— Вон оно что... Армия, значит. И большая?

— Хе, — осклабился солдатик. — Не так важно количество, как качество.

— Это вам офицеры так говорят?

— Так говорит наш капитан. А он не ошибается.

— Капитан, — глянул я на Ольгу. — Не Отец, не генералиссимус. Это подкупает. И сколько же бойцов в подчинении у вашего капитана? — вернулся я к беседе с представителем вооружённых сил.

— Я не знаю, сколько точно. Но очень скоро о нас услышат все вокруг.

— Большие планы, да?

— Наши, — чуть подался вперёд солдатик и зашептал тише обычного, — захватили кучу зо-оло-ота. Ага. Его хватит, чтобы подготовиться к войне.

— Ого! Прямо-таки и войне? С бронетехникой там, авиаударами и прочим?

— Полномасштабной, — просеял солдатик красной улыбкой.

— Видать, серьёзные вы ребята. Мы бы тоже непрочь к вам записаться. Как найти вашего капитана?

— В штабе он.

— Серьёзно?! Вот повезло так повезло. А штаб-то где?

— На базе, — чуть не прыснул со смеху солдатик.

— Чудесно! Ты только ориентиры нам подкинь, а мы уж базу эту отыщем. Улица там, может, знаешь какая, или ещё чего примечательного вспомнишь, а?

— Площадь Куйбышева, — нежданно-негаданно разродился солдатик координатами. — Штаб в театре.

— Ах ты ж мой ненаглядный! — чуть не ухватил я его за щёки, но вовремя одумался. — Последние два вопроса, и домой поедем. Против сотни бойцов и десятка брони сдюжите?

— Раз плюнуть.

— Золото в штабе?

— А где же ему ещё быть?

— Спасибо, — хлопнул я его по плечу, и челюсть снова выскочила из сустава. — Оля, он твой. А нам настала пора побеседовать с представителем противоборствующей стороны.

Многие считают меня тупым. Я это хорошо помню, но не могу назвать причину. Возможно, она кроется в специфике моей работы, ведь заказчики всегда считают себя самыми умными. Зуб даю, каждый раз, когда эти мрази выторговывают себе лишний золотой, удешевляя голову цели, они называют меня лохом и простофилей. И, возможно, они правы. Ведь будь я поумнее, не шароёбился бы по лесам, выполняя поручения, а сам бы заказывал неугодных, отжимал бы бизнес, собирал дань, и катался бы как сыр в масле. Да, только тупые марают собственные руки в крови и рискуют башкой ради не слишком-то и большого навара. Пора это менять. Тем более что скоро и средства появятся. Вон даже Ольга какой-то пароход купить задумала. Хм... Может, не такая уж и глупая идея. На пароходе много чего можно организовать — хоть кабак, хоть бордель, а то и всё разом. Наберу шлюх и тупых дуболомов, а сам буду указания раздавать, потягивая дорогое бухло на капитанском мостике. Чем не план на будущее? Да, пароход — это заебись.

— Так, дружище, — поставил я перед кормой трофейного броневика пустую бочку и сел на неё, — врать не буду, твоё положение говённое. Во-первый, у тебя связаны руки.

— Ты тоже заметил? — поднял брови Павлов, так, что они выползли из-под очков.

— Да. Во-вторых, поставленная тебе командованием задача полностью провалена.

— Удивительная наблюдательность.

— И, в-третьих, но не по важности, у тебя хуёвое чувство юмора.

— Что есть, то есть, — согласился лейтенант. — Мало практики. Но сейчас-то со мной мастер. Так что, поупражняемся в словесной пикировке, или уже перейдём к делу?

Ты гляди какой дерзкий. Общение со Станиславом никому не идёт на пользу.

— К делу, значит? Всё обдумал?

— Половину.

— Ну, так может и вторую обдумаешь?

— Я хочу половину золота.

— Повтори, — присоединилась к нашей беседе Оля, вытирая окровавленные руки о содранный с трупа нагрудный карман.

— Половину, — вкрадчиво повторил лейтенант. — Пятьдесят процентов. Одну вторую. Сто килограммов. Ну, как вам ещё объяснить...? Наблюдали когда-нибудь полулуние?

— Всё, ты допизделся, — вынула Ольга свой редко покидающий ножны клинок и, стремительно сблизившись с шутником, приставила острую сталь к его горлу.

— Так режь, — ощерился Павлов, изо всех сил стараясь подавить предательскую дрожь в губах. — Ну же, — сглотнул он, и режущая кромка заскрипела по щетине. — Нет? Странно. Я полагал, что ученица Кола не станет доставать нож, если не планирует им воспользоваться.

— Осторожно, дружище, — предостерёг я. — Нож у твоего горла в женской руке. Смотри, не переусердствуй с играми на эмоциях.

Похоже, мои слова возымели эффект. Ухмылка сползла с физиономии лейтенанта, и тон его стал не столь дерзким:

— Давайте смотреть правде в глаза, вы не справитесь без моей помощи. Нельзя вывезти два центнера золота из-под носа у этих ребят. Просто нельзя, без вариантов. Только представьте, как будет обидно возвращаться назад с пустыми руками.

— Ты себя недооцениваешь, — убрала Оля нож от лейтенантского горла и, послюнявив пальчик, вытерла кровь с пореза.

— Поясни, — не понял тот, или сделал вид, что не понял.

— Она хочет сказать, — взял я на себя роль толкователя, — что в случае неудачи с выуживанием нашего золота, мы продадим этим ребятам тебя. Не так дорого, как того хотелось бы, да, но с пустыми руками точно не уйдём.

— Да бросьте, — попытался Павлов изобразить смешок, но не вполне удачно. — Вы серьёзно? Я же просто полевой офицер. Меня штаб в планы не посвящает. Какой от меня прок?

— О, ты удивишься, как много полезного может вспомнить допрашиваемый при должном усердии дознавателя. Не знаю, насколько эти ребята квалифицированы, но, раз уж такое дело, я готов преподать им несколько ценных уроков.

— С чего вы взяли, что они вам поверят, что не решат, будто вы засланы Легионом? Да и вообще, как вы докажите свою причастность? Лично я буду всё отрицать. Мы обычные мародёры, решившие поживиться в Самаре, как и сотни таких же до нас.

— Обычные мародёры, знающие про Легион, про золото, про уничтоженный конвой, про беспилотник...

— Земля слухами полнится. К тому же вы... мы захватили языка, и он нам всё рассказал. А потом между нами случился разлад, и вы двое решили, что из имеющейся информации можно получить прибыль, выдав меня за оперативника Легиона. Под пытками я, может, в чём-то и сознаюсь, но под пытками каждый сознается в чём угодно. Цена таким признаниям — грош.

Я молча достал из кармана клочок бумаги с записанной частотой и продемонстрировал нашему находчивому лейтенанту.

— И что? — усмехнулся тот нервно. — Вы могли заранее договориться со своими подельниками. Вы заранее придумали этот спектакль. Вы...

Мы с Ольгой переглянулись, не сдерживая довольных улыбок.

— Ты получишь пять кило за свои услуги, — снова обратился я к Павлову, деморализованному неправдоподобностью собственной легенды. — Это хорошая цена. Более того, ты даже выполнишь поставленную задачу — передашь координаты золота и его похитителей. Ну, «ошибёшься» немного в оценке численности и боеспособности — с каждым бывает. Людям ведь свойственно ошибаться.

— Этого мало, — помотал лейтенант головой. — Два с половиной процента, да вы смеётесь.

— Пять на двести... Хорошо считает, сукин сын. И сколько же ты хочешь?

— Пятьдесят.

— Не в этой жизни, дружище. Могу, по доброте душевной, предложить десять. И то буквально от сердца отрываю.

— Ты хоть понимаешь, чего мне это стоит? — состроил Павлов обиженную физиономию. — Ты толкаешь меня на предательство, на преступление против долга.

— Долга? Сделай одолжение, просвети, кому это ты задолжал? Неужто Железному Легиону?

— Тебе не понять.

— Так уж и не понять? Я, между прочим, к долгам отношусь с большим уважением. Но тут особый случай. Мне кажется, ты перепутал дебет с кредитом. Ну, посуди сам, — слез я с бочки и подошёл ближе к лейтенанту, стараясь придать своей речи максимум проникновенности, — ты преданно служил Легиону... Сколько? Лет десять, а то и больше. Хорошо служил. Посмотри на него! — призвал я Ольгу в качестве свидетеля. — Весь в крови, говне и тине, но не унывает, думает о выполнении поставленной командованием задачи. А собой как хорош! Мускулист, подтянут, трезв — образцовый солдат! И что в итоге? Что в итоге, лейтенант? Что принесла тебе твоя служба? Что у тебя есть, чем отплатил тебе Легион? Три комплекта ХБ, паёк и доступ в арсенал? У тебя третий десяток на исходе, а ты не жил нихуя. Тебя вырастили, выдрессировали и пользовали. Ты полагаешь, что обязан Легиону, а по факту это Легион обязан тебе. Он тебе должен. Но Легион никогда не расплатится. Он будет платить наёмникам, шпионам и продажным чинушам, но не тебе. А знаешь почему? Потому, что для Легиона ты собственность. Ты для него вещь, инструмент, расходник. Сдохнешь — вычеркнут из реестра. Вот ты говоришь, мол, не понять Колу, дескать, куда этому ублюдку до высоких материй. Думаешь, мне никто никогда не втюхивал эту х**ню про долг? Поверь, не было на моём жизненном пути ни одной прямоходящей особи, которая не попыталась бы привить мне мысль о том, как я ей обязан по гроб жизни, если хотя бы чаем угостила. Ма-ни-пу-ля-то-ры. Я-то ещё пацаном просёк, что вся это поебень яйца выеденного не стоит. Нарисовался на горизонте очередной «покровитель»? Подыграй, пользуйся на всю катушку, выдаивай досуха и хорони. Потому что кто-то из вас двоих должен будет сделать это первым, такова жизнь. Уясни себе одно, лейтенант — всем на тебя насрать. Всё, что есть у тебя — это ты сам. Жизнь даётся лишь раз. Если уж и рисковать ею, то не ради каких-то уродов, а ради себя. Только ради себя, лейтенант.