамилла добавила: – Прежнего аппетита у неё нет.

Вскочив с кресла, Дастин заметался по комнате, пытаясь понять, как лучше поступить. Экономка, прежде всегда старавшаяся подсказать хозяину решение, красноречиво молчала. В итоге самостоятельно определившись с тем, что он дал Эвелин достаточно времени, чтобы уложить всё в голове, герцог Эверик склонился к новой попытке разговора. Больше оттягивать было опасно.

Мысленно прикидывая, с чего стоит начать, и как правильнее будет действовать, Дастин направился к лестнице, буквально влетая на второй этаж, чтобы достаточно быстро оказаться у спальни жены. Вот только тут его ждала главная трудность. До этого герцог уже не раз срывался, желая снова поговорить с женой, но та буквально отгородилась, создавая на его пути настоящее препятствие.